Неточные совпадения
Но расчет
на богатое приданое не оправдался: по купеческому обыкновению, его обманули, а он, в
свою очередь, выказал при этом непростительную слабость характера. Напрасно сестры уговаривали его не ехать в церковь для венчания, покуда не отдадут договоренной суммы полностью; он доверился льстивым обещаниям и обвенчался. Вышел так называемый неравный брак, который впоследствии сделался источником бесконечных укоров и семейных сцен самого грубого свойства.
Ибо хотя старая злоба дня и исчезла, но некоторые признаки убеждают, что, издыхая, она отравила
своим ядом новую злобу дня и что, несмотря
на изменившиеся формы общественных отношений, сущность их остается нетронутою.
Были там пруды с каскадами, гротами и чугунными мостами, были беседки с гипсовыми статуями, был конский завод с манежем и обширным обгороженным кругом,
на котором происходили скачки и бега, был
свой театр, оркестр, певчие.
Жила она в собственном ветхом домике
на краю города, одиноко, и питалась плодами
своей профессии. Был у нее и муж, но в то время, как я зазнал ее, он уж лет десять как пропадал без вести. Впрочем, кажется, она знала, что он куда-то услан, и по этому случаю в каждый большой праздник возила в тюрьму калачи.
И добрая женщина не только не попомнила зла, но когда, по приезде в Москву, был призван ученый акушер и явился «с щипцами, ножами и долотами», то Ульяна Ивановна просто не допустила его до роженицы и с помощью мыльца в девятый раз вызволила
свою пациентку и поставила
на ноги.
— Малиновец-то ведь золотое дно, даром что в нем только триста шестьдесят одна душа! — претендовал брат Степан, самый постылый из всех, — в прошлом году одного хлеба
на десять тысяч продали, да пустоша в кортому отдавали, да масло, да яйца, да тальки. Лесу-то сколько, лесу! Там онадаст или не даст, а тут
свое, законное.Нельзя из родового законной части не выделить. Вон Заболотье — и велика Федора, да дура — что в нем!
— Сегодня брат
на брата работают.
Своих, которые
на барщине, не трогать, а которые
на себя сенокосничают — пусть уж не прогневаются. Зачем беглых разводят!
Затем письмо складывается
на манер узелка и в
свое время отправляется по назначению, незапечатанное.
Несмотря, однако ж,
на негодование, которое возбуждает в ней Васька
своим поведением, она не без интереса смотрит
на игру, которую кот заводит с изловленной птицей.
Он несет
свою жертву в зубах
на край дороги и выпускает ее изо рта.
Осталась дома третья группа или, собственно говоря, двое одиночек: я да младший брат Николай, который был совсем еще мал и
на которого матушка, с отъездом Гриши, перенесла всю
свою нежность.
Не говоря об отце, который продолжал вести
свою обычную замкнутую жизнь, даже матушка как-то угомонилась с отъездом детей и, затворившись в спальне, или щелкала
на счетах и писала, или раскладывала гранпасьянс.
Целый час я проработал таким образом, стараясь утвердить пальцы и вывести хоть что-нибудь похожее
на палку, изображенную в лежавшей передо мною прописи; но пальцы от чрезмерных усилий все меньше и меньше овладевали пером. Наконец матушка вышла из
своего убежища, взглянула
на мою работу и, сверх ожидания, не рассердилась, а только сказала...
Отец Василий был доволен
своим приходом: он получал с него до пятисот рублей в год и, кроме того, обработывал
свою часть церковной земли.
На эти средства в то время можно было прожить хорошо, тем больше, что у него было всего двое детей-сыновей, из которых старший уже кончал курс в семинарии. Но были в уезде и лучшие приходы, и он не без зависти указывал мне
на них.
— Что помещики! помещики-помещики, а какой в них прок? Твоя маменька и богатая, а много ли она
на попа расщедрится. За всенощную двугривенный, а не то и весь пятиалтынный. А поп между тем отягощается, часа полтора
на ногах стоит. Придет усталый с работы, — целый день либо пахал, либо косил, а тут опять полтора часа стой да пой! Нет, я от
своих помещиков подальше. Первое дело, прибыток от них пустой, а во-вторых, он же тебя жеребцом или шалыганом обозвать норовит.
Отец Василий надеялся
на меня и, нужно сказать правду, не ошибался в
своих ожиданиях.
Ради говельщиков-крестьян (господа и вся дворня говели
на страстной неделе, а отец с тетками, сверх того,
на первой и
на четвертой), в церкви каждый день совершались службы, а это, в
свою очередь, тоже напоминало ежели не о покаянии, то о сдержанности.
Одни резвятся смело и искренно, как бы сознавая
свое право
на резвость; другие — резвятся робко, урывками, как будто возможность резвиться составляет для них нечто вроде милости; третьи, наконец, угрюмо прячутся в сторону и издали наблюдают за играми сверстников, так что даже когда их случайно заставляютрезвиться, то они делают это вяло и неумело.
Система представляет собой плод временного общественного настроения и
на все живущее накладывает
свою тяжелую руку.
Пускай он, хоть не понимаючи, скажет: «Ах, папаша! как бы мне хотелось быть прокурором, как дядя Коля!», или: «Ах, мамаша! когда я сделаюсь большой, у меня непременно будут
на плечах такие же густые эполеты, как у дяди Паши, и такие же душистые усы!» Эти наивные пожелания наверное возымеют
свое действие
на родительские решения.
Гораздо более злостными оказываются последствия, которые влечет за собой «система». В этом случае детская жизнь подтачивается в самом корне, подтачивается безвозвратно и неисправимо, потому что
на помощь системе являются мастера
своего дела — педагоги, которые служат ей не только за страх, но и за совесть.
Спрашивается: что могут дети противопоставить этим попыткам искалечить их жизнь? Увы! подавленные игом фатализма, они не только не дают никакого отпора, но сами идут навстречу
своему злополучию и безропотно принимают удары, сыплющиеся
на них со всех сторон. Бедные, злосчастные дети!
Во-вторых, с минуты
на минуту ждут тетенек-сестриц (прислуга называет их «барышнями»), которые накануне преображеньева дня приезжают в Малиновец и с этих пор гостят в нем всю зиму, вплоть до конца апреля, когда возвращаются в
свое собственное гнездо «Уголок», в тридцати пяти верстах от нашей усадьбы.
Комната тетенек, так называемая боковушка, об одно окно, узкая и длинная, как коридор. Даже летом в ней царствует постоянный полумрак. По обеим сторонам окна поставлены киоты с образами и висящими перед ними лампадами. Несколько поодаль, у стены, стоят две кровати, друг к другу изголовьями; еще поодаль — большая изразцовая печка; за печкой,
на пространстве полутора аршин, у самой двери, ютится Аннушка с
своим сундуком, войлоком для спанья и затрапезной, плоской, как блин, и отливающей глянцем подушкой.
Через несколько минут тетеньки-сестрицы уже вступают во владение
своим помещением и сейчас же запирают дверь
на крючок. Им нужно отдохнуть с полчаса, чтобы потом, прибравшись и прибодрившись, идти навстречу образам.
Вечером матушка сидит, запершись в
своей комнате. С села доносится до нее густой гул, и она боится выйти, зная, что не в силах будет поручиться за себя. Отпущенные
на праздник девушки постепенно возвращаются домой… веселые. Но их сейчас же убирают по чуланам и укладывают спать. Матушка чутьем угадывает эту процедуру, и ой-ой как колотится у нее в груди всевластное помещичье сердце!
— Пускай живут! Отведу им наверху боковушку — там и будут зиму зимовать, — ответила матушка. — Только чур, ни в какие распоряжения не вмешиваться, а с мая месяца чтоб
на все лето отправлялись в
свой «Уголок». Не хочу я их видеть летом — мешают. Прыгают, егозят, в хозяйстве ничего не смыслят. А я хочу, чтоб у нас все в порядке было. Что мы получали, покуда сестрицы твои хозяйничали? грош медный! А я хочу…
Обыкновенно, мы делали привал
на постоялом дворе, стоявшем
на берегу реки Вопли, наискосок от Овсецова; но матушка, с
своей обычной расчетливостью, решила, что, чем изъяниться
на постоялом дворе, [О том, как велик был этот изъян, можно судить по следующему расчету: пуд сена лошадям (овес был
свой) — 20 коп., завтрак кучеру и лакею — 30 коп.; самовар и кринка молока — 30 коп.
Действительность, представившаяся моим глазам, была поистине ужасна. Я с детства привык к грубым формам помещичьего произвола, который выражался в нашем доме в форме сквернословия, пощечин, зуботычин и т. д., привык до того, что они почти не трогали меня. Но до истязания у нас не доходило. Тут же я увидал картину такого возмутительного свойства, что
на минуту остановился как вкопанный, не веря глазам
своим.
Старик, в
свою очередь, замахнулся
на меня, и кто знает, что бы тут произошло, если бы Алемпий не вступился за меня.
Дальнейший разговор свернул
на хозяйственные темы, которые, вероятно, служили ему содержанием и тогда, когда я
своим неожиданным появлением прервал его.
Имение мужа выгоднее, потому что там люди поголовно поверстаны в дворовые, работают
на барщине ежедневно, а она
своих крестьян не успела в дворовые перечислить, предводитель попрепятствовал, пригрозил дело завести.
С сыном он жил не в ладах и помогал ему очень скупо. С
своей стороны, и сын отвечал ему полной холодностью и в особенности точил зубы
на Улиту.
Разумеется, смирилась наружно, запечатлевая в
своей памяти всякую нанесенную обиду и смутно
на что-то надеясь.
Николай Абрамыч тотчас же взял отпуск и, как ураган, налетел
на Щучью-Заводь, в сопровождении
своего наперсника, денщика Семена. Выскочив из брички, он приказал встретившей его
на крыльце Улите подать самовар и тотчас же распорядился, чтоб созвали людей.
— Ну, до трехсот далеконько. А впрочем, будет с нее
на нынешний день! У нас в полку так велось: как скоро солдатик не выдержит положенное число палок — в больницу его
на поправку. Там подправят, спину заживят, и опять в манеж… покуда
свою порцию сполна не получит!
Там, несмотря
на то, что последняя губернская инстанция решила ограничиться внушением Савельцеву быть впредь в поступках
своих осмотрительнее, взглянули
на дело иначе.
Целую ночь Савельцев совещался с женою, обдумывая, как ему поступить. Перспектива солдатства, как зияющая бездна, наводила
на него панический ужас. Он слишком живо помнил солдатскую жизнь и
свои собственные подвиги над солдатиками — и дрожал как лист при этих воспоминаниях.
Однажды вздумала она погонять мужа
на корде, но, во-первых, полуразрушенный человек уже в самом начале наказания оказался неспособным получить
свою порцию сполна, а, во-вторых,
на другой день он исчез.
Наконец пришла и желанная смерть. Для обеих сторон она была вожделенным разрешением. Савельцев с месяц лежал
на печи, томимый неизвестным недугом и не получая врачебной помощи, так как Анфиса Порфирьевна наотрез отказала позвать лекаря. Умер он тихо, испустив глубокий вздох, как будто радуясь, что жизненные узы внезапно упали с его плеч. С
своей стороны, и тетенька не печалилась: смерть мужа освобождала от обязанности платить ежегодную дань чиновникам.
В селе было до десяти улиц, носивших особые наименования; посредине раскинулась торговая площадь, обставленная торговыми помещениями, но в особенности село гордилось
своими двумя обширными церквами, из которых одна, с пятисотпудовым колоколом, стояла
на площади, а другая, осенявшая сельское кладбище, была выстроена несколько поодаль от села.
Но этого мало: даже собственные крестьяне некоторое время не допускали ее лично до распоряжений по торговой площади. До перехода в ее владение они точно так же, как и крестьяне других частей, ежегодно посылали выборных, которые сообща и установляли
на весь год площадный обиход. Сохранения этого порядка они домогались и теперь, так что матушке немалых усилий стоило, чтобы одержать победу над крестьянской вольницей и осуществить
свое помещичье право.
У прочих совладельцев усадеб не было, а в части, ею купленной, оказалась довольно обширная площадь земли особняка (с лишком десять десятин) с домом, большою рощей, пространным палисадником, выходившим
на площадь (обок с ним она и проектировала
свой гостиный двор).
Делили сначала богатые дворы, потом средние и, наконец, бедные, распространяя этот порядок не только
на село, но и
на деревни, так что во всякой деревне у каждого попа были
свои прихожане.
Эта боязнь осталась за мной и в зрелом возрасте; мышь, лягушка, ящерица и до сих пор одним
своим видом производят
на мои нервы довольно сильное раздражение.
Замечательно, что хотя Уголок (бывшая усадьба тетенек-сестриц) находился всего в пяти верстах от Заболотья и там домашнее хозяйство шло
своим чередом, но матушка никогда не посылала туда за провизией, под тем предлогом, что разновременными требованиями она может произвести путаницу в отчетности. Поэтому зерно и молочные скопы продавались
на месте прасолам, а живность зимой полностью перевозилась в Малиновец.
Когда имение было куплено матушкой, она с крестьянами Бодрецова поступила
на законном основании, то есть осуществила
свое помещичье право
на них de facto.]
С
своей стороны, и Сашенька отвечала бабушке такой же горячей привязанностью. И старая и малая не надышались друг
на друга, так что бабушка, по делам оставшегося от покойного зятя имения, даже советовалась с внучкой, и когда ей замечали, что Сашенька еще мала, не смыслит, то старушка уверенно отвечала...
Лицо ее, круглое, пухлое, с щеками, покрытыми старческим румянцем, лоснилось после бани; глаза порядочно-таки заплыли, но еще живо светились в
своих щелочках; губы, сочные и розовые, улыбались,
на подбородке играла ямочка, зубы были все целы.
— Ах, милый! ах, родной! да какой же ты большой! — восклицала она, обнимая меня
своими коротенькими руками, — да, никак, ты уж в ученье, что
на тебе мундирчик надет! А вот и Сашенька моя. Ишь ведь старушкой оделась, а все оттого, что уж очень навстречу спешила… Поцелуйтесь, родные! племянница ведь она твоя! Поиграйте вместе, побегайте ужо, дядюшка с племянницей.