Неточные совпадения
— А я — целую
голову сахару… Угадайте — где она у меня
была?
Есть у финнов и способность к пьянству, хотя вина здесь совсем нет, за редким исключением корчемства, строго преследуемого. Но, дорвавшись до Петербурга, финн напивается до самозабвения, теряет деньги, лошадь, сбрую и возвращается домой
гол как сокол.
— То-то, что ничего не известно.
Будет — не
будет,
будет — не
будет? — только на эту тему и работает
голова. Слышишь шепоты, далекое урчанье, а ясного — ничего.
В
голове у него совсем не сербские дела
были, а бычок, которого он недавно купил.
Чтобы достигнуть этого, надобно прежде всего ослабить до минимума путы, связывающие его деятельность, устроиться так, чтобы стоять в стороне от прочей «гольтепы», чтобы порядки последней не
были для него обязательны, чтобы за ним обеспечена
была личная свобода действий; словом сказать, чтобы имя его пользовалось почетом в мире сельских властей и через посредство их производило давление на
голь мирскую.
Иван Фомич выставил миру два ведра и получил приговор; затем сошелся задешево с хозяином упалой избы и открыл"постоялый двор", пристроив сбоку небольшой флигелек под лавочку. Не приняв еще окончательного решения насчет своего будущего, — в
голове его мелькал город с его шумом, суетою и соблазнами, — он устроил себе в деревне лишь временное гнездо, которое, однако ж,
было вполне достаточно для начатия атаки. И он повел эту атаку быстро, нагло и горячо.
В
голове у него, правда, настолько смутно, что никакого, даже вредного, проекта он не сочинит; но на это
есть дельцы,
есть приказная челядь, а его дело — руководить.
Под венцом она
была удивительно мила; вся в белом, с белым венком на
голове, она походила на беломраморную статую, сошедшую с пьедестала, чтобы обойти заветное число раз кругом аналоя.
Генечка слушал терпеливо и от времени до времени качал
головой. Он рад
был, что вчерашняя история кончилась так благополучно.
— Ты у меня, Гриша,
будешь умница? — спрашивал Семен Александрыч, гладя его по
голове.
Николай Чудинов — очень бедный юноша. Отец его служит главным бухгалтером казначейства в отдаленном уездном городке. По-тамошнему, это место недурное, и семья могла содержать себя без нужды, как вдруг сыну пришла в
голову какая-то"гнилая фантазия". Ему
было двадцать лет, а он уже возмечтал! Учиться! разве мало он учился! Слава богу, кончил гимназию — и
будет.
И в становые пристава, и в непременные члены, а может
быть, и в исправники — всюду пройти можно, —
был бы царь в
голове.
Его можно
было упрекать в назойливости, но никому не приходило в
голову обвинять в развращении общественной мысли.
Вместе они поехали в собрание, но там
было так людно и шумно, что у Ольги почти в самом начале вечера разболелась
голова.
Прошел еще год. Надежда Федоровна хлопотала об открытии"Общества для вспоможения чающим движения воды". Старания ее увенчались успехом, но — увы! она изнемогла под бременем ходатайств и суеты. Пришла старость, нужен
был покой, а она не хотела и слышать о нем. В самом разгаре деятельности, когда в
голове ее созревали все новые и новые планы (Семигоров потихоньку называл их"подвохами"), она умерла, завещавши на смертном одре племяннице свое"дело".
Ученье началось. Набралось до сорока мальчиков, которые наполнили школу шумом и гамом. Некоторые
были уж на возрасте и довольно нахально смотрели в глаза учительнице. Вообще ее испытывали, прерывали во время объяснений, кричали, подражали зверям. Она старалась делать вид, что не обращает внимания, но это ей стоило немалых усилий. Под конец у нее до того разболелась
голова, что она едва дождалась конца двух часов, в продолжение которых шло ученье.
— Стало
быть, вы и доброхотством нашим гнушаетесь? — спросил он, осматривая ее с ног до
головы негодующим взором.
На селе, однако ж, ее вечерние похождения
были уже всем известны. При встречах с нею молодые парни двумысленно перемигивались, пожилые люди шутили. Бабы заранее ее ненавидели, как будущую сельскую «сахарницу», которая способна отуманить
головы мужиков. Волостной писарь однажды прямо спросил:"В какое время, барышня, вы можете меня принять?" — а присутствовавший при этой сцене Дрозд прибавил:"Чего спрашиваешь? приходи, когда вздумается, — и вся недолга!"
Конечно, у нее еще
был выход: отдать себя под покровительство волостного писаря, Дрозда или другого влиятельного лица, но она с ужасом останавливалась перед этой перспективой и в безвыходном отчаянии металась по комнате, ломала себе руки и билась о стену
головой. Этим начинался ее день и этим кончался. Ночью она видела страшные сны.
В ноябре, когда наступили темные, безлунные ночи, сердце ее до того переполнилось гнетущей тоской, что она не могла уже сдержать себя. Она вышла однажды на улицу и пошла по направлению к мельничной плотинке. Речка бурлила и пенилась; шел сильный дождь; сквозь осыпанные мукой стекла окон брезжил тусклый свет; колесо стучало, но помольцы скрылись.
Было пустынно, мрачно, безрассветно. Она дошла до середины мостков, переброшенных через плотину, и бросилась
головой вперед на понырный мост.
Когда ей
было уже за тридцать, ей предложили место классной дамы. Разумеется, она приняла с благодарностью и дала себе слово сделаться достойною оказанного ей отличия. Даже старалась
быть строгою, как это ей рекомендовали, но никак не могла. Сама заводила в рекреационные часы игры с девицами, бегала и кружилась с ними, несмотря на то, что тугой и высокий корсет очень мешал ей. Начальство, видя это, покачивало
головой, но наконец махнуло рукой, убедясь, что никаких беспорядков из этого не выходило.
Во всяком случае, я заранее убежден, что хоть я и не стратегик, но все сражения, которые замышляют мечтательные
головы,
будут выиграны мною от первого до последнего.
Таким образом все объясняется. Никому не приходит в
голову назвать Бодрецова лжецом; напротив, большинство думает:"А ведь и в самом деле, у нас всегда так; сию минуту верно, через пять минут неверно, а через четверть часа — опять верно". Не может же, в самом деле, Афанасий Аркадьич каждые пять минут знать истинное положение вещей.
Будет с него и того, что он хоть на десять минут сумел заинтересовать общественное мнение и наполнить досуг праздных людей.
Хотя Бодрецову
было в то время уже за тридцать, но как-то никому не приходило в
голову, что он перестал
быть молодым человеком. Новый баловень фортуны вспомнил об Афанасье Аркадьиче, которого он видел на балах у бывшего начальника края, и пригласил его.
Громадная не по росту, курчавая
голова с едва прорезанными, беспокойно бегающими глазами, с мягким носом, который всякий считал долгом покомкать; затем, приземистое тело на коротких ногах, которые от постоянного сиденья на верстаке
были выгнуты колесом, мозолистые руки — все это, вместе взятое, делало его фигуру похожею на клубок, усеянный узлами.
Голова, уши, нос — завсегда в болячках
были…
— Да так-с. Признаться сказать, вступит иногда этакая глупость в
голову: все, мол, кого-нибудь бьют, точно лестница такая устроена… Только тот и не бьет, который на последней ступеньке стоит… Он-то и
есть настоящий горюн. А впрочем, и то сказать: с чего мне вдруг взбрелось… Так, значит, починиться не желаете?
Он шел, не поднимая
головы, покуда не добрался до конца города. Перед ним расстилалось неоглядное поле, а у дороги, близ самой городской межи, притаилась небольшая рощица. Деревья уныло качали разбухшими от дождя ветками; земля
была усеяна намокшим желтым листом; из середки рощи слышалось слабое гуденье. Гришка вошел в рощу, лег на мокрую землю и, может
быть, в первый раз в жизни серьезно задумался.
Вставши с земли, он зашел в подгородную деревню и там
поел."В Москву! в Москву!" — вертелось у него в
голове.