Некоторые из меньшей братии достают из карманов вяленую воблу и хотят есть, но судебный пристав
кричит на них: «Господа! здесь вонять не дозволяется! кто хочет есть воблу, пусть идет на крыльцо: в свое время я дам звонок!»
Неточные совпадения
— Воняет! шабаш! — вдруг
крикнул Глумов, но
на этот раз уже таким громовым голосом, что Очищенный инстинктивно вытянул вперед шею, как бы готовясь к принятию удара.
— Как вам сказать… Намеднись, как ездил к зулусам, одних прогонов
на сто тысяч верст, взад и вперед, получил.
На осьмнадцать лошадей по три копейки
на каждую — сочтите, сколько денег-то будет?
На станциях между тем ямщики и прогонов не хотят получать, а только"ура"
кричат… А потом еще суточные по положению, да подъемные, да к родственникам по дороге заехать…
— За что я страдаю? я-то за что страдаю? —
кричал он до тех пор, покуда Глумов не схватил его в охапку и не вынес
на лестницу.
Но Глумов, вместо того чтоб ответить
на мое восклицание, в свою очередь встревоженно
крикнул...
И оба вдруг, точно наступив друг другу
на мозоли, вскочили, отворили окно и
крикнули...
На его счастье, жила в этом городе колдунья, которая
на кофейной гуще будущее отгадывала, а между прочим умела и"рассуждение"отнимать. Побежал он к ней,
кричит: отымай! Видит колдунья, что дело к спеху, живым манером сыскала у него в голове дырку и подняла клапанчик. Вдруг что-то из дырки свистнуло… шабаш! Остался наш парень без рассуждения…
Нас обыскали, но когда ничего, кроме ношебного платья, не нашли, то
на нас не
кричали: врешь, подавай! — как будто бы мы могли, по произволению, тут же родить тюки с прокламациями.
Всю остальную дорогу мы шли уже с связанными руками, так как население, по мере приближения к городу, становилось гуще, и урядник, ввиду народного возбуждения, не смел уже допустить никаких послаблений. Везде
на нас стекались смотреть; везде при нашем появлении
кричали: сицилистов ведут! а в одной деревне даже хотели нас судить народным судом, то есть утопить в пруде…
— Живо у меня! — весело
крикнул на нее старик и подошел к Левину. — Что, сударь, к Николаю Ивановичу Свияжскому едете? Тоже к нам заезжают, — словоохотно начал он, облокачиваясь на перила крыльца.
— Да нужно знать наконец пределы. У меня и без того много хлопот около своих имений. Притом у нас дворяне и без того уже
кричат на меня, будто я, пользуясь крайностями и разоренными их положеньями, скупаю земли за бесценок. Это мне уж наконец надоело.
— Пошли-и-и! —
крикнула на него Катерина Ивановна; он послушался окрика и замолчал. Робким, тоскливым взглядом отыскивал он ее глазами; она опять воротилась к нему и стала у изголовья. Он несколько успокоился, но ненадолго. Скоро глаза его остановились на маленькой Лидочке (его любимице), дрожавшей в углу, как в припадке, и смотревшей на него своими удивленными детски пристальными глазами.
— Ну — куда, куда ты пойдешь? — говорила Анфимьевна, почему-то басом, но Любаша, стукнув по столу кулачком, похожим на булку «розан»,
крикнула на нее:
Неточные совпадения
Разговаривает все
на тонкой деликатности, что разве только дворянству уступит; пойдешь
на Щукин — купцы тебе
кричат: «Почтенный!»;
на перевозе в лодке с чиновником сядешь; компании захотел — ступай в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит, что всякая звезда значит
на небе, так вот как
на ладони все видишь.
Бобчинский (перебивая).Марья Антоновна, имею честь поздравить! Дай бог вам всякого богатства, червонцев и сынка-с этакого маленького, вон энтакого-с (показывает рукою), чтоб можно было
на ладонку посадить, да-с! Все будет мальчишка
кричать: уа! уа! уа!
«Орудуй, Клим!» По-питерски // Клим дело оборудовал: // По блюдцу деревянному // Дал дяде и племяннице. // Поставил их рядком, // А сам вскочил
на бревнышко // И громко
крикнул: «Слушайте!» // (Служивый не выдерживал // И часто в речь крестьянина // Вставлял словечко меткое // И в ложечки стучал.)
— // Оторопелым странникам //
Кричит он
на бегу.
— //
Кричит разбитый
на ноги // Дворовый человек.