Неточные совпадения
Я не
стану описывать впечатления этого чудного вечера. Она изнемогала, таяла, извивалась и так потрясала «отлетом», что товарищи мои, несмотря
на то что все четверо были действительные статские советники, изнемогали, таяли, извивались и потрясали точно так же, как и она.
— Теперь я другую линию повел. Железнодорожную-то часть бросил. Я свое дело сделал, указал
на Изюм — нельзя? —
стало быть, куда хочешь, хоть к черту-дьяволу дороги веди — мое дело теперь сторона! А я нынче по административной части гусара запустил. Хочу в губернаторы. С такими, скажу вам, людьми знакомство свел — отдай все, да и мало!
Вспомнив про
статью, я так обозлися, что не своим голосом закричал
на извозчика: пошел!
Вечером мы были
на рауте у председателя общества чающих движения воды, действительного статского советника Стрекозы. Присутствовали почти все старики, и потому в комнатах господствовал какой-то особенный, старческий запах. Подавали чай и читали
статью, в которой современная русская литература сравнивалась с вавилонскою блудницей. В промежутках, между чаем и чтением, происходил обмен вздохов (то были именно не мысли, а вздохи).
Я
стал припоминать и с помощью неимоверных усилий успел составить нечто целое из уцелевших в моем мозгу обрывков. Да, мы отправились сначала к Балабину, потом к Палкину, оттуда к Шухардину и, наконец, в «Пекин». Но тут нить воспоминаний оборвалась. Не украли ли мы в «Пекине» серебряную ложку? не убили ли мы
на скорую руку полового? не вели ли нас
на веревочке? — вот этого-то именно я и не мог восстановить в своей памяти.
Стало быть, ежели нам, отставным корнетам, ротмистрам и подьячим, показалось
на минуту, что почва ускользает из-под наших ног, то это именно только показалось, а
на самом деле ничего нового не произошло, кроме кавардака, умопомрачения, труса и т. д.
Такова была дедушкина мораль, и я, с своей стороны,
становясь на его точку зрения, нахожу эту мораль совершенно естественною. Нельзя жить так, как желал жить дедушка, иначе, как под условием полного исчезновения жизни в других. Дедушка это чувствовал всем нутром своим, он знал и понимал, что если мир, по малой мере верст
на десять кругом, перестанет быть пустыней, то он погиб. А мы?!
Известный криминалист Сергий Баршев говорит: „Ничто так не спасительно, как штраф, своевременно налагаемый, и ничто так не вредно, как безнаказанность“. [Напрасно мы
стали бы искать этой цитаты в сочинениях бывшего ректора Московского университета. Эта цитата, равно как и ссылки
на Токевиля, Монтескье и проч., сделаны отставным корнетом Толстолобовым, очевидно, со слов других отставных же корнетов, наслышавшихся о том, в свою очередь, в земских собраниях. (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)] Святая истина!
Печальные сны
стали мне видеться с тех пор, как я был выбран членом нашего местного комитета по улучшению быта крестьян. В то время, как ни придешь, бывало, в заседание, так и сыплются
на тебя со всех сторон самые трагические новости.
Ни взлома, ни словоохотливой любовницы, ни даже глупой родственницы, которая иначе не помирилась бы, как
на подложном завещании, и потом
стала бы этим завещанием его же, Прокопа, всю жизнь шпиговать!
— Дурману бы… — произносит Прокоп, и какими-то такими бесстрастными глазами смотрит
на Андрея, что мне
становится страшно.
Прокоп сделал при этом такой малоупотребительный жест, что даже молодой человек, несмотря
на врожденную ему готовность, утратил
на минуту ясность души и
стал готовиться к отъезду.
Я уж не раз порывался к Прелестнову с тех пор, как приехал в Петербург, но меня удерживала свойственная всем провинциалам застенчивость перед печатным словом и его служителями. Нам и до сих пор еще кажется, что в области печатного слова происходит что-то вроде священнодействия, и мы были бы до крайности огорчены, если бы узнали за достоверное, что в настоящее время это дело упрощено до того, что стоит только поплевать
на перо, чтобы вышла прелюбопытнейшая передовая
статья.
Мы долгое время стояли рука в руку и смотрели друг
на друга светящимися глазами. Наконец рукам нашим
стало тепло, и мы бросились обнимать друг друга и целоваться.
В той же
статье далее говорится:"Что же такое этот"Вольный Союз Пенкоснимателей", который, едва явившись
на свет, уже задал такую работу близнецам"Московских ведомостей"?
Об этом же предмете, в еженедельном издании"Обыватель Пенкоснимающий", в
статье"Отповедь"Старейшей Всероссийской Пенкоснимательнице""(служащей ответом
на предыдущую
статью), сказано:"С одной половиной этой мысли мы имеем полную готовность согласиться весьма безусловно.
Объяснение. Газета"Истинный Российский Пенкосниматель"выражается по этому поводу так:"В сих затруднительных обстоятельствах литературе ничего не остается более, как обличать городовых. Но пусть она помнит, что и эта обязанность не легкая, и пусть
станет на высоту своей задачи. Это единственный случай, когда она не вправе идти ни
на какие сделки и, напротив того, должна выказать ту твердость и непреклонность, которую ей не дано привести в действие по другим вопросам".
Итак, не
станем напрашиваться
на ненужные возражения и останемся при основной и несомненно верной мысли: да, мы призваны создать новую науку и сказать дряхлеющему миру новое, обновляющее слово!
К величайшему удивлению, мы
стали замечать, что Никодим ведет газету
на славу, что"столбцы ее оживлены", что в ней появилась целая стая совершенно новых сотрудников, которые неустанно ведут между собой живую и даже ожесточенную полемику по поводу содержания московских бульваров, по поводу ненужности посыпания песком тротуаров в летнее время и т. д.
Что сначала он напишет
статью о необходимости держать бульвары в чистоте и уязвит при этом Московскую городскую думу, а в следующем нумере накинется сам
на себя и совершенно убедительно докажет, что все это пустяки и что бульвары прежде всего должны служить в качестве неисчерпаемого вместилища человечьего гуано!
У каждого из этих апостолов самоедства сидит в голове маковое зернышко, которое он хочет во что бы то ни
стало поместить; каждый из них имеет за душой материала настолько, чтобы изобразить:
на последнем я листочке напишу четыре строчки! — зато уж и набрызжет же он в этих четырех строчках!
Прерванный
на минуту разговор возобновился; но едва успел Менандр сообщить, что ладзарони лежат целый день
на солнце и питаются макаронами, как
стали разносить чай, и гости разделились
на группы. Я горел нетерпением улучить минуту, чтобы пристать к одной из них и предложить
на обсуждение волновавшие меня сомнения. Но это положительно не удавалось мне, потому что у каждой группы был свой вопрос, поглощавший все ее внимание.
Я смотрел во все глаза и, конечно, старался
стать на один уровень со всеми.
— Нет, я не сомневаюсь. О! я далеко не сомневаюсь! Я готов написать не шесть, а шестьсот шесть столбцов передовых
статей, в которых надеюсь главнейшим образом развивать мысль, что все
на свете сем превратно, все
на свете коловратно…
Он владелец деревни Проплеванной — так, кажется? — и потому, как член рязанско-тамбовско-саратовского клуба… то бишь земства… естественным образом желает
стать на ту точку зрения, с которой всего удобнее взглянуть
на этот вопрос.
Но мы отвлеклись опять, и потому постараемся сдержать себя. Не
станем бродить с пером в руках по газетному листу, как отравленные мухи, но выскажем кратко наши надежды и упования. По нашему мнению, от которого мы никогда ни
на одну йоту не отступим, самые лучшие сроки для платежа налогов — это первое февраля и первое апреля. Эти же сроки наиболее подходящие и для экзекуций. И мы докажем это таким множеством фактов, которые заставят замолчать наших слишком словоохотливых противников.
Я, так сказать, уж распустил уши: я ожидал, что вот-вот услышу ссылки
на"Статистический временник"министерства внутренних дел,
на примеры Англии, Франции, Италии, Пруссии, Соединенных Штатов; я был убежден, что будет навеки нерушимо доказано, что в апреле и феврале происходят самые выгодные для плательщиков сделки, что никогда базары не бывают так людны, и что, наконец, только нахалы, не знающие литературных приличий, могут утверждать, и т. д., — и вдруг пауза, сопровождаемая лишь угрозой целого ряда
статей!
—
Статья превосходна, — сказал он, — но жаль, что вы прервали вашу речь
на самом интересном месте!
—
Статья, которая обещает другую
статью, — объяснил Нескладин, — из которой, в свою очередь, должна выйти третья
статья, и так далее, — всегда производит особенное впечатление
на тех, до кого она касается.
После этого вечер, видимо, начинал приходить к концу, так что некоторые пенкосниматели уже дремали. Я, впрочем, понимал эту дремоту и даже сознавал, что, влачи я свое существование среди подобных
статей, кто знает — быть может, и я давно бы заснул непробудным сном. Ни водки, ни закуски — ничего, все равно как в пустыне. Огорчение, которое ощутил я по этому случаю, должно быть, сильно отразилось
на моем лице, потому что Менандр отвел меня в сторону и шепнул...
— Ну, скажи
на милость, — продолжал Менандр с возрастающею горечью, разве Белинский, Грановский… ну, Добролюбов, Писарев, что ли… разве писали они что-нибудь подобное той слюноточивой канители, которая в настоящее время носит название передовых
статей?
— Не могу! тут есть одно недоразумение! Неуважай-Корыто повертелся несколько секунд
на месте, как бы желая нечто объяснить, потом поспешно надел картуз
на голову, махнул рукой и
стал быстро удаляться от меня. Через минуту, однако ж, он остановился.
Я с минуту колебался, но времени впереди было так много, времени ничем не занятого, вполне пустопорожнего… Оказывалось решительно все равно, чем ни наполнить его: отданием ли последнего долга застрелившемуся холостым выстрелом генералу или бесцельным шаганием по петербургским тротуарам, захаживанием в кондитерские, чтением пенкоснимательных передовых
статей, рассматриванием проектов об упразднении и посещением различного рода публицистических раутов. В самом деле, не рискнуть ли
на Смоленское?
Спорить было бесполезно, ибо в Прокопе все чувства и мысли прорывались как-то случайно. Сегодня он негодует
на немцев и пропагандирует мысль о необходимости свергнуть немецкое иго; завтра он же будет говорить: чудесный генерал! одно слово, немец! и даже
станет советовать: хоть бы у немцев министра финансов
на подержание взяли — по крайности, тот аккуратно бы нас обремизил!
— Умница-то какая — вот ты что скажи! С губернатором ли сцепиться,
на земском ли собрании кулеврину подвести —
на все первый человек! Да что Петр Иванович — этому, по крайней мере, было с чего сходить — а вот ты что скажи; с чего Хлобыстовский, Петр Лаврентьевич, задумываться
стал?
— Так за чем же дело
стало? Возьмем да и не поедем сегодня
на Минералы!
В таких занятиях прошло добрых три часа. Наконец купеческий сын
стал придираться и окончательно набросился
на Ненаедова.
И вдруг я получаю через Прокопа печатное приглашение лично участвовать
на VIII международном статистическом конгрессе, в качестве делегата от рязанско-тамбовско-саратовского клуба! Разумеется, что при одном виде этого приглашения у меня"в. зобу дыханье сперло"; сомнения исчезли, и осталось лишь сладкое сознание, что,
стало быть, и я не лыком шит, — коль скоро иностранные гости вспомнили обо мне!
То, что является преступлением или нарушением закона в Англии, может
стать превосходной мерой общественной защиты
на континенте.
Мы ехали что-то очень долго (шутники, очевидно, колесили с намерением). Несмотря
на то что мы сидели в карете одни — провожатый наш сел
на козлы рядом с извозчиком, — никто из нас и не думал снять повязку с глаз. Только Прокоп, однажды приподняв украдкой краешек, сказал:"Кажется, через Троицкий мост сейчас переезжать
станем", — и опять привел все в порядок. Наконец карета остановилась, нас куда-то ввели и развязали глаза.
Опять в руки перо — и к вечеру
статья готова. Рано утром
на другой день она была уже у Менандра с новым запросом:"Не написать ли еще
статью:"Может ли быть совмещен в одном лице промысел огородничества с промыслом разведения козлов?"Кажется, теперь самое время!"К полудню — ответ:"Сделай милость! присылай скорее!"
На восьмой день я занялся собиранием материалов для двух других обширных
статей, а именно:"Церемониал при погребении великого князя Трувора"и"Как следует понимать легенду о сожжении великою княгинею Ольгою древлянского города Коростеня?"
Статьи эти я полагал поместить в"Вестнике Пенкоснимательства", снабдив их некоторыми намеками
на текущую современность.
Нет ли
на свете других таких же книжек — он этого не знает, да и знать ему, собственно3 говоря, не нужно, потому что, попадись под руку «другие» книжки, они только собьют его с толку, загромоздят память материалом, с которым он никогда не справится, — и
статьи не выйдет никакой.
Итак, работа у меня кипела. Ложась
на ночь, я представлял себе двух столоначальников, встречающихся
на Невском. — А читали ли вы, батюшка,
статью:"Может ли быть совмещен в одном лице промысел огородничества с промыслом разведения козлов?"? — спрашивает один столоначальник.
Перебирая в уме кары, которым я подлежу за то, что подвозил Шалопутова
на извозчике домой, я с ужасом помышлял: ужели жестокость скорого суда дойдет: до того, что меня засадят в уединенную комнату и под наблюдением квартального надзирателя заставят читать передовые
статьи «Старейшей Русской Пенкоснимательницы»?
Если сестрицы сознавали свое право
на обладание моим миллионом и если при этом им было присуще чувство собственности, то они были обязаны идти до конца, влечься к своему миллиону инстинктивно, фаталистически, во что бы то ни
стало и что бы из того ни произошло!
Вместо того чтоб бормотать
на тему, правильно или неправильно поступает огородник, разводя при огороде козлов (ведь это даже за насмешку принять можно! можно подумать, что и"огороды"и"козлы"тут только для прилику, настоящее же заглавие
статьи таково:"правильно ли поступает администратор, разводя в своем ведомстве либералов?") — не лучше ли прямо обсудить вопрос: отчего стремления, вполне естественные в теории,
на практике оказываются далеко не столь естественными? что тут составляет мираж: самые ли стремления или та практика, которая извращает их?..
Но в этом он должен винить исключительно самого себя, потому что с самого начала
стал действовать уже слишком неосторожно, чересчур
на широкую руку.
И хотя я отнюдь не утверждаю, что основания для подобных предположений существуют в действительности — я даже думаю, что
на деле никаких неблагоприятных обстановок и в помине не имеется, — но ведь возможны же подобные предположения, а если они возможны, то,
стало быть, и самый иск, направленный против порочных явлений,
становится до крайности рискованным и шатким.