Неточные совпадения
В это
время к нам вышел сам закатившийся старик
наш. Лицо его было подобно лицу Печорина: губы улыбались, но глаза смотрели мрачно; по-видимому, он весело потирал руками, но в этом потиранье замечалось что-то такое, что вот, казалось, так и сдерет с себя человек кожу с живого.
Ну, и почтен был за это в свое
время… А нынче, друзья мои, этого не любят! Нынче
нашего брата, фрондера, за ушко да на солнышко… за истину-то! Вот, когда я умру… тогда отдайте все Каткову! Никому, кроме Каткова! хочу лечь рядом с стариком Вигелем.
«Три лекции о строгости» (план сего сочинения задуман и даже отчасти в исполнение приведен был еще во
время административной деятельности старца, и вступительная (первая) лекция была читана в полном собрании гг. исправников и городничих; но за сие-то именно и был уволен
наш добрый начальник от должности!!!), «О необходимости административного единогласия, как противоядия таковому ж многогласию», «Краткое рассуждение об усмирениях, с примерами», «О скорой губернаторской езде на почтовых», «О вреде, производимом вице-губернаторами», «Об административном вездесущии и всеведении» И, наконец, «О благовидной администратора наружности».
Митенька вздрогнул при звуках этого голоса; ему серьезно померещилось, что кто-то словно высасывает из него кровь. Снова водворилось молчание; только карты хляскали по столам, да по
временам раздавались восклицания игроков: «пас»; «а ну, где
наше не пропадало!» и т. д. или краткие разговоры вроде следующих...
— Итак, господа, вперед! Бодрость и смелость! Вы знаете мою мысль, я знаю вашу готовность! Если мы соединим то и другое, а главное, если дадим
нашим усилиям надлежащее направление, то, будьте уверены, ни зависть, ни неблагонамеренность не осмелятся уязвить нас своим жалом, я же, с своей стороны, во всякое
время готов буду ходатайствовать о достойнейших пред высшим начальством. Прощайте, господа! не смею удерживать вас посреди ваших полезных занятий. До свидания!
Cовершенно неожиданно, вследствие каких-то «новых веяний
времени», в
нашем городе сделалось праздным место помпадура.
В последнее
время наш клуб был ареною таких беспрерывных и раздражительных междоусобий, что мы, носители идеала о начетах не свыше 1 р. 43 к., лишь благодаря благосклонному содействию старого помпадура одерживали в них слабый верх.
Но, к великому и душевному моему огорчению, я усматриваю, что
наше общество продолжает коснеть все в том же бездействии, в каком я застал его и в первое
время по приезде моем в Навозный край.
Все это было тем более горько, что и до этого
времени наш либерализм существовал лишь благодаря благосклонному попустительству некоторых просвещенных лиц.
Ведь дело идет уж не о дотации герцога Немурского (напели мы за нее порядком Луи-Филиппу в свое
время!), а о собственной
нашей дотации, в форме гласностей, устностей и т. п.
Я так жаждал «отрадных явлений», я так твердо был уверен в том, что не дальше как через два-три месяца прочту в «
нашей уважаемой газете» корреспонденцию из Паскудска, в которой будет изображено: «С некоторого
времени наш край поистине сделался ареной отрадных явлений.
— Эту книгу, — выражался он, — всякий русский человек в настоящее
время у себя на столе бессменно держать должен. Потому, кто может зараньше определить, на какой он остров попасть может? И сколько, теперича, есть в
нашем отечестве городов, где ни хлеба испечь не умеют, ни супу сварить не из чего? А ежели кто эту книгу основательно знает, тот сам все сие и испечет, и сварит, а по
времени, быть может, даже и других к употреблению подлинной пищи приспособит!
Происшествие это в свое
время наделало очень много шуму, ибо в
наш просвещенный век утерять из виду целый город с самостоятельною цивилизацией и с громадными богатствами в недрах земли — дело не шуточное.
Завидуя
нашей тишине, иностранцы не без ядовитости указывают, что мы сами как бы тяготимся ею. Что у нас, среди глубокого мира, от
времени до
времени, трубят рога и происходят так называемые усмирения (répressions de la tranquillité).
Признаться, я сильно боялся, чтоб во
время этой бешеной скачки у
нашего экипажа не переломилась ось, ибо мы несомненно погибли бы, если бы это случилось.
Но я, признаюсь, был далеко не рад, когда увидел (это было в первый раз со
времени нашего знакомства), что князь совсем пьян.
И там же надписью печальной // Отца и матери, в слезах, // Почтил он прах патриархальный… // Увы! на жизненных браздах // Мгновенной жатвой поколенья, // По тайной воле провиденья, // Восходят, зреют и падут; // Другие им вослед идут… // Так наше ветреное племя // Растет, волнуется, кипит // И к гробу прадедов теснит. // Придет, придет и
наше время, // И наши внуки в добрый час // Из мира вытеснят и нас!
Неточные совпадения
Потом свою вахлацкую, // Родную, хором грянули, // Протяжную, печальную, // Иных покамест нет. // Не диво ли? широкая // Сторонка Русь крещеная, // Народу в ней тьма тём, // А ни в одной-то душеньке // Спокон веков до
нашего // Не загорелась песенка // Веселая и ясная, // Как вёдреный денек. // Не дивно ли? не страшно ли? // О
время,
время новое! // Ты тоже в песне скажешься, // Но как?.. Душа народная! // Воссмейся ж наконец!
В самое то
время, когда взаимная
наша дружба утверждалась, услышали мы нечаянно, что объявлена война.
Что касается до внутреннего содержания «Летописца», то оно по преимуществу фантастическое и по местам даже почти невероятное в
наше просвещенное
время.
Но в том-то именно и заключалась доброкачественность
наших предков, что как ни потрясло их описанное выше зрелище, они не увлеклись ни модными в то
время революционными идеями, ни соблазнами, представляемыми анархией, но остались верными начальстволюбию и только слегка позволили себе пособолезновать и попенять на своего более чем странного градоначальника.
Сказать ли всю истину: по секрету, он даже заготовил на имя известного
нашего географа, К. И. Арсеньева, довольно странную резолюцию:"Предоставляется вашему благородию, — писал он, — на будущее
время известную вам Византию во всех учебниках географии числить тако: