Неточные совпадения
«Прежде всего замечу, что истинный администратор никогда не должен действовать иначе, как чрез посредство мероприятий. Всякое его действие не
есть действие, а
есть мероприятие. Приветливый вид, благосклонный взгляд
суть такие же меры внутренней
политики, как и экзекуция. Обыватель всегда в чем-нибудь виноват»…
Но для того, чтобы мысль моя
была для вас еще яснее, очерчу в легком абрисе мою собственную
политику.
Имея таким образом определенную внутреннюю
политику, я, с одной стороны, должен
быть весьма озабочен ею, с другой же стороны, эта самая озабоченность должна на каждом шагу возбуждать во мне самые разнообразные мысли.
Проникнув в известные сферы, из которых, как из некоего водохранилища, изливается на Россию многоводная река помпадурства, Феденька, не откладывая дела в долгий ящик, сболтнул хлесткую фразу, вроде того, что Россию губит излишняя централизация, что необходимо децентрализовать, то
есть эмансипировать помпадуров, усилив их власть; что высшая администрация слишком погружена в подробности и мелочи; что мелочи отвлекают ее от главных задач, то
есть от внутренней
политики и т. д.
Когда она узнала об этом решении, то радости ее не
было пределов. Две вещи она ненавидела: представительность и внутреннюю
политику — и вот он, ее roi-soleil, [Король-солнце (фр.).] навсегда освобождает ее от них. Отныне она
будет иметь возможность без помехи удовлетворять своим нетребовательным вкусам: своей набожности и любви к домашнему очагу.
Все ее любят здесь, все готовы оказать ласку и привет, не справляясь, согласно или не согласно это
будет с видами внутренней
политики.
Но вдруг черт дернул Феденьку сделаться консерватором, и он сразу оборвал с своими прежними сподвижниками по либерализму. Не стало интимных вечеров, замолкли либеральные разговоры, на сцену опять выступила внутренняя
политика, сопровождаемая сибирскою язвою и греческим языком. Феденька отыскивал корни и нити и, не находя их,
был беспокоен и зол.
Как ни слаба
была связь между мной и Луи-Филиппом, но мне
было лестно, что русская журналистика не одобряет его внутренней
политики.
Я же, напротив того, прежде всего говорю себе: никакой внутренней
политики нет и не должно
быть!
Все это вздор, потому что не существует даже предмета, против которого эта
политика могла бы
быть направлена.
Спрашиваю тебя: если я
буду истреблять посредством внутренней
политики мужиков — кто
будет платить подати? кто
будет производить то, без чего я, как человек известных привычек, не могу обойтись? кто, наконец, доставит материал для целой статистической рубрики под названием: «движение народонаселения»!
Как ты его ни донимай, он все-таки
будет думать, что это не «внутренняя
политика», а просто божеское попущение, вроде мора, голода, наводнения, с тою лишь разницею, что на этот раз воплощением этого попущения является помпадур.
Нужно ли, чтоб он понимал, что такое внутренняя
политика? — на этот счет мнения могут
быть различны; но я, с своей стороны, говорю прямо: берегитесь, господа! потому что как только мужик поймет, что такое внутренняя
политика — n-i-ni, c’est fini!
— Гм… да… пожалуй, что это и так. Сказывают, и шах персидский тоже такое мнение высказал. Говорят, что когда его в Париже спросили, какая страна ему больше понравилась, то он ответил: Moi… Russie… politique jamais!.. hourra toujours… et puis [Я… Россия…
политика никогда!.. ура всегда… а потом… (фр.)] айда! И так это, сказывают, Мак-Магонше понравилось, что она тут же выразилась: и у нас, говорит, ваше величество, к будущему приезду вашему то же
будет!
— Ну вот, видишь ли! Но продолжаю. Во-вторых, среди моря мужиков я вижу небольшую группу дворян и еще меньшую группу купцов. Если я направлю внутреннюю
политику против дворян — кто же
будет исправлять должность опоры? с кем
буду я проводить время, играть в ералаш, танцевать на балах? Ежели я расточу купцов — у кого я
буду есть пироги? Остается, стало
быть, только одно, четвертое сословие, которое могло бы
быть предметом внутренней
политики, — это сословие нигилистов.
— Постараюсь высказаться яснее. У помпадура нет никакого специального дела («лучше сказать, никакого дела», поправился он); он ничего не производит, ничем непосредственно не управляет и ничего не решает. Но у него
есть внутренняя
политика и досуг. Первая дает ему право вмешиваться в дела других; второй — позволяет разнообразить это право до бесконечности. Надеюсь, что теперь вы меня понимаете?
— Извините, excellence, но я так мало посвящен в пружины степной
политики (la politique des steppes), что многого не могу уразуметь. Так, например, для чего вы вмешиваетесь в дела других? Ведь эти «другие»
суть служители того же бюрократического принципа, которого представителем являетесь и вы? Ибо, насколько я понимаю конституцию степей…
У меня
есть внутренняя
политика, у меня
есть прерогативы!