Неточные совпадения
Внешность «Летописца» имеет вид самый настоящий, то есть такой, который не позволяет ни на минуту усомниться в его подлинности; листы его так
же желты и испещрены каракулями, так
же изъедены мышами и загажены мухами,
как и листы любого памятника погодинского древлехранилища.
И действительно,
как только простодушные соседи согласились на коварное предложение, так сейчас
же головотяпы их всех, с божью помощью, перетяпали.
— Слыхал, господа головотяпы! — усмехнулся князь («и таково ласково усмехнулся, словно солнышко просияло!» — замечает летописец), — весьма слыхал! И о том знаю,
как вы рака с колокольным звоном встречали — довольно знаю! Об одном не знаю, зачем
же ко мне-то вы пожаловали?
10) Маркиз де Санглот, Антон Протасьевич, французский выходец и друг Дидерота. Отличался легкомыслием и любил петь непристойные песни. Летал по воздуху в городском саду и чуть было не улетел совсем,
как зацепился фалдами за шпиц, и оттуда с превеликим трудом снят. За эту затею уволен в 1772 году, а в следующем
же году, не уныв духом, давал представления у Излера на минеральных водах. [Это очевидная ошибка. — Прим. издателя.]
Между тем новый градоначальник оказался молчалив и угрюм. Он прискакал в Глупов,
как говорится, во все лопатки (время было такое, что нельзя было терять ни одной минуты) и едва вломился в пределы городского выгона,
как тут
же, на самой границе, пересек уйму ямщиков. Но даже и это обстоятельство не охладило восторгов обывателей, потому что умы еще были полны воспоминаниями о недавних победах над турками, и все надеялись, что новый градоначальник во второй раз возьмет приступом крепость Хотин.
Вспомнили даже беглого грека Ламврокакиса (по «описи» под № 5), вспомнили,
как приехал в 1756 году бригадир Баклан (по «описи» под № 6) и
каким молодцом он на первом
же приеме выказал себя перед обывателями.
Он не без основания утверждал, что голова могла быть опорожнена не иначе
как с согласия самого
же градоначальника и что в деле этом принимал участие человек, несомненно принадлежащий к ремесленному цеху, так
как на столе, в числе вещественных доказательств, оказались: долото, буравчик и английская пилка.
[Ныне доказано, что тела всех вообще начальников подчиняются тем
же физиологическим законам,
как и всякое другое человеческое тело, но не следует забывать, что в 1762 году наука была в младенчестве.
Смотритель подумал с минуту и отвечал, что в истории многое покрыто мраком; но что был, однако
же, некто Карл Простодушный, который имел на плечах хотя и не порожний, но все равно
как бы порожний сосуд, а войны вел и трактаты заключал.
Сей последний,
как человек обязательный, телеграфировал о происшедшем случае по начальству и по телеграфу
же получил известие, что он за нелепое донесение уволен от службы.
В то время
как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком из них более накопилось недоимки, к сборщику незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки. Не успели обыватели оглянуться,
как из экипажа выскочил Байбаков, а следом за ним в виду всей толпы очутился точь-в-точь такой
же градоначальник,
как и тот, который за минуту перед тем был привезен в телеге исправником! Глуповцы так и остолбенели.
Затем, хотя он и попытался вновь захватить бразды правления, но так
как руки у него тряслись, то сейчас
же их выпустил.
Утром помощник градоначальника, сажая капусту, видел,
как обыватели вновь поздравляли друг друга, лобызались и проливали слезы. Некоторые из них до того осмелились, что даже подходили к нему, хлопали по плечу и в шутку называли свинопасом. Всех этих смельчаков помощник градоначальника, конечно, тогда
же записал на бумажку.
Между тем дела в Глупове запутывались все больше и больше. Явилась третья претендентша, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно на том, что она два месяца жила у какого-то градоначальника в помпадуршах. Опять шарахнулись глуповцы к колокольне, сбросили с раската Семку и только что хотели спустить туда
же пятого Ивашку,
как были остановлены именитым гражданином Силой Терентьевым Пузановым.
Клемантинка,
как только уничтожила Раидку, так сейчас
же заперлась с своими солдатами и предалась изнеженности нравов.
Дело в том, что она продолжала сидеть в клетке на площади, и глуповцам в сладость было, в часы досуга, приходить дразнить ее, так
как она остервенялась при этом неслыханно, в особенности
же когда к ее телу прикасались концами раскаленных железных прутьев.
Да и кто
же может сказать, долго ли просуществовала бы построенная Бородавкиным академия и
какие принесла бы она плоды?
К удивлению, бригадир не только не обиделся этими словами, но, напротив того, еще ничего не видя, подарил Аленке вяземский пряник и банку помады. Увидев эти дары, Аленка
как будто опешила; кричать — не кричала, а только потихоньку всхлипывала. Тогда бригадир приказал принести свой новый мундир, надел его и во всей красе показался Аленке. В это
же время выбежала в дверь старая бригадирова экономка и начала Аленку усовещивать.
В ту
же ночь в бригадировом доме случился пожар, который, к счастию, успели потушить в самом начале. Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к праздникам свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно не на кого другого, а на Митьку. Узнали, что Митька напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он,
как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.
— Так
как же, господин бригадир, насчет хлебца-то? похлопочешь? — спрашивали они его.
Хотя
же и дальше терпеть согласны, однако опасаемся: ежели все помрем, то
как бы бригадир со своей Аленкой нас не оклеветал и перед начальством в сумненье не ввел.
И действительно, в городе вновь сделалось тихо; глуповцы никаких новых бунтов не предпринимали, а сидели на завалинках и ждали. Когда
же проезжие спрашивали:
как дела? — то отвечали...
Но этим дело не ограничилось. Не прошло часа,
как на той
же площади появилась юродивая Анисьюшка. Она несла в руках крошечный узелок и, севши посередь базара, начала ковырять пальцем ямку. И ее обступили старики.
И, сказав это, вывел Домашку к толпе. Увидели глуповцы разбитную стрельчиху и животами охнули. Стояла она перед ними, та
же немытая, нечесаная,
как прежде была; стояла, и хмельная улыбка бродила по лицу ее. И стала им эта Домашка так люба, так люба, что и сказать невозможно.
На третий день сделали привал в слободе Навозной; но тут, наученные опытом, уже потребовали заложников. Затем, переловив обывательских кур, устроили поминки по убиенным. Странно показалось слобожанам это последнее обстоятельство, что вот человек игру играет, а в то
же время и кур ловит; но так
как Бородавкин секрета своего не разглашал, то подумали, что так следует"по игре", и успокоились.
"Несмотря на добродушие Менелая, — говорил учитель истории, — никогда спартанцы не были столь счастливы,
как во время осады Трои; ибо хотя многие бумаги оставались неподписанными, но зато многие
же спины пребыли невыстеганными, и второе лишение с лихвою вознаградило за первое…"
—
Как сейчас? куда
же они бежали?
— Слушай! — сказал он, слегка поправив Федькину челюсть, — так
как ты память любезнейшей моей родительницы обесславил, то ты
же впредь каждый день должен сию драгоценную мне память в стихах прославлять и стихи те ко мне приносить!
Но
как ни казались блестящими приобретенные Бородавкиным результаты, в существе они были далеко не благотворны. Строптивость была истреблена — это правда, но в то
же время было истреблено и довольство. Жители понурили головы и
как бы захирели; нехотя они работали на полях, нехотя возвращались домой, нехотя садились за скудную трапезу и слонялись из угла в угол, словно все опостылело им.
Средние законы имеют в себе то удобство, что всякий, читая их, говорит: «
какая глупость!» — а между тем всякий
же неудержимо стремится исполнять их.
и 2) Ежели будет предоставлено градоначальникам, яко градоначальникам, второго сорта законы сочинять, то не придется ли потом и сотским, яко сотским, таковые
же законы издавать предоставить, и
какого те законы будут сорта?"
— Проповедник, — говорил он, — обязан иметь сердце сокрушенно и, следственно, главу слегка наклоненную набок. Глас не лаятельный, но томный,
как бы воздыхающий. Руками не неистовствовать, но, утвердив первоначально правую руку близ сердца (сего истинного источника всех воздыханий), постепенно оную отодвигать в пространство, а потом вспять к тому
же источнику обращать. В патетических местах не выкрикивать и ненужных слов от себя не сочинять, но токмо воздыхать громчае.
Произошло объяснение; откупщик доказывал, что он и прежде был готов по мере возможности; Беневоленский
же возражал, что он в прежнем неопределенном положении оставаться не может; что такое выражение,
как"мера возможности", ничего не говорит ни уму, ни сердцу и что ясен только закон.
— Конституция, доложу я вам, почтеннейшая моя Марфа Терентьевна, — говорил он купчихе Распоповой, — вовсе не такое уж пугало,
как люди несмысленные о сем полагают. Смысл каждой конституции таков: всякий в дому своем благополучно да почивает! Что
же тут, спрашиваю я вас, сударыня моя, страшного или презорного? [Презорный — презирающий правила или законы.]
По обыкновению, глуповцы и в этом случае удивили мир своею неблагодарностью и,
как только узнали, что градоначальнику приходится плохо, так тотчас
же лишили его своей популярности.
— То-то! уж ты сделай милость, не издавай! Смотри,
как за это прохвосту-то (так называли они Беневоленского) досталось! Стало быть, коли опять за то
же примешься,
как бы и тебе и нам в ответ не попасть!
Было время, — гремели обличители, — когда глуповцы древних Платонов и Сократов благочестием посрамляли; ныне
же не токмо сами Платонами сделались, но даже того горчае, ибо едва ли и Платон хлеб божий не в уста, а на пол метал,
как нынешняя некая модная затея то делать повелевает".
Почувствовавши себя на воле, глуповцы с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас
же они вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса. Но так
как архитекторов у них не было, а плотники были неученые и не всегда трезвые, то довели башню до половины и бросили, и только, быть может, благодаря этому обстоятельству избежали смешения языков.
Кузьма к этому времени совсем уже оглох и ослеп, но едва дали ему понюхать монету рубль,
как он сейчас
же на все согласился и начал выкрикивать что-то непонятное стихами Аверкиева из оперы «Рогнеда».
В то время существовало мнение, что градоначальник есть хозяин города, обыватели
же суть
как бы его гости. Разница между"хозяином"в общепринятом значении этого слова и"хозяином города"полагалась лишь в том, что последний имел право сечь своих гостей, что относительно хозяина обыкновенного приличиями не допускалось. Грустилов вспомнил об этом праве и задумался еще слаще.
— Нет, я не та, которую ты во мне подозреваешь, — продолжала между тем таинственная незнакомка,
как бы угадав его мысли, — я не Аксиньюшка, ибо недостойна облобызать даже прах ее ног. Я просто такая
же грешница,
как и ты!
Она остановилась, подавленная скорбными воспоминаниями; он
же алчно простирал руки,
как бы желая осязать это непостижимое существо.
Мы уже видели, что так называемые вериги его были не более
как помочи; из дальнейших
же объяснений летописца усматривается, что и прочие подвиги были весьма преувеличены Грустиловым и что они в значительной степени сдабривались духовною любовью.
— И будучи я приведен от тех его слов в соблазн, — продолжал Карапузов, — кротким манером сказал ему:"
Как же, мол, это так, ваше благородие? ужели, мол, что человек, что скотина — все едино? и за что, мол, вы так нас порочите, что и места другого, кроме
как у чертовой матери, для нас не нашли?
— "
Какой тут бог, от воспы, чай?" — это он-то все говорит."А воспа-то, говорю, от кого
же?"–"
— И так это меня обидело, — продолжала она, всхлипывая, — уж и не знаю
как!"За что
же, мол, ты бога-то обидел?" — говорю я ему. А он не то чтобы что, плюнул мне прямо в глаза:"Утрись, говорит, может, будешь видеть", — и был таков.
Яшенька, с своей стороны, учил, что сей мир, который мы думаем очима своима видети, есть сонное некое видение, которое насылается на нас врагом человечества, и что сами мы не более
как странники, из лона исходящие и в оное
же лоно входящие.
Наткнувшись на какую-нибудь неправильность, Угрюм-Бурчеев на минуту вперял в нее недоумевающий взор, но тотчас
же выходил из оцепенения и молча делал жест вперед,
как бы проектируя прямую линию.
Как ни были забиты обыватели, но и они восчувствовали. До сих пор разрушались только дела рук человеческих, теперь
же очередь доходила до дела извечного, нерукотворного. Многие разинули рты, чтоб возроптать, но он даже не заметил этого колебания, а только
как бы удивился, зачем люди мешкают.
Появлялись новые партии рабочих, которые,
как цвет папоротника, где-то таинственно нарастали, чтобы немедленно
же исчезнуть в пучине водоворота. Наконец привели и предводителя, который один в целом городе считал себя свободным от работ, и стали толкать его в реку. Однако предводитель пошел не сразу, но протестовал и сослался на какие-то права.