Неточные совпадения
Наконец, я
чувствую, что ежели это времяпрепровождение продолжится,
то я сделаюсь пьяницей.
Не
то же ли явление повторяется теперь надо мною? Дедушка Матвей Иваныч обидел многих — и жил! Я, его внук, клянусь честью, именно мухи не обидел и
чувствую себя находящимся от жизни в отставке! За что?
— Надо вам объяснить, messieurs, что мы,
то есть люди консервативной партии, давно
чувствовали потребность в печатном органе.
Отсюда — понятное раздражение против
тех, которые продолжают напоминать нам о „слонянии“. Как не раздражаться, если мы сами чуть-чуть не поверили этой провиденциальной роли и не обрекли себя на перспективу вечного слоняния? Надо же, наконец, дать
почувствовать заблуждающимся всю тщету их надежд! И вот, как плод этого раздражения — являются прожекты об уничтожении и упразднении.
Такова была дедушкина мораль, и я, с своей стороны, становясь на его точку зрения, нахожу эту мораль совершенно естественною. Нельзя жить так, как желал жить дедушка, иначе, как под условием полного исчезновения жизни в других. Дедушка это
чувствовал всем нутром своим, он знал и понимал, что если мир, по малой мере верст на десять кругом, перестанет быть пустыней,
то он погиб. А мы?!
— То-то, душа моя, надобно сообразить, как это умеючи сделать! Я и сам, правду сказать, еще не знаю, но
чувствую, что средства сыскать можно. Не все же разом, не все рассекать: иной раз следует и развязать потрудиться!
Для
того же, чтобы власть
чувствовала себя вооруженною, необходимо повсюду оную децентрализировать.
Страсти
почувствовали силу и получили полет — возможно ли, чтоб они,
чувствуя себя сильными, равнодушно взглянули, как небольшое количество благонамеренных людей будут ставить им точки? И опять, какие это точки? Ежели
те точки, кои обыкновенно публицисты в сочинениях своих ставят,
то разве великого труда стоит превратить оные в запятые, а в крайнем случае и совсем выскоблить?
И когда Прокоп или кто-нибудь другой из «наших» начинают хвастаться передо мною своими эмансипаторскими и реформаторскими подвигами,
то я всегда очень деликатно даю
почувствовать им, что теперь, когда все вообще хвастаются без труда, ничего не стоит, конечно, прикинуть два-три словечка себе в похвалу, но было время…
Это были до такой степени настоящие слезы, что мне сделалось жутко. Видя, как они текут по его лоснящимся щекам, я
чувствовал, что умираю все больше и больше. Казалось, я погружаюсь в какую-то бездонную
тьму, в которой не может быть речи ни об улике, ни об отмщении. Здесь не было достаточной устойчивости даже для
того, чтобы задержать след какого бы
то ни было действия. Забвение — и далее ничего…
Минутное сожаление, которое я только что
почувствовал было к сестрицам, сменяется негодованием. Мне думается: если несомненно, что украла бы Маша, украла бы Даша,
то почему же нельзя было украсть Прокопу? Разве кража, совершенная"кровными", имеет какой-нибудь особенный вкус против кражи, совершенной посторонними?
И — странное дело! — ни мне, ни Прокопу не было совестно. Напротив
того, я
чувствовал, как постепенно проходила моя головная боль и как мысли мои все больше и больше яснели. Что же касается до Прокопа,
то лицо его, под конец беседы, дышало таким доверием, что он решился даже тряхнуть стариной и, прощаясь со мной, совсем неожиданно продекламировал...
Я гнал от себя эту ужасную мысль, но в
то же время
чувствовал, что сколько я ни размышляю, а ни к каким положительным результатам все-таки прийти не могу. И
то невозможно, и другое немыслимо, а третье даже и совсем не годится. А между
тем факт существует! Что же, наконец, такое?
И будут черпать ее до
тех пор, пока литература не
почувствует себя свободною от кошмара, который давит ее, или пока совсем не потонет в океане бессмысленного бормотания…
Как только Прокоп произнес слово"страх", разговор оживился еще более и сделался общим. Все
почувствовали себя в своей тарелке. Начались рассуждения о
том, какую роль играет страх в общей экономии народной жизни, может ли страх, однажды исчезнув, возродиться вновь, и наконец, что было бы, если бы реформы развивались своим чередом, а страх — своим, взаимно, так сказать, оплодотворяя друг друга.
Словом сказать, вы выигрываете процесс, вы сознаете себя вполне удовлетворенным перед лицом юстиции и в
то же время, выходя из залы заседания, несомненно
чувствуете себя… дураком!
Так как шпионят все,
то в этом занятии почти не
чувствуют ничего неприличного.
Самый озлобленный на свою"незадачу"мещанин, такой мещанин, который с утра до вечера колотится, чтоб в результате получить грош, — и
тот мгновенно расцветает, как только
чувствует, что к нему или к его к платью прикоснулся"капитал".
С другой стороны, ежели они
чувствовали себя членами семьи,
то точно так же фаталистически и до последней крайности обязывались мстить моему обидчику.
Хлестаков краснеет и бледнеет; он
чувствует, как сознание собственного легкомыслия начинает угрызать его. Конечно, впоследствии, он поймет
ту, теорию"встречного подкупа", которую всесторонне разработал Прокоп, но когда он поймет ее, — будет уже поздно…
Сначала он довольно охотно знакомился с городами Российской империи, но когда, в один и
тот же год, ему пришлось посетить Баргузин, Барнаул, Бар, Бауск и Бахмут, он
почувствовал некоторое утомление.
Обо всем этом, однако же, речь впереди; теперь же я
чувствую себя обязанным подвести итоги
тому, что видел в Петербурге в течение годичного пребывания в этом городе.
Изъян третий: постоянно находясь под игом воспоминаний о периоде самоотверженности, они
чувствуют себя до
того задавленными и оскорбленными при виде чего-либо нового, не по их инициативе измышленного, что нет, кажется, во всем их нравственном существе живого места, которое не ныло бы от уязвленного самолюбия.
Даже и теперь, вспоминая об этом времени, я
чувствую, как меня саднит и теплота разливается во всем моем существе, и мне кажется, что если б можно было — о, если б было можно! — остановить часовую стрелку на
той самой минуте, когда Петр Иваныч впервые сказал:"Наконец и мы освободились!" — как было бы это хорошо!
Он потерял ее в
ту самую пору, когда
чувствовал себя в полном соку, когда ни один физикат в целом мире, не нашел бы в нем ни малейшей погрешности, которая бы свидетельствовала о его несостоятельности.
Но кроме
того, что для общества, в целом его составе, подобная неперемежающаяся тревога жизни немыслима, — даже
те отдельные индивидуумы, которые
чувствуют себя затянутыми в водоворот ее, не могут отнестись к ней как к действительной цели жизни."Хищник"несчастлив, потому что если он, вследствие своей испорченности, и не может отказаться от тревоги,
то он все-таки не может не понимать, что тревога, в самом крайнем случае, только средство, а никак не цель.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с
тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не
чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в
тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце
чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с
теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Правдин. А кого он невзлюбит,
тот дурной человек. (К Софье.) Я и сам имею честь знать вашего дядюшку. А, сверх
того, от многих слышал об нем
то, что вселило в душу мою истинное к нему почтение. Что называют в нем угрюмостью, грубостью,
то есть одно действие его прямодушия. Отроду язык его не говорил да, когда душа его
чувствовала нет.
Стародум(целуя сам ее руки). Она в твоей душе. Благодарю Бога, что в самой тебе нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все это прийти к тебе может; однако для тебя есть счастье всего этого больше. Это
то, чтоб
чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться…
Попеременно они
то трепещут,
то торжествуют, и чем сильнее дает себя
чувствовать унижение,
тем жестче и мстительнее торжество.