— Согласись, однако ж, что в выборе между случайностями
не трудно и ошибиться. Стало быть, по-твоему, и ошибка может подлежать действию войны?
Неточные совпадения
Эти прошивочки, сквозь которые пробивается нечто пленительно-розовое, — и они плод заблуждений, потому что
трудно даже представить себе, милая тетенька, что вышло бы, если бы горькая необходимость заставила вас украсить вашу грудку первымикружевами, сплетенными первойкружевницей (говорят, будто в Кадниковском уезде плетут хорошие кружева,
не верьте этому, голубушка!).
Как бы то ни было, но в пропавшем письме
не было и речи ни о каких потрясениях. И, положа руку на сердце, я даже
не понимаю… Но мало ли чего я
не понимаю, милая тетенька?..
Не понимаю, а рассуждаю… все мы таковы! Коли бы мы понимали, что,
не понимая… Фу, черт побери, как, однако же,
трудно солидным слогом к родственникам писать!
Повторяю: я убежден, что честные люди
не только пребудут честными, но и победят, и что на стороне человеконенавистничества останутся лишь люди, вконец раздавленные личными интересами. Я, впрочем, отнюдь
не отрицаю ни силы, ни законности личных интересов, но встречаются между ними столь низменные и даже столь подлые, что
трудно найти почву, на которой можно было бы примириться с ними. Вот эти-то подлые инстинкты и обладают человеконенавистниками.
Вообще, что касается земства, я, пародируя стих Лермонтова, могу сказать: люблю я земщину,но странною любовью. Или, говоря прямее: вижу в земском человеке нечто двойственное. По наружному осмотру и по первоначальным диалогам каждый из них — парень хоть куда, а как заглянешь к нему в душу (это и
не особенно
трудно: стоит только на диалоги
не скупиться) — ан там крепостное правозасело.
Как
трудно будет жить в этом эдеме — это даже самое разнузданное воображение
не в силах воспроизвести.
С этими идеалами, которые говорят: ходи в струне и никаких требований, кроме физических,
не предъявляй, ужасно
трудно мириться.
Вот это-то обязательное порабощение идеалам благочиния и заставляет меня
не раз говорить: да,
трудно жить современному человеку!
Что было следствием свиданья? // Увы,
не трудно угадать! // Любви безумные страданья // Не перестали волновать // Младой души, печали жадной; // Нет, пуще страстью безотрадной // Татьяна бедная горит; // Ее постели сон бежит; // Здоровье, жизни цвет и сладость, // Улыбка, девственный покой, // Пропало всё, что звук пустой, // И меркнет милой Тани младость: // Так одевает бури тень // Едва рождающийся день.
Он осторожно улыбнулся, обрадованный своим открытием, но еще не совсем убежденный в его ценности. Однако убедить себя в этом было уже
не трудно; подумав еще несколько минут, он встал на ноги, с наслаждением потянулся, расправляя усталые мускулы, и бодро пошел домой.
— Слава Богу! благодарю вас, что вы мне это передали! Теперь послушайте, что я вам скажу, и исполните слепо. Подите к ней и разрушьте в ней всякие догадки о любви, об экстазе, всё, всё. Вам это
не трудно сделать — и вы сделаете, если любите меня.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Вот и смотритель здешнего училища… Я
не знаю, как могло начальство поверить ему такую должность: он хуже, чем якобинец, и такие внушает юношеству неблагонамеренные правила, что даже выразить
трудно.
Не прикажете ли, я все это изложу лучше на бумаге?
По осени у старого // Какая-то глубокая // На шее рана сделалась, // Он
трудно умирал: // Сто дней
не ел; хирел да сох, // Сам над собой подтрунивал: // —
Не правда ли, Матренушка, // На комара корёжского // Костлявый я похож?
С утра встречались странникам // Все больше люди малые: // Свой брат крестьянин-лапотник, // Мастеровые, нищие, // Солдаты, ямщики. // У нищих, у солдатиков //
Не спрашивали странники, // Как им — легко ли,
трудно ли // Живется на Руси? // Солдаты шилом бреются, // Солдаты дымом греются — // Какое счастье тут?..
Трудно было дышать в зараженном воздухе; стали опасаться, чтоб к голоду
не присоединилась еще чума, и для предотвращения зла, сейчас же составили комиссию, написали проект об устройстве временной больницы на десять кроватей, нащипали корпии и послали во все места по рапорту.
— Что же,
трудно, Егор,
не спать?