Неточные совпадения
И на деньги были чивы, за все платили без торга; принесут им лукошко ягод или грибов,
спросят двугривенный — слова не скажут, отдадут, точно двугривенный и не деньги.
Между прочим, и по моему поводу, на вопрос матушки, что у нее родится, сын или дочь, он запел петухом и сказал: «Петушок, петушок, востёр ноготок!» А когда его
спросили, скоро ли совершатся роды, то он начал черпать ложечкой мед — дело было за чаем, который он пил с медом, потому что сахар скоромный — и, остановившись на седьмой ложке, молвил: «Вот теперь в самый раз!» «Так по его и случилось: как раз на седьмой день маменька распросталась», — рассказывала мне впоследствии Ульяна Ивановна.
— Я и то
спрашивал: что, мол, кому и как? Смеется, каналья: «Все, говорит, вам, Степан Васильич! Ни братцам, ни сестрицам ничего — все вам!»
— И куда такая пропасть выходит говядины? Покупаешь-покупаешь, а как ни
спросишь — все нет да нет… Делать нечего, курицу зарежь… Или лучше вот что: щец с солониной свари, а курица-то пускай походит… Да за говядиной в Мялово сегодня же пошлите, чтобы пуда два… Ты смотри у меня, старый хрыч. Говядинка-то нынче кусается… четыре рублика (ассигнациями) за пуд… Поберегай, не швыряй зря. Ну, горячее готово; на холодное что?
— Что? Как оказалось? Липка тяжела? —
спрашивает барыня.
Намеднись
спрашиваю Степку: рад будешь, Степка, ежели я умру?..
— А вот Катькина изба, — отзывается Любочка, — я вчера ее из-за садовой решетки видела, с сенокоса идет: черная, худая. «Что, Катька,
спрашиваю: сладко за мужиком жить?» — «Ничего, говорит, буду-таки за вашу маменьку Бога молить. По смерть ласки ее не забуду!»
— Что, кончили в Шилове? —
спрашивает Анна Павловна.
— Ещё что-нибудь есть? — встревоженно
спрашивает барыня.
В конце урока он задавал две-три странички из Ветхого завета, два-три параграфа из краткой русской грамматики и, по приезде через день, «
спрашивал» заданное.
Матушка волнуется, потому что в престольный праздник она чувствует себя бессильною. Сряду три дня идет по деревням гульба, в которой принимает деятельное участие сам староста Федот. Он не является по вечерам за приказаниями, хотя матушка машинально всякий день
спрашивает, пришел ли Федотка-пьяница, и всякий раз получает один и тот же ответ, что староста «не годится». А между тем овсы еще наполовину не сжатые в поле стоят, того гляди, сыпаться начнут, сенокос тоже не весь убран…
Однако ж, когда отсчитано было еще несколько ударов, он одумался и
спросил: «Сколько?»
Вообще это был необыкновенно деятельный и увертливый человек, проникший в самую глубь кляузы, ни в чем не сомневавшийся и никакого вопроса не оставлявший без немедленного ответа.
Спросит, бывало, матушка...
Поэтому мне не раз случалось слышать, как матушка, едва вставши с постели, уже
спрашивала Агашу...
— Кажется! тебе все «кажется»! Нет чтобы посмотреть! Поди в контору,
спроси, не видал ли кто?
Я как сейчас его перед собой вижу. Высокий, прямой, с опрокинутой назад головой, в старой поярковой шляпе грешневиком, с клюкою в руках, выступает он, бывало, твердой и сановитой походкой из ворот, выходивших на площадь, по направлению к конторе, и вся его фигура сияет честностью и сразу внушает доверие. Встретившись со мной, он возьмет меня за руку и
спросит ласково...
— Она-то не смыслит! да вы ее о чем угодно
спросите, она на все ответ даст! И обед заказать, и по саду распорядиться… вот она у меня какова!
Постучится в окно к какому-нибудь куму — у всего города он детей крестил, —
спросит: «Самовар на столе?» — «Готов, сударь».
— Вы
спросите, кому здесь не хорошо-то? Корм здесь вольный, раза четыре в день едят. А захочешь еще поесть — ешь, сделай милость! Опять и свобода дана. Я еще когда встал; и лошадей успел убрать, и в город с Акимом, здешним кучером, сходил, все закоулки обегал. Большой здесь город, народу на базаре, барок на реке — страсть! Аким-то, признаться, мне рюмочку в трактире поднес, потому у тетеньки насчет этого строго.
Послать
спросить совестно: осудят; скажут: вот беспокойная старуха, дочери повеселиться не даст.
— Барыня! вас мужчина в девичьей
спрашивает.
— Пропасти на вас, бестолковых, нет! Ступай,
спроси: кто? зачем?
— А зачем бы ты сюда пожаловал, позволь тебя
спросить? Есть у тебя своя деревнюшка, и жил бы в ней с матерью со своей!
— Решил! он решил!.. ах ты, распостылый! — крикнула матушка, вся дрожа от волнения, и, закусив губу, подошла близко к Федосу. — Ты
спроси прежде, как дядя с теткой решат… Он решил! Ступай с моих глаз долой, жди в девичьей, пока я надумаю, как с тобой поступить!
— Что ж так-то сидеть! Я всю дорогу шел, работал. День или два идешь, а потом остановишься,
спросишь, нет ли работы где. Где попашешь, где покосишь, пожнешь. С недельку на одном месте поработаешь, меня в это время кормят и на дорогу хлебца дадут, а иной раз и гривенничек. И опять в два-три дня я свободно верст пятьдесят уйду. Да я, тетенька, и другую работу делать могу: и лапоть сплету, и игрушку для детей из дерева вырежу, и на охоту схожу, дичинки добуду.
Надо сказать, что она, тотчас после приезда Федоса, написала к белебеевскому предводителю дворянства письмо, в котором
спрашивала, действительно ли им был выдан вид Федосу Половникову; но прошло уже более полутора месяцев, а ответа получено не было. Молчание это служило источником великих тревог, которые при всяком случае возобновлялись.
Замечательно, что среди общих симпатий, которые стяжал к себе Половников, один отец относился к нему не только равнодушно, но почти гадливо. Случайно встречаясь с ним, Федос обыкновенно подходил к нему «к ручке», но отец проворно прятал руки за спину и холодно произносил: «Ну, будь здоров! проходи, проходи!» Заочно он называл его не иначе как «кобылятником», уверял, что он поганый, потому что сырое кобылье мясо жрет, и нетерпеливо
спрашивал матушку...
— Что? как у нас? все благополучно? —
спросила матушка.
— Почем пара окуней? —
спрашивает дедушка.
— Ты бы сбегала, у повара
спросила?
— И
спрашивать нечего. Так это вы…
— А Спассков целых три, — прибавляет дедушка, — на экзамене, поди,
спросят, так надо знать. А ну-тко, Григорий, прочти: «И в Духа Святаго..»
— Ну, нет! я и не притронулась. Да, чтоб не забыть; меня, маменька, вчера Обрящин
спрашивал, можно ли ему к нам приехать? Я… позволила.
— Барышня
спрашивают, какую им ленту надеть?
— Барышня
спрашивают, надеть ли локоны или гладко причесаться?
— Барышня
спрашивают, для большого или малого декольте им шею мыть?
— Узнавал, будут ли певчие? —
спрашивает отец.
Отец вылезает у подъезда из возка, крестится на церковь и
спрашивает, были ли службы на первой неделе. Матушка тоже крестится и произносит...
— Что новенького? — нетерпеливо
спрашивает матушка.
— Что вы, сударыня! при такой должности да капитала не иметь! Все продовольствие: и мука, и крупа, и горох, окромя всего прочего, все в ихних руках состоит! Известно, они и насчет капитала опаску имеют. Узнают,
спросят, где взял, чем нажил? — и службы, храни Бог, решат…
— Ну, это уж что!.. А вот что, братец, я хотела
спросить. Выгодно это, деньги под залоги давать?
— Хочу я вас
спросить, сударыня, — обращается он к сестрице, — в зале я фортепьяно видел — это вы изволите музыкой заниматься?
Напротив, все скажут: «Хорошо сделали, что вовремя спохватились!» Я и в монастырь упрячу, ни у кого позволенья не
спрошу!
— Ах, да! давно хочу я тебя
спросить, где у тебя брильянты? — начинает матушка, как будто ей только сейчас этот вопрос взбрел на ум.
Более с отцом не считают нужным объясняться. Впрочем, он, по-видимому, только для проформы
спросил, а в сущности, его лишь в слабой степени интересует происходящее. Он раз навсегда сказал себе, что в доме царствует невежество и что этого порядка вещей никакие силы небесные изменить не могут, и потому заботится лишь о том, чтоб домашняя сутолока как можно менее затрогивала его лично.
— И я, признаться, этих тихонь недолюбливаю, — обыкновенно отзывался на эти сетования отец, — тихи-тихи, а что у них на уме — не угадаешь. Строже с них
спрашивать надо!
— Как же ты
спросишь, коли у него в порядке все, привязаться не к чему!
— Нет, ты не увертывайся. Я тебя к святым не приравниваю, а
спрашиваю: должна ли ты приказание госпожи выполнить или нет?
— За что же тебя Бог наказал? —
спрашивает странник.
Слышу,
спрашивает: «Пришел?» — Пришел!