Неточные совпадения
Но здесь случилось что-то неслыханное. Оказалось, что все мы, то есть вся губерния, останавливаемся в Grand Hotel… Уклониться от совместного жительства не было возможности. Еще в Колпине начались возгласы: «Да остановимтесь, господа, все вместе!», «Вместе, господа, веселее!», «Стыдно землякам в разных местах останавливаться!» и т. д. Нужно было иметь твердость Муция Сцеволы,
чтобы устоять против
таких зазываний. Разумеется, я не устоял.
— Да как сказать? — покуда еще никакого! Ведь здесь, батюшка, не губерния!
чтобы слово-то ему сказать,
чтобы глазком-то его увидеть, надо с месяц места побегать! Здесь ведь все дела делаются
так!
За ужином он вел пристойный разговор с гостями, если таковые наезжали, или с домашними, если гостей не было, и выпивал с
таким расчетом,
чтобы иметь возможность сейчас же заснуть и отнюдь не видеть никаких снов.
Точно
так же, как для того,
чтобы понятно писать по-русски, надобно прежде всего и преимущественнейше обзнакомиться с русским языком и памятниками грамотности, точно
так же, повторяем мы, для того,
чтобы благодарить, надобно иметь доброе и преданнейшее сердце.
А как наслушаешься прожектов «об уничтожении» да «о расстрелянии»,
так на сердце-то сделается
так моркотно,
так моркотно, что рад целую четверть выпить,
чтобы его опять в прежнее положение привести!
— Да, брат, за
такие статейки в уездных училищах штанишки снимают, а он еще вон как кочевряжится: «Для того, говорит,
чтобы понятно писать по-русски, надобно прежде всего и преимущественнейше обзнакомиться с русским языком…» Вот и поди ты с ним!
Прямо признать за „хамами“ право на жизнь — не хочется, а устроить
таким образом,
чтобы и волки были сыты и овцы целы, — нет умения.
Хорошо бы, конечно,
такую штуку удрать,
чтобы „хамы“ на самом деле не жили, а только думали бы, что живут; да ведь для этого надобно, во-первых, кой-что знать, а во-вторых, придумывать, взвешивать, соображать.
При таковом согласии реформы примут течение постепенное и вполне правильное. При наступлении благоприятного времени, начальство, конечно, и без сторонних побуждений, издаст потребную по обстоятельствам реформу, но оная уже будет встречена без сомнения, ибо всякому будет известно, что вслед за тем последуют года, кои имеют быть употреблены на то,
чтобы ставить той реформе знаки препинания. Что, кроме системы нравственного оглушения, может дать
такой, превышающий всякие ожидания, результат?
и 2) От времени до времени требовать от обывателей представления сочинений на тему:"О средствах к совершенному наук упразднению, с
таким притом расчетом,
чтобы от сего государству ущерба не произошло и
чтобы оное, и по упразднении наук, соседей своих в страхе содержало, а от оных почитаемо было, яко всех просвещением превзошедшее".
Так говорю я в упор хвастуну Прокопу, и этого напоминания совершенно достаточно,
чтобы заставить его понизить тон. Ибо как он ни мало развит, но все-таки понимает, что написать"Маланью"в
такое время, когда даже в альбомы девицам ничего другого не писали, кроме...
И
таким образом мы жили в чаду самых разнообразных страхов. С одной стороны — опасения, что детей наших переедят свиньи, с другой — грустное предвидение относительно неломания шапок… Возможно ли же,
чтобы при
такой перспективе мы, беззащитные,
так сказать, временно лишенные покровительства законов, могли иметь какие-нибудь другие сны, кроме страшных!
Это были до
такой степени настоящие слезы, что мне сделалось жутко. Видя, как они текут по его лоснящимся щекам, я чувствовал, что умираю все больше и больше. Казалось, я погружаюсь в какую-то бездонную тьму, в которой не может быть речи ни об улике, ни об отмщении. Здесь не было достаточной устойчивости даже для того,
чтобы задержать след какого бы то ни было действия. Забвение — и далее ничего…
Конечно, быть может, на суде, когда наступит приличная обстоятельствам минута — я от всего сердца желаю,
чтобы эта минута не наступила никогда! — я тоже буду вынужден квалифицировать известные действия известного «друга» присвоенным им в законе именем; но теперь, когда мы говорим с вами, как порядочный человек с порядочным человеком, когда мы находимся в
такой обстановке, в которой ничто не говорит о преступлении, когда, наконец, надежда на соглашение еще не покинула меня…
— Нет-с, это совсем не
так странно, как может показаться с первого взгляда. Во-первых, вам предстоит публичный и — не могу скрыть — очень и очень скандальный процесс. При открытых дверях-с. Во-вторых, вы, конечно, без труда согласитесь понять, что пожертвовать десятками тысяч для вас все-таки выгоднее, нежели рисковать сотнями, а быть может — кто будет
так смел,
чтобы прозреть в будущее! — и потерей всего вашего состояния!
— Да ведь других-то и порют! Порют ведь, милый ты человек!
Так отчего же у тебя не явится порыва чувств попросить,
чтобы и тебя заодно пороли?!
Дяденька Петр Петрович подарил заезжему человеку, маркизу де Безе, пятьдесят дворов (замечательно, что дяденька и тут не удержался,
чтобы не пошутить: подарил все дворы через двор,
так что вышла неслыханнейшая чересполосица, расхлебывать которую пришлось его же наследникам) за то, что он его утешил.
Первое. Не пропуская ни одного современного вопроса, обо всем рассуждать с
таким расчетом,
чтобы никогда ничего из сего не выходило.
Он откровенно говорил: мне дают мелкую монету и требуют,
чтобы я действовал
так, как бы имел в распоряжении своем монету крупную, понятное дело, что я не могу удовлетворить этому требованию иначе, как истязуя самого себя.
— Еще бы!
Такое серьезное дело затеяли — да
чтобы без дисциплины! Мы, брат, только и дела делаем, что друг за другом присматриваем! Впрочем, это еще может уладиться. Только, ради же бога, душа моя! не расплывайся! Признай, наконец, авторитет"науки"!
И ужели, наконец, правительство настолько непроницательно,
чтобы стеснять нас в проявлении
такого совершенно неопасного для него качества, как простодушие?
— Позвольте! но ежели вы нашли в себе достаточно силы,
чтобы отставить Чурилку, то почему бы вам не поступить точно
таким же образом и относительно Кюи?
Не то
чтобы пенкосниматели прямо враждовали, а
так, галдят.
Пенкосниматель выражается не особенно ясно, но всегда с
таким расчетом,
чтобы загадочность его была истолкована в либеральном смысле.
— Но позвольте узнать, — спросил один из них, — какие основания вы имеете,
чтобы так низко ставить нашу святую евангелическую религию?
Мы с полчаса самым отчаянным образом бременили землю, и в течение всего этого времени я не имел никакой иной мысли, кроме:"А что бы
такое съесть или выпить?"Не то
чтобы я был голоден, — нет, желудок мой был даже переполнен, — а просто не идет в голову ничего, кроме глупой мысли о еде.
Только в обществе, где положительно никто не знает, куда деваться от праздности, может существовать подобное времяпровождение! Только там, где нет другого дела, кроме изнурительного пенкоснимательства, где нет другого общественного мнения, кроме беспорядочного уличного говора, можно находить удовольствие в том,
чтобы держать людей, в продолжение целого месяца, в смущении и тревоге! И в какой тревоге! В самой дурацкой из всех! В
такой, при одном воспоминании о которой бросается в голову кровь!
С другой стороны, во всякой же стране, за немногими исключениями, существуют учреждения, обязанность которых главнейшим образом заключается в наблюдении,
чтобы в литературе не было допускаемо случаев
так называемого превышения власти.
— Или опять осетрина! Ну, где ж ты здесь
такой осетрины достанешь,
чтобы целое звено — сплошь все жир!
— А что же, ваше превосходительство! с легкой бы руки! Заседание началось чтением доклада делегата от тульско-курско-ростовского клуба, по отделению нравственной статистики, о том,
чтобы в ведомость, утвержденную собиравшимся в Гааге конгрессом, о числе и роде преступлений была прибавлена новая графа для включения в нее
так называемых"жуликов"(jouliks).
— Однако это, черт возьми, штука скверная! — всполошился Прокоп, третьего дня этот шут гороховый Левассер говорит мне:"Votre pays, monsieur, est un fichu pays!"[Ваша страна, мсье, скверная страна!] — а я,
чтобы не обидеть иностранного гостя: да, говорю, Карл Иваныч! есть-таки того… попахивает! А ну, как он это в книжку записал?
— Ну, в
таком случае я сам припомню вам, что вы говори-, ли. Вы говорили, что вместо того,
чтобы разрушить дом Тьера, следовало бы разрушить дом Вяземского на Сенной площади-с! Вы говорили, что вместо того,
чтобы изгонять"этих дам"из Парижа, следовало бы очистить от них бельэтаж Михайловского театра-с! Еще что вы говорили?
"Православный жид"помешался на том,
чтобы устроить в Петербурге
такую же"comptoir de confiance", [кредитная контора.] образчик которой он недавно видел в водевиле «Tricoche et Cacolet».
Но, сверх того, не следует забывать, что и для того,
чтобы разорять, надо все-таки еще случай иметь, надо быть поставленными в
такие условия, при которых подлинно разорять можно. Но разве большинство Дракиных находится в
таких11 условиях? — Нет, громадная масса их может относиться к разорению лишь платонически. Она может только облизываться, поощрять, кричать: браво! — но ничего более…
И дом, по-нашему, по-дракински,
чтобы такой: во-первых, зало в четыре окна; во-вторых, гостиную в три окна; в-третьих, диванная, потом спальня, детские, кофишенная, столовая, для меля конурка, два флигеля: в одном кухня, в другом людские.