— И куда такая пропасть выходит говядины? Покупаешь-покупаешь, а как ни спросишь — все нет да нет… Делать нечего, курицу зарежь… Или лучше вот что: щец с солониной свари, а курица-то пускай походит… Да за говядиной в Мялово сегодня же пошлите, чтобы пуда два… Ты
смотри у меня, старый хрыч. Говядинка-то нынче кусается… четыре рублика (ассигнациями) за пуд… Поберегай, не швыряй зря. Ну, горячее готово; на холодное что?
— Ну, теперь пойдут сряду три дня дебоширствовать! того и гляди, деревню сожгут! И зачем только эти праздники сделаны! Ты
смотри у меня! чтоб во дворе было спокойно! по очереди «гулять» отпускай: сперва одну очередь, потом другую, а наконец и остальных. Будет с них и по одному дню… налопаются винища! Да девки чтоб отнюдь пьяные не возвращались!
— Ладно, после с тобой справлюсь. Посмотрю, что от тебя дальше будет, — говорит она и, уходя, обращается к сестрицыной горничной: — Сашка!
смотри у меня! ежели ты записочки будешь переносить или другое что, я тебя… Не посмотрю, что ты кузнечиха (то есть обучавшаяся в модном магазине на Кузнецком мосту), — в вологодскую деревню за самого что ни на есть бедного мужика замуж отдам!
Неточные совпадения
— То-то сыт! а губы зачем надул?
смотри ты
у меня!
я ведь насквозь тебя, тихоня, вижу!
— Что
смотришь! скажись мертвым — только и всего! — повторила она. — Ублаготворим полицейских, устроим с пустым гробом похороны — вот и будешь потихоньку жить да поживать
у себя в Щучьей-Заводи. А
я здесь хозяйничать буду.
— Матушка прошлой весной померла, а отец еще до нее помер. Матушкину деревню за долги продали, а после отца только ружье осталось. Ни кола
у меня, ни двора. Вот и надумал
я: пойду к родным, да и на людей
посмотреть захотелось. И матушка, умирая, говорила: «Ступай, Федос, в Малиновец, к брату Василию Порфирьичу — он тебя не оставит».
— То-то «ничего»! ты
у меня смотри! Ты первый будешь в ответе, ежели что случится!
—
Посмотрю я на вас — настоящая
у вас каторга! И первую неделю поста отдохнуть не дадут.
— Ах, что-то будет! что-то будет? выдержишь ли ты? — обращалась матушка снова ко
мне, —
смотри ты
у меня, не осрамись!
— Мала птичка, да ноготок востер.
У меня до француза в Москве целая усадьба на Полянке была, и дом каменный, и сад, и заведения всякие, ягоды, фрукты, все свое. Только птичьего молока не было. А воротился из Юрьева,
смотрю — одни закопченные стены стоят. Так, ни за нюх табаку спалили. Вот он, пакостник, что наделал!
— А вот
я его ужо!
Смотрите! ишь, мерзавец, шляется! Именно не идет, а шляется! Батюшки! да, никак, он на гармонии играет! Бегите, бегите, отнимите
у него гармонию!
— Ну, так
я и знала! То-то
я вчера
смотрю, словно
у него дыра во рту… Вот и еще испытание Царь Небесный за грехи посылает! Ну, что ж! Коли в зачет не примут, так без зачета отдам!
— Пришла прощенья
у тебя выпросить. Хоть и не своей волей
я за тебя замуж иду, а все-таки кабы не грех мой, ты бы по своей воле невесту за себя взял, на людей
смотреть не стыдился бы.
— Будет; устал. Скажите на псарной, что зайду позавтракавши, а если дела задержат, так завтра в это же время. А ты
у меня, Артемий,
смотри! пуще глаза «Модницу» береги! Ежели что случится — ты в ответе!
— А ты привыкай! Дуй себе да дуй! На
меня смотри: слыхал разве когда-нибудь, чтоб
я на беду пожаловался? А
у меня одних делов столько, что в сутки не переделаешь. Вот это так беда!
— За пакостные дела — больше не за что. За хорошие дела не вызовут, потому незачем. Вот, например,
я: сижу смирно, свое дело делаю — зачем
меня вызывать! Курица
мне в суп понадобилась, молока горшок, яйца —
я за все деньги плачу. Об чем со
мной разговаривать! чего на
меня смотреть! Лицо
у меня чистое, без отметин — ничего на нем не прочтешь. А
у тебя на лице узоры написаны.
— Не об том
я. Не нравится
мне, что она все одна да одна, живет с срамной матерью да хиреет.
Посмотри, на что она похожа стала! Бледная, худая да хилая, все на грудь жалуется. Боюсь
я, что и
у ней та же болезнь, что
у покойного отца.
У Бога милостей много. Мужа отнял,
меня разума лишил — пожалуй, и дочку к себе возьмет. Живи, скажет, подлая, одна в кромешном аду!
— Хорошо, похлопочу. Только ты смотри,
смотри у меня! Ну, ну, не оправдывайся… Бог с тобой, Бог с тобой!.. Только вперед смотри, а то, ей-богу, Митя, несдобровать тебе, — ей-богу, пропадешь. Не все же мне тебя на плечах выносить… я и сам человек не властный. Ну, ступай теперь с Богом.
Неточные совпадения
Городничий.
Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот
посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть
у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы
мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Хлестаков. Да что?
мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)
Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а
меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще!
смотри ты какой!..
Я заплачу, заплачу деньги, но
у меня теперь нет.
Я потому и сижу здесь, что
у меня нет ни копейки.
Бобчинский. Ничего, ничего,
я так: петушком, петушком побегу за дрожками.
Мне бы только немножко в щелочку-та, в дверь этак
посмотреть, как
у него эти поступки…
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они
мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько
у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты
мне теперь!
Посмотрим, кто кого!
Да
смотри: ты! ты!
я знаю тебя: ты там кумаешься да крадешь в ботфорты серебряные ложечки, —
смотри,
у меня ухо востро!..