Неточные совпадения
—
Да ведь я… право, и дорога-то у меня плохая, кажется!
Ну, что я, в самом деле, возить по ней буду!
—
Ну, а теперь пора и отдохнуть! — возглашает Прокоп, —
да что, впрочем, не выпить ли на ночь прощеную!
—
Ну… чего? разумеется, всего. И мировые суды чтоб уничтожить, и окружные суды чтобы побоку, и земство по шапке. Словом сказать, чтобы ширь
да высь — и больше нечего!
— Что вы!
да ведь это целая революция! — А вы как об этом полагали! Мы ведь не немцы, помаленьку не любим! Вон головорезы-то, слышали, чай? миллион триста тысяч голов требуют,
ну, а мы, им в пику, сорок миллионов поясниц заполучить желаем!
— Зайти разве? — пригласил Прокоп, — ведь я с тех пор, как изюмскую-то линию порешили, к Елисееву — ни-ни!
Ну его! А у Доминика, я вам доложу, кулебяки на гривенник съешь
да огня на гривенник же проглотишь — и прав! Только вот мерзлого сига в кулебяку кладут — это уж скверно!
—
Да обедаем вместе! Тут же, не выходя, и исполним все, что долг повелевает! Скверно здесь кормят — это так. И масло горькое, и салфетки какие-то… особливо вон та, в углу, что ножи обтирают…
Ну, батюшка,
да ведь за рублик — не прогневайтесь!
—
Да просто шел я, по должности, дозором-с;
ну, вижу, благородные люди… не могут объяснить место жительства-с…
— А уж ежели, — продолжал между тем Прокоп, — ты от этих прожектов запьешь, так, значит, линия такая тебе вышла. Оно, по правде сказать, трудно и не запить. Все бить
да сечь,
да стрелять… коли у кого чувствительное сердце —
ну просто невозможно не запить!
Ну, а ежели кто закалился — вот как я, например, — так ничего. Большую даже пользу нахожу. Светлые мысли есть ей-богу!
—
Ну, это уж ты трудись, а я — слуга покорный! Думать там! соображать! Какая же это будет жизнь, коли меня на каждом шагу думать заставлять будут? Нет, брат, ты прост-прост, а тоже у тебя в голове прожекты… тово!
Да ты знаешь ли, что как только мы начнем думать — тут нам и смерть?!
—
Ну, что? каково? — пристал ко мне в тот же вечер Прокоп. —
да что ж… хорошо-то хорошо… только вот насчет Америки как-то сомнительно…
— Вот тоже: какой-то „английский писатель Стуарт“… черт его знает, кто он таков!
Ну,
да и Токевиль… воля твоя, а вряд ли он так говорил!
—
Да ты слушай! Денег сейчас тебе сто…
ну, двести рублей.
Да слушай же, братец, не торопись. Денег сейчас тебе…
ну, триста рублей. Потом увезу я тебя к себе в деревню и сделаю над всеми моими имениями вроде как обер-мажордомом… понимаешь?
—
Ну да, держи карман — миллионщики! В прежнее время — это точно: и из помещиков миллионщики бывали! а с тех пор как прошла над нами эта сипация всем нам одна цена: грош! Конечно, вот кабы дали на концессии разжиться —
ну тогда слова нет;
да и тут подлец Мерзавский надул!
—
Да пойми ты, ради Христа! разве могу я его заставить? такие ли теперь порядки у нас? Вот кабы лет пятнадцать долой —
ну, тогда точно! Разве жалко мне Аннушки-то?
—
Да опомнись ты! чего тебе от меня еще нужно! Сколько ты денег высосал! сколько винища одного вылакал! На-тко с чем еще пристал: Аннушку ему предоставь!
Ну, ты умный человек!
ну, скажи же ты мне, как я могу его принудить уступить тебе Аннушку? Умный ли ты человек или нет?
— Это как вам угодно-с. Только какое вы слово теперича мне сказали… ах, какое это слово!
Ну,
да и ответите же вы передо мной за это ваше слово!
—
Ну да, и восстановления и упразднения — все это мы знаем! Слыхали. Сами прожекты об упразднениях писывали!
Не лежит сердце к этому вопросу —
да и полно!"
Ну, там как-нибудь", или:"Будем надеяться, что дальнейшие успехи цивилизации" — вот фразы, которые обыкновенно произносят уста мои в подобных случаях, и хотя я очень хорошо понимаю, что фразы эти ничего не разъясняют, но, может быть, именно потому-то и говорю их, что действительное разъяснение этого предмета только завело бы меня в безвыходный лабиринт.
—
Ну, а я"Маланьи"не писал и никакой земли безвозмездно не отдавал, а потому, как оно там — не знаю. И поронцы похулить не хочу, потому что без этого тоже нельзя. Сечь — как не сечь; сечь нужно!
Да сам-то я, друг ты мой любезный, поротым быть не желаю!
— Донон — это само собой. Я бы и в Париж скатал — это тоже само собой.
Ну, а и кроме того… Вот у меня молотилка уж другой год не молотит… а там, говорят, еще жнеи
да сеноворошилки какие-то есть! Это, брат, посерьезнее, чем у Донона текущий счет открыть.
—
Ну видишь ли! Сидим мы себе
да помалчиваем; другой со стороны посмотрит:"Вот, скажет, бесчувственные!"А мы вдруг возьмем
да и вскочим: бери все!
— Нет,
да ты вникни! ведь это дело очень и очень статочное! Возьми хоть Петра Иваныча Дракина —
ну, станет ли он себя обкладывать, коли нет у него про запас загвоздки какой-нибудь?!
—
Ну да; вот, например, ежели взялся писать о ссудо-сберегательных кассах — об них и пиши! Чтоб ни о социализме, ни об интернационалке… упаси бог!
—
Ну да, и свобода печати,
да и вообще… расплываться не следует!
— То-то! то-то! время"Маланий", брат, нынче прошло!
Ну да, впрочем, не в том дело. Я очень рад тебя видеть, но теперь некогда: надо корреспонденцию разбирать. Кстати: из Кишинева пишут, что там в продолжение целого часа было видимо северное сияние… каков фактец!
—
Ну да, ты увидишь тут всех.
— Кто? я-то хочу отнимать жизнь? Господи!
да кабы не клятва моя! Ты не поверишь, как они меня мучают! На днях — тут у нас обозреватель один есть принес он мне свое обозрение… Прочитал я его —
ну, точно в отхожем месте часа два просидел! Троша у него за душой нет, а он так и лезет, так и скачет! Помилуйте, говорю, зачем? по какому случаю? Недели две я его уговаривал, так нет же, он все свое: нет, говорит, вы клятву дали! Так и заставил меня напечатать!
—
Да года три сряду все по кавалерии числился;
ну, натурально, местов искал, докладные записки во все министерства подавал. В губернаторы уж очень хотелось попасть! Мне бы, говорит, ваше превосходительство, какую-нибудь немудрящую губернию, в Петрозаводск или в Уфу… право!
—
Ну, брат, я бегу! — спохватился Прокоп, —
да ты что, свободен, что ли?
—
Ну, вот видите! Не лгу же я!
Да и зачем лгать, коли сам собственными глазами все видел! Только вот, смотрю я, солнышко-то уж книзу идет, а нам в тот же день надо было покончить с Рахиным, чтобы разом, знаете, раздавить гидру —
да и шабаш!
—
Да, и от чего стал задумываться… от"Петербургских ведомостей"! С реформами там нынче все поздравляют,
ну вот он читал-читал,
да и вообрази себе, что идет он по длинномудлинному коридору, а там, по обеим сторонам, все пеленки… то бишь все реформы развешены! Эхма! чья-то теперь очередь с ума сходить!
— Именно, брат, от скуки. Скажу теперича хоть про себя.
Ну, встанешь это утром, начнешь думать, как нынче день провести.
Ну, хоть ты меня зарежь, нет у меня делов,
да и баста!
—
Ну да, делегат от Балашовского уезда… что ж дальше! А вы, небось, думали, что я испугаюсь! Я, батюшка, ничего не испугаюсь! Мне, батюшка, черт с ними — вот что!
—
Ну, это ты врешь! Этого я не говорил! Ишь ведь что вспомнил! ах ты, сделай милость!
Да не то что одна комиссия, а десять комиссий меня позови передо всеми один ответ: знать не знаю, ведать не ведаю! Нет, брат, я ведь травленный! Меня тоже нескоро на кривой-то объедешь!
— Да-с! вы видите перед собой изменника-с! сепаратиста-с! Я, который всем сердцем-с! — говорил он язвительно, — и добро бы еще речь шла об Золотоноше!
Ну, тут действительно еще был бы резон, потому что Золотоноша от Канева — рукой подать! Но Миргород! но Хороль! но Пирятин! но Кобеляки!
— Однако это, черт возьми, штука скверная! — всполошился Прокоп, третьего дня этот шут гороховый Левассер говорит мне:"Votre pays, monsieur, est un fichu pays!"[Ваша страна, мсье, скверная страна!] — а я, чтобы не обидеть иностранного гостя:
да, говорю, Карл Иваныч! есть-таки того… попахивает! А
ну, как он это в книжку записал?
Одно опасно: наврешь. Но и тут есть фортель. Не знаешь —
ну, обойди, помолчи, проглоти, скажи скороговоркой."Некоторые полагают","другие утверждают","существует мнение, едва ли, впрочем, правильное" — или"по-видимому, довольно правильное" —
да мало ли еще какие обороты речи можно изыскать! Кому охота справляться, точно ли"существует мнение", что оспопрививание было известно задолго до рождества Христова?
Ну, было известно — и Христос с ним!
— Что говорить! не без греха!
Ну,
да наше дело сторона! Наше дело молиться, сестрица! Молиться
да еще благодарить!
—
Да ведь вы и теперь дворянин, Петр Иваныч! И вы дворянин, и они дворяне —
ну, что бы вам стоило эти дрязги оставить!
— Если бы хоть одну дорогу дали, — открывался он мне, — уж как бы, кажется, на душе легко было.
Ну вот, ей-богу…
ну, ей-же-ей, простил бы! А то ведь как на смех: жид придет — бери! Бери! владай! что угодно делай! А свой брат, дворянин, явится — "
да ты знаешь ли, из чего рельсы-то делаются?!". Каково это слушать-то!
Ну, сбудется оно,
да и все тут!
Там прослышит: дорогу новую придумывают, в другом месте — банк облюбовывают, в третьем — такое предприятие,
ну, такое предприятие… ах, прах побери
да и совсем!
— Теперь я уж привык, — жаловался мне Петр Иваныч, а первое время, как стал он обходы-то эти кругом меня делать, — веришь ли, я чуть с ума не сошел!"Как, говорю: разве не ты… помнишь?"–"Точно так, говорит, я-с. Только я совсем не против вас действовал. Видел я тогда, что и они горячатся,
да и вы горячитесь…
Ну, вот, чтоб отвести им глаза, я и сделал диверсию-с…"