Неточные совпадения
Итак, мы лишились нашего начальника. Уже за несколько
дней перед тем я начинал ощущать жалость во всем теле, а в ночь, накануне
самого происшествия, даже жена моя — и та беспокойно металась
на постели и все говорила: «Друг мой! я чувствую, что с его превосходительством что-нибудь неприятное сделается!» Дети тоже находились в жару и плакали; даже собаки
на дворе выли.
Я смутился, ибо сообразил, что и в
самом деле стою
на базаре.
Дело состояло в том, что помпадур отчасти боролся с своею робостью, отчасти кокетничал. Он не меньше всякого другого ощущал
на себе влияние весны, но, как все люди робкие и в то же время своевольные, хотел, чтобы Надежда Петровна
сама повинилась перед ним. В ожидании этой минуты, он до такой степени усилил нежность к жене, что даже стал вместе с нею есть печатные пряники. Таким образом
дни проходили за
днями; Надежда Петровна тщетно ломала себе голову; публика ожидала в недоумении.
И в
самом деле, он ничего подобного представить себе не мог. Целый букет разом! букет, в котором каждый цветок так и прыщет свежестью, так и обдает ароматом!
Сами губернские дамы понимали это и
на все время выборов скромно, хотя и не без секретного негодования, стушевывались в сторонку.
«Вы, батюшка, то сообразите, — жалеючи объясняет мелкопоместный Сила Терентьич, — что у него каждый
день, по крайности, сотни полторы человек перебывает — ну, хоть по две рюмки
на каждого: сколько одного этого винища вылакают!» И точно, в предводительском доме с
самого утра, что называется, труба нетолченая.
Разногласие, очевидно, не весьма глубокое, и
дело, конечно, разъяснилось бы
само собой, если б не мешали те внутренние разветвления,
на которые подразделялась каждая партия в особенности и которые значительно затемняли вопрос о шествовании вперед.
Настоящая минута казалась благоприятною. Опасения миновались, затруднений не предвиделось, и Козелков мог дерзать без риска. До срока уж оставалось только два
дня; завтра должны состояться уездные выборы,
на послезавтра назначалось
самое настоящее, генеральное сражение.
На другой
день, с
самого утра, по городу уже ходил слух о кандидатуре барона фон Цанарцта, как о такой, которая имеет всего более шансов
на успех.
Дело было вечером, и Митенька основательно рассудил, что
самое лучшее, что он может теперь сделать, — это лечь спать. Отходя
на сон грядущий, он старался дать себе отчет в том, что он делал и говорил в течение
дня, — и не мог. Во сне тоже ничего не видал. Тем не менее дал себе слово и впредь поступать точно таким же образом.
В таких безрезультатных решениях проходит все утро. Наконец присутственные часы истекают: бумаги и журналы подписаны и сданы;
дело Прохорова разрешается
само собою, то есть измором. Но даже в этот вожделенный момент, когда вся природа свидетельствует о наступлении адмиральского часа, чело его не разглаживается. В бывалое время он зашел бы перед обедом
на пожарный двор; осмотрел бы рукава, ящики, насосы; при своих глазах велел бы всё зачинить и заклепать. Теперь он думает: «Пускай все это сделает закон».
Чтобы осуществить эту мысль, он прибегнул к
самому первоначальному способу, то есть переоделся в партикулярное платье и в первый воскресный
день incognito [Тайно (ит.).] отправился
на базарную площадь.
Поэтому, в течение трех-четырех лет этого помпадурства, мы порядочно-таки отдохнули. Освобожденный от необходимости
на каждом шагу доказывать свою независимость, всякий делал свое
дело спокойно, без раздражения. Земство облагало себя сборами, суды карали и миловали, чиновники акцизного ведомства
делили дивиденды, а контрольная палата до того осмелилась, что даже
на самого помпадура сделала начет в 1 р. 43 к.
Но вот выискивается австрийский журналист, который по поводу этого же
самого происшествия совершенно наивно восклицает: «О! если бы нам, австрийцам, Бог послал такую же испорченность, какая существует в Пруссии! как были бы мы счастливы!» Как хотите, а это восклицание проливает
на дело совершенно новый свет, ибо кто же может поручиться, что вслед за австрийским журналистом не выищется журналист турецкий, который пожелает для себя австрийской испорченности, а потом нубийский или коканский журналист, который будет сгорать завистью уже по поводу испорченности турецкой?
Самое возвышение ее произошло совершенно неожиданно, так что предводительши и советницы, с нетерпением ждавшие,
на ком остановится Феденькин выбор, были изумлены и сконфужены таким странным исходом
дела.
— Я, вашество,
сам на себе испытал такой случай, — говорил Тарас. — Были у меня в имении скотские падежи почти ежегодно. Только я, знаете, сначала тоже мудровал: и ветеринаров приглашал, и знахарям чертову пропасть денег просадил, и попа в Егорьев
день по полю катал — все, знаете, чтоб польза была. Хоть ты что хочешь! Наконец я решился-с. Бросил все, пересек скотниц и положил праздновать ильинскую пятницу. И что ж, сударь! С тех пор как отрезало. Везде кругом скотина как мухи мрет, а меня Бог милует!
Предоставь это решение тем, кто прямо заинтересован в этом
деле,
сам же не мудрствуй, не смущай умов и
на закон не наступай!
В
самом деле, представляли ли когда-либо летописи Лаишева, Пошехонья, Сапожка и др. что-нибудь подобное тому, что происходило недавно в заштатном городе Висбадене по случаю возвышения цен
на пиво?
А может быть и то: поэта // Обыкновенный ждал удел. // Прошли бы юношества лета: // В нем пыл души бы охладел. // Во многом он бы изменился, // Расстался б с музами, женился, // В деревне, счастлив и рогат, // Носил бы стеганый халат; // Узнал бы жизнь
на самом деле, // Подагру б в сорок лет имел, // Пил, ел, скучал, толстел, хирел. // И наконец в своей постеле // Скончался б посреди детей, // Плаксивых баб и лекарей.
Неточные совпадения
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня
сам государственный совет боится. Да что в
самом деле? Я такой! я не посмотрю ни
на кого… я говорю всем: «Я
сам себя знаю,
сам». Я везде, везде. Во дворец всякий
день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается
на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Аммос Федорович. А я
на этот счет покоен. В
самом деле, кто зайдет в уездный суд? А если и заглянет в какую-нибудь бумагу, так он жизни не будет рад. Я вот уж пятнадцать лет сижу
на судейском стуле, а как загляну в докладную записку — а! только рукой махну.
Сам Соломон не разрешит, что в ней правда и что неправда.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое
дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться
на такую честь», — он вдруг упал
на колени и таким
самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев
день!» За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным глазом и едким намеком
на городничего; за ним, у
самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг
на друга глазами.
«Орудуй, Клим!» По-питерски // Клим
дело оборудовал: // По блюдцу деревянному // Дал дяде и племяннице. // Поставил их рядком, // А
сам вскочил
на бревнышко // И громко крикнул: «Слушайте!» // (Служивый не выдерживал // И часто в речь крестьянина // Вставлял словечко меткое // И в ложечки стучал.)