Неточные совпадения
Поэтому всякая дамочка
не только с готовностью, но и с наслаждением устремляется к курортам, зная, что тут дело совсем
не в том, в каком положении
находятся легкие или почки, а в том, чтоб иметь законный повод но пяти раз в день одеваться и раздеваться.
— Господин! вы в высшей степени возбудили во мне любопытство! Конечно, мне следовало
не иначе принять ваше предложение, как с позволения моих добрых родителей; но так как в эту минуту они
находятся в поле, и сверх того мне известно, что они тоже очень жалостливы к бедным, то надеюсь, что они
не найдут ничего дурного в том, что я познакомлюсь с мальчиком без штанов. Поэтому если вы можете пригласить сюда моего бедного товарища, то я весь к его услугам.
У этого человека все курортное лакейство
находится в рабстве; он живет
не в конуре, а занимает апартамент; спит
не на дерюге, а на тончайшем белье; обедает
не за табльдотом, а особо жрет что-то мудреное; и в довершение всего жена его гуляет на музыке под руку с сановником.
Хотя у нас на это счет довольно простые приметы: коли кусается человек — значит, во власти
находится, коли
не кусается — значит, наплевать, и хотя я доподлинно знал, что в эту минуту графу Пустомыслову 9 даже нечем кусить; но кто же может поручиться, совсем ли погасла эта сопка или же в ней осталось еще настолько горючего матерьяла, чтоб и опять, при случае, разыграть роль Везувия?
Вероятно, если внимательнее поискать, то в какой-нибудь щелке они и
найдутся, но, с другой стороны, сколько есть людей, которые, за упразднением, мечутся в тоске,
не зная, в какую щель обратиться с своей докукой?
Действительно, литература наша
находится как бы в переходном положении, именно по случаю постепенного упразднения того округленного пустословия, которое многими принималось за винословность, но, в сущности, эта последняя совсем
не изгибла, а только преподносится
не в форме эмульсии, а в виде пилюли — глотай!
Мне скажут, быть может, что теория смерча оказалась, однако ж, несостоятельною, и вследствие этого граф ТвэрдоонтС ныне уже
находится не у дел. Стало быть, правда воссияла-таки…
Я боюсь кутузки по двум причинам. Во-первых, там должно быть сыро, неприятно, темно и тесно; во-вторых — кутузка, несомненно, должна воспитывать целую кучу клопов. Право, я положительно
не знаю такого тяжкого литературного преступления, за которое совершивший его мог бы быть отданным в жертву сырости и клопам. Представьте себе: дряхлого и больного литератора ведут в кутузку… ужели
найдется каменное сердце, которое
не обольется кровью при этом зрелище?
Тем
не менее покуда я жил в Интерлакене и
находился под живым впечатлением газетных восторгов, то я ничего другого
не желал, кроме наслаждения быть отданным под суд. Но для того, чтоб это было действительное наслаждение, а
не перифраза исконного русского озорства, представлялось бы, по мнению моему, небесполезным обставить это дело некоторыми иллюзиями, которые прямо засвидетельствовали бы, что отныне воистину никаких препон к размножению быстрых разумом Невтонов полагаемо
не будет. А именно...
Оттуда лилась на нас вера в человечество, оттуда воссияла нам уверенность, что «золотой век»
находится не позади, а впереди нас…3Словом сказать, все доброе, все желанное и любвеобильное — все шло оттуда.
И никаких непроизвольных скандалов при этом
не возникало, даже если муж дамы сердца
находился в соседней комнате.
Однако Гамбетта и тут
нашелся:
не говоря ни слова, позвонил и приказал сервировать завтрак. Подали какой-то необычайной красоты руанскую утицу и к ней совершенно седую бутылку ПонтИ-КанИ. Разумеется, ТвэрдоонтС только языком щелкнул.
Собственно говоря, он и читает единственно для того, чтоб
не прослыть неучем, и вот, на его счастье,
нашелся чародей, который облегчил ему и эту задачу.
В Париже отличная груша дюшес стоит десять су, а в Красном Холму ее ни за какие деньги
не укупишь. В Париже бутылка прекраснейшего ПонтИ-КанИ стоит шесть франков, а в Красном Холму за Зызыкинскую отраву надо заплатить три рубля. И так далее, без конца. И все это
не только
не выходит из пределов Краснохолмских идеалов, но и вполне подтверждает оные. Даже театры
найдутся такие, которые по горло уконтентуют самого требовательного Краснохолмского обывателя.
Но потому-то именно и надо это дело как-нибудь исподволь повести, чтобы оба, ничего, так сказать,
не понимаючи, очутились в самом лоне оного. Ловчее всего это делается, когда люди
находятся в состоянии подпития. Выпьют по стакану, выпьют по другому — и вдруг наплыв чувств! Вскочут, начнут целоваться… ура! Капитолина Егоровна застыдится и скажет...