Неточные совпадения
В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать,
чтобы стар, однако ж и не
так,
чтобы слишком молод.
О себе приезжий, как казалось, избегал много говорить; если же говорил, то какими-то общими местами, с заметною скромностию, и разговор его в
таких случаях принимал несколько книжные обороты: что он не значащий червь мира сего и не достоин того,
чтобы много о нем заботились, что испытал много на веку своем, претерпел на службе за правду, имел много неприятелей, покушавшихся даже на жизнь его, и что теперь, желая успокоиться, ищет избрать наконец место для жительства, и что, прибывши в этот город, почел за непременный долг засвидетельствовать свое почтение первым его сановникам.
— Конечно, — продолжал Манилов, — другое дело, если бы соседство было хорошее, если бы, например,
такой человек, с которым бы в некотором роде можно было поговорить о любезности, о хорошем обращении, следить какую-нибудь этакую науку,
чтобы этак расшевелило душу, дало бы,
так сказать, паренье этакое…
— О! помилуйте, ничуть. Я не насчет того говорю,
чтобы имел какое-нибудь, то есть, критическое предосуждение о вас. Но позвольте доложить, не будет ли это предприятие или, чтоб еще более,
так сказать, выразиться, негоция, [Негоция — коммерческая сделка.] —
так не будет ли эта негоция несоответствующею гражданским постановлениям и дальнейшим видам России?
Чичиков поблагодарил хозяйку, сказавши, что ему не нужно ничего,
чтобы она не беспокоилась ни о чем, что, кроме постели, он ничего не требует, и полюбопытствовал только знать, в какие места заехал он и далеко ли отсюда пути к помещику Собакевичу, на что старуха сказала, что и не слыхивала
такого имени и что
такого помещика вовсе нет.
Не один господин большой руки пожертвовал бы сию же минуту половину душ крестьян и половину имений, заложенных и незаложенных, со всеми улучшениями на иностранную и русскую ногу, с тем только,
чтобы иметь
такой желудок, какой имеет господин средней руки; но то беда, что ни за какие деньги, нижé имения, с улучшениями и без улучшений, нельзя приобресть
такого желудка, какой бывает у господина средней руки.
Впрочем, редко случалось,
чтобы это было довезено домой; почти в тот же день спускалось оно все другому, счастливейшему игроку, иногда даже прибавлялась собственная трубка с кисетом и мундштуком, а в другой раз и вся четверня со всем: с коляской и кучером,
так что сам хозяин отправлялся в коротеньком сюртучке или архалуке искать какого-нибудь приятеля,
чтобы попользоваться его экипажем.
Мне хочется,
чтобы он был совершенным зверем!» Пошли смотреть пруд, в котором, по словам Ноздрева, водилась рыба
такой величины, что два человека с трудом вытаскивали штуку, в чем, однако ж, родственник не преминул усомниться.
— Да мне хочется,
чтобы у тебя были собаки. Послушай, если уж не хочешь собак,
так купи у меня шарманку, чудная шарманка; самому, как честный человек, обошлась в полторы тысячи: тебе отдаю за девятьсот рублей.
— Черта лысого получишь! хотел было, даром хотел отдать, но теперь вот не получишь же! Хоть три царства давай, не отдам.
Такой шильник, [Шильник — плут.] печник гадкий! С этих пор с тобой никакого дела не хочу иметь. Порфирий, ступай скажи конюху,
чтобы не давал овса лошадям его, пусть их едят одно сено.
Но еще более бранил себя за то, что заговорил с ним о деле, поступил неосторожно, как ребенок, как дурак: ибо дело совсем не
такого роду,
чтобы быть вверену Ноздреву…
Пьян ты, что ли?» Селифан почувствовал свою оплошность, но
так как русский человек не любит сознаться перед другим, что он виноват, то тут же вымолвил он, приосанясь: «А ты что
так расскакался? глаза-то свои в кабаке заложил, что ли?» Вслед за сим он принялся отсаживать назад бричку,
чтобы высвободиться
таким образом из чужой упряжи, но не тут-то было, все перепуталось.
Так совершилось дело. Оба решили,
чтобы завтра же быть в городе и управиться с купчей крепостью. Чичиков попросил списочка крестьян. Собакевич согласился охотно и тут же, подошед к бюро, собственноручно принялся выписывать всех не только поименно, но даже с означением похвальных качеств.
— Подлец, до сих пор еще стоит! — проговорил он сквозь зубы и велел Селифану, поворотивши к крестьянским избам, отъехать
таким образом,
чтобы нельзя было видеть экипажа со стороны господского двора.
Лицо его не представляло ничего особенного; оно было почти
такое же, как у многих худощавых стариков, один подбородок только выступал очень далеко вперед,
так что он должен был всякий раз закрывать его платком,
чтобы не заплевать; маленькие глазки еще не потухнули и бегали из-под высоко выросших бровей, как мыши, когда, высунувши из темных нор остренькие морды, насторожа уши и моргая усом, они высматривают, не затаился ли где кот или шалун мальчишка, и нюхают подозрительно самый воздух.
— Стар я, батюшка,
чтобы лгать: седьмой десяток живу! — сказал Плюшкин. Он, казалось, обиделся
таким почти радостным восклицанием. Чичиков заметил, что в самом деле неприлично подобное безучастие к чужому горю, и потому вздохнул тут же и сказал, что соболезнует.
Черты
такого необыкновенного великодушия стали ему казаться невероятными, и он подумал про себя: «Ведь черт его знает, может быть, он просто хвастун, как все эти мотишки; наврет, наврет,
чтобы поговорить да напиться чаю, а потом и уедет!» А потому из предосторожности и вместе желая несколько поиспытать его, сказал он, что недурно бы совершить купчую поскорее, потому что-де в человеке не уверен: сегодня жив, а завтра и бог весть.
— Пили уже и ели! — сказал Плюшкин. — Да, конечно, хорошего общества человека хоть где узнаешь: он не ест, а сыт; а как эдакой какой-нибудь воришка, да его сколько ни корми… Ведь вот капитан — приедет: «Дядюшка, говорит, дайте чего-нибудь поесть!» А я ему
такой же дядюшка, как он мне дедушка. У себя дома есть, верно, нечего,
так вот он и шатается! Да, ведь вам нужен реестрик всех этих тунеядцев? Как же, я, как знал, всех их списал на особую бумажку,
чтобы при первой подаче ревизии всех их вычеркнуть.
— Ну, видите ли, я вдруг постигнул ваш характер. Итак, почему ж не дать бы мне по пятисот рублей за душу, но… состоянья нет; по пяти копеек, извольте, готов прибавить,
чтобы каждая душа обошлась,
таким образом, в тридцать копеек.
«Я ему подарю, — подумал он про себя, — карманные часы: они ведь хорошие, серебряные часы, а не то
чтобы какие-нибудь томпаковые или бронзовые; немножко поиспорчены, да ведь он себе переправит; он человек еще молодой,
так ему нужны карманные часы,
чтобы понравиться своей невесте!
— Что ж? зачем упираться руками и ногами, — сказал, усмехнувшись, Чичиков, — женитьба еще не
такая вещь,
чтобы того, была бы невеста.
Нужно разве,
чтобы они вечно были перед глазами Чичикова и чтоб он держал их в ежовых рукавицах, гонял бы их за всякий вздор, да и не то
чтобы полагаясь на другого, а
чтобы сам
таки лично, где следует, дал бы и зуботычину и подзатыльника».
Но управляющий сказал: «Где же вы его сыщете? разве у себя в носу?» Но председатель сказал: «Нет, не в носу, а в здешнем же уезде, именно: Петр Петрович Самойлов: вот управитель, какой нужен для мужиков Чичикова!» Многие сильно входили в положение Чичикова, и трудность переселения
такого огромного количества крестьян их чрезвычайно устрашала; стали сильно опасаться,
чтобы не произошло даже бунта между
таким беспокойным народом, каковы крестьяне Чичикова.
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с дочерью в другой конец залы к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как человек, который весело вышел на улицу, с тем
чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего не может быть
такого человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок в кармане; не деньги ли? но деньги тоже в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый дух шепчет ему в уши, что он позабыл что-то.
«Позволено ли нам, бедным жителям земли, быть
так дерзкими,
чтобы спросить вас, о чем мечтаете?» — «Где находятся те счастливые места, в которых порхает мысль ваша?» — «Можно ли знать имя той, которая погрузила вас в эту сладкую долину задумчивости?» Но он отвечал на все решительным невниманием, и приятные фразы канули, как в воду.
Одна из них нарочно прошла мимо его,
чтобы дать ему это заметить, и даже задела блондинку довольно небрежно толстым руло своего платья, а шарфом, который порхал вокруг плеч ее, распорядилась
так, что он махнул концом своим ее по самому лицу; в то же самое время позади его из одних дамских уст изнеслось вместе с запахом фиалок довольно колкое и язвительное замечание.
Автор чрезвычайно затрудняется, как назвать ему обеих дам
таким образом,
чтобы опять не рассердились на него, как серживались встарь.
Какое ни придумай имя, уж непременно найдется в каком-нибудь углу нашего государства, благо велико, кто-нибудь, носящий его, и непременно рассердится не на живот, а на смерть, станет говорить, что автор нарочно приезжал секретно, с тем
чтобы выведать все, что он
такое сам, и в каком тулупчике ходит, и к какой Аграфене Ивановне наведывается, и что любит покушать.
— Ах, боже мой! что ж я
так сижу перед вами! вот хорошо! Ведь вы знаете, Анна Григорьевна, с чем я приехала к вам? — Тут дыхание гостьи сперлось, слова, как ястребы, готовы были пуститься в погоню одно за другим, и только нужно было до
такой степени быть бесчеловечной, какова была искренняя приятельница,
чтобы решиться остановить ее.
— Ну, вот вам еще доказательство, что она бледна, — продолжала приятная дама, — я помню, как теперь, что я сижу возле Манилова и говорю ему: «Посмотрите, какая она бледная!» Право, нужно быть до
такой степени бестолковыми, как наши мужчины,
чтобы восхищаться ею. А наш-то прелестник… Ах, как он мне показался противным! Вы не можете себе представить, Анна Григорьевна, до какой степени он мне показался противным.
— Отчего же вы обиделись? ведь там были и другие дамы, были даже
такие, которые первые захватили стул у дверей,
чтобы сидеть к нему поближе.
Впрочем, обе дамы нельзя сказать
чтобы имели в своей натуре потребность наносить неприятность, и вообще в характерах их ничего не было злого, а
так, нечувствительно, в разговоре рождалось само собою маленькое желание кольнуть друг друга; просто одна другой из небольшого наслаждения при случае всунет иное живое словцо: вот, мол, тебе! на, возьми, съешь!
— Я не могу, однако же, понять только того, — сказала просто приятная дама, — как Чичиков, будучи человек заезжий, мог решиться на
такой отважный пассаж. Не может быть,
чтобы тут не было участников.
Конечно, никак нельзя было предполагать,
чтобы тут относилось что-нибудь к Чичикову; однако ж все, как поразмыслили каждый с своей стороны, как припомнили, что они еще не знают, кто таков на самом деле есть Чичиков, что он сам весьма неясно отзывался насчет собственного лица, говорил, правда, что потерпел по службе за правду, да ведь все это как-то неясно, и когда вспомнили при этом, что он даже выразился, будто имел много неприятелей, покушавшихся на жизнь его, то задумались еще более: стало быть, жизнь его была в опасности, стало быть, его преследовали, стало быть, он ведь сделал же что-нибудь
такое… да кто же он в самом деле
такой?
Конечно, нельзя думать,
чтобы он мог делать фальшивые бумажки, а тем более быть разбойником: наружность благонамеренна; но при всем том, кто же бы, однако ж, он был
такой на самом деле?
Решено было еще сделать несколько расспросов тем, у которых были куплены души,
чтобы, по крайней мере, узнать, что за покупки, и что именно нужно разуметь под этими мертвыми душами, и не объяснил ли он кому, хоть, может быть, невзначай, хоть вскользь как-нибудь настоящих своих намерений, и не сказал ли он кому-нибудь о том, кто он
такой.
Трудно даже и сказать, почему это; видно, уже народ
такой, только и удаются те совещания, которые составляются для того,
чтобы покутить или пообедать, как — то: клубы и всякие воксалы [Воксал (англ. vauxholl) — увеселительное заведение, собрание; впоследствии это название было присвоено станционным помещениям на железной дороге.] на немецкую ногу.
Но это, однако ж, несообразно! это несогласно ни с чем! это невозможно,
чтобы чиновники
так могли сами напугать себя; создать
такой вздор,
так отдалиться от истины, когда даже ребенку видно, в чем дело!
И сколько раз уже наведенные нисходившим с небес смыслом, они и тут умели отшатнуться и сбиться в сторону, умели среди бела дня попасть вновь в непроходимые захолустья, умели напустить вновь слепой туман друг другу в очи и, влачась вслед за болотными огнями, умели-таки добраться до пропасти,
чтобы потом с ужасом спросить друг друга: где выход, где дорога?
Они, сказать правду, боятся нового генерал-губернатора,
чтобы из-за тебя чего-нибудь не вышло; а я насчет генерал-губернатора
такого мнения, что если он подымет нос и заважничает, то с дворянством решительно ничего не сделает.
— Подлец ты! — вскрикнул Чичиков, всплеснув руками, и подошел к нему
так близко, что Селифан из боязни,
чтобы не получить от барина подарка, попятился несколько назад и посторонился.
С товарищами не водись, они тебя добру не научат; а если уж пошло на то,
так водись с теми, которые побогаче,
чтобы при случае могли быть тебе полезными.
Не угощай и не потчевай никого, а веди себя лучше
так,
чтобы тебя угощали, а больше всего береги и копи копейку: эта вещь надежнее всего на свете.
Нельзя, однако же, сказать,
чтобы природа героя нашего была
так сурова и черства и чувства его были до того притуплены,
чтобы он не знал ни жалости, ни сострадания; он чувствовал и то и другое, он бы даже хотел помочь, но только,
чтобы не заключалось это в значительной сумме,
чтобы не трогать уже тех денег, которых положено было не трогать; словом, отцовское наставление: береги и копи копейку — пошло впрок.
Никто не видал,
чтобы он хоть раз был не тем, чем всегда, хоть на улице, хоть у себя дома; хоть бы раз показал он в чем-нибудь участье, хоть бы напился пьян и в пьянстве рассмеялся бы; хоть бы даже предался дикому веселью, какому предается разбойник в пьяную минуту, но даже тени не было в нем ничего
такого.
Так что бедный путешественник, переехавший через границу, все еще в продолжение нескольких минут не мог опомниться и, отирая пот, выступивший мелкою сыпью по всему телу, только крестился да приговаривал: «Ну, ну!» Положение его весьма походило на положение школьника, выбежавшего из секретной комнаты, куда начальник призвал его, с тем
чтобы дать кое-какое наставление, но вместо того высек совершенно неожиданным образом.
Помещики попроигрывались в карты, закутили и промотались как следует; все полезло в Петербург служить; имения брошены, управляются как ни попало, подати уплачиваются с каждым годом труднее,
так мне с радостью уступит их каждый уже потому только,
чтобы не платить за них подушных денег; может, в другой раз
так случится, что с иного и я еще зашибу за это копейку.
Он не обращался наобум ко всякому помещику, но избирал людей более по своему вкусу или
таких, с которыми бы можно было с меньшими затруднениями делать подобные сделки, стараясь прежде познакомиться, расположить к себе,
чтобы, если можно, более дружбою, а не покупкою приобрести мужиков.
Так проводили жизнь два обитателя мирного уголка, которые нежданно, как из окошка, выглянули в конце нашей поэмы, выглянули для того,
чтобы отвечать скромно на обвиненье со стороны некоторых горячих патриотов, до времени покойно занимающихся какой-нибудь философией или приращениями на счет сумм нежно любимого ими отечества, думающих не о том,
чтобы не делать дурного, а о том,
чтобы только не говорили, что они делают дурное.
Зачем же выставлять напоказ бедность нашей жизни и наше грустное несовершенство, выкапывая людей из глуши, из отдаленных закоулков государства? Что ж делать, если
такого свойства сочинитель, и
так уже заболел он сам собственным несовершенством, и
так уже устроен талант его,
чтобы изображать ему бедность нашей жизни, выкапывая людей из глуши, из отдаленных закоулков государства! И вот опять попали мы в глушь, опять наткнулись на закоулок.