Неточные совпадения
И точно, за обедом мы
пьем сравнительно довольно мало, так что, когда я, руководясь бывшими примерами, налил себе перед закуской
большую (железнодорожную) рюмку водки, то на меня оглянулись с некоторым беспокойством. Затем: по рюмке хересу, по стакану доброго лафита и по бутылке шампанского на человека — и только.
Он сам сознавал себя твердыней, и кратковременные капризы его с губернатором
были не
больше как обоюдное развлечение двух твердынь.
— А уж ежели, — продолжал между тем Прокоп, — ты от этих прожектов запьешь, так, значит, линия такая тебе вышла. Оно, по правде сказать, трудно и не запить. Все бить да сечь, да стрелять… коли у кого чувствительное сердце — ну просто невозможно не запить! Ну, а ежели кто закалился — вот как я, например, — так ничего.
Большую даже пользу нахожу. Светлые мысли
есть ей-богу!
Во-первых, члены де сиянс академии,
будучи в
большей части из немцев, почитают для себя рассмотрение наук за нестерпимое и несносное.
Академиям сим, для
большего удобства в предстоящих им действиях, прежде всего поставлено
будет в обязанность определить...
И анекдот о помещике, которого, за продерзость, приказано
было всю жизнь возить по
большим дорогам, нигде не останавливаясь.
Это
были до такой степени настоящие слезы, что мне сделалось жутко. Видя, как они текут по его лоснящимся щекам, я чувствовал, что умираю все
больше и
больше. Казалось, я погружаюсь в какую-то бездонную тьму, в которой не может
быть речи ни об улике, ни об отмщении. Здесь не
было достаточной устойчивости даже для того, чтобы задержать след какого бы то ни
было действия. Забвение — и далее ничего…
— Это как вам угодно-с. И прежде вы барины
были, и теперь барины состоите… А только доложу вам, что ежели, паче чаянья, и дальше у нас так пойдет —
большие у нас
будут с вами нелады!
И ежели вы
будете настолько любезны, чтоб пойти на некоторые уступочки, то безделица эта уладится сама собой… et ma foi! il n'en sera plus question! [и, право же, об этом не
будет больше речи!]
И — странное дело! — ни мне, ни Прокопу не
было совестно. Напротив того, я чувствовал, как постепенно проходила моя головная боль и как мысли мои все
больше и
больше яснели. Что же касается до Прокопа, то лицо его, под конец беседы, дышало таким доверием, что он решился даже тряхнуть стариной и, прощаясь со мной, совсем неожиданно продекламировал...
Как человек, стоящий на реальной почве, он знал, что двойное, например, обложение приведет за собой для него только одно право: право
быть обложенным вдвое — и
больше ничего.
Напротив того, по
большей части это
были широкие русские натуры, из числа тех, которым, при известной степени возбуждения, самое море по колена.
Очевидно, стало
быть, что мысль о самообкладывании принадлежит всецело нам, потомкам наших предков, и должна
быть рассматриваема как результат: во-первых, способности выдерживать наплыв чувств, несколько
большей против той, которою обладали наши предки, во-вторых, вечно присущей нам мысли о якобы правах и, в-третьих, нашей страсти к политико-экономическим вицам.
Приятелей у Крошечкина
было множество, но, во-первых, все это
были люди необыкновенно глубокие, а потому"как следует писать об этом предмете, братец, времени нет, а коротенько писать — не стоит руки марать"; а во-вторых, все они проводили время по
большей части в"Британии"и потому не всегда бывали трезвы.
— И
будут совершенно правы, потому что люди легкомысленные, не умеющие терпеть, ничего другого и не заслуживают. А между тем это
будет потеря очень
большая, потому что если соединить в один фокус все то, что мы имеем, то окажется, что нам дано очень и очень многое! Вот о чем не следует забывать, господа!
И мы дел aejvi9Tu д>
ем с
большим удовольствием, что искренно уважаем этого бодрого и смелого противника, который даже при слове"субсидия"не смущается духом.
Следовательно, нужно только перестать дразнить — и дело
будет в шляпе. Не пенкоснимательство пугает, а претит лишь случайный вкус того или другого вида его. Один вид на вкус сладковат, другой кисловат, третий горьковат; но и тот, и другой, и третий — все-таки представляют собой видоизменения одного и того же пенкоснимательства — и ничего
больше.
Переход через Валдайские горы, в свое время составивший славу Фон Керля,
был давно забыт; только немногие из сослуживцев, да и то
большею частью из состоящих по кавалерии, почтили память усопшего.
Собрались
большею частью люди ни мне, ни Прокопу неизвестные, но нас так усердно потчевали, как будто мы
были ближайшие родные покойного.
Даже кокотки
были как будто все на одно лицо, — и только по
большей или меньшей смелости жаргона можно
было различить
большую или меньшую знаменитость.
— Не скрою от вас, — говорил Нагибин, — я смотрю на свою роль несколько иначе, нежели рутинеры прежнего времени. Я миротворец, медиатор, благосклонный посредник — и
больше ничего. Смягчать раздраженные страсти, примирять враждующие стороны, наконец, показывать блестящие перспективы вот как я понимаю мое назначение! Or, je vous demande un peu, s'il y a quelque chose comme un bon diner pour apaiser les passions! [А, скажите,
есть ли что-либо лучше, чем добрый обед, чтобы утишить страсти!]
— Лизавета Михайловна скончалась. Признаюсь вам, это
была большая ошибка с моей стороны. Увлечь молодую девицу, не
будучи вполне уверенным в своей свободе, — как хотите, а это нехорошо! Теперь, однако ж, эти увлечения прошли, и в занятиях статистикой…
Дорогой, пока мы шли с Прокопом домой, он
был в таком энтузиазме, что мне
большого труда стоило усовестить его.
Но если мы говорим о практических результатах этого ремесла, мы должны в то же время констатировать, что никогда бы эти результаты не могли
быть ни такими
большими, ни такими исчерпывающими, если бы шпионы начали действовать открыто… на виду, не маскируясь.
Едва заседание
было провозглашено открытым, как уже
большая часть бойцов очутилась вне боя.
То
есть, коли хотите, и
была мысль, которая неотступно стучала мне в голову, не мысль самая странная, а именно: к сожалению, должно признаться, хотя, с другой стороны, нельзя не сознаться — и
больше ничего.
Я
был скомпрометирован
больше всех.
Это
была первая ночь, которую я спал спокойно. Я не видел никаких снов, и ничего не чувствовал, кроме благодарности к этому скромному молодому человеку, который, вместо ста тысяч, удовольствовался двумя билетами и даже не отнял у меня всех пяти, хотя я сам сознался в обладании ими. На другой день утром все
было кончено. Я отдал билеты и получил обещание, что еще два, три допроса — и меня не
будут больше тревожить.
Или я не человек, а только"рубль", на котором ничего не написано, кроме того, что это res nullius, которая, в этом качестве, caedet primo occupant!, [вещь ничья и поэтому принадлежит тому, кто первый ее захватит.] то
есть еврею Зальцфишу, продающему настоящие голландские платки на углу
Большой Мещанской и Гороховой!
Как бы то ни
было, но симпатии мои к Прокопу возрастали все
больше и
больше.
Оказалось, что все это не
больше как подпольная интрига, в которой деятельными лицами являлись агенты Прокопа и жертвою которой должен
был пасть молодой Хлестаков! Что и Гаврюшка, и Иуда Стрельников — не только не лжесвидетели, но просто благонамереннейшие люди, изъявившие согласие, за известную плату, надуть моих новых пархатых родственников!
Вместе со всем окружающим изменился и Прокоп. Он одряхлел, обрюзг и ничего не может
есть, кроме манной каши. Но дух его все еще бодр, так что даже теперь, прибыв в Верхотурье, он прежде всего спрашивает, каков клубный повар в Верхоянске и чего
больше в тамошней гостинице; блох или клопов. Одним словом, намерения остались прежние, только средства к их выполнению ослабели.
Но меня останавливает одно обстоятельство: не
будет ли это слишком легкомысленно с моей стороны? не докажу ли я своим бесконечным веселонравием или своей бесконечной пугливостью, что я не совсем умен, и ничего
больше?
Если нет предмета, которого благополучие оправдывало бы совершение подвигов, то
есть воспоминание о подвигах,
есть привычка к ним;
есть, наконец, сознание, что ему, Дракину, ни при чем
больше и состоять невозможно, кроме как при подвигах.
И вот наступает третий период: оборотный капитал съеден и пропит. Ежели в два предшествующих периода человек не имел никаких надежд, кроме:"вот кабы"да"уж тогда бы", если он и тогда, в сущности, только слонялся, сам не понимая, зачем
ел и
пил больше, чем надо, и восхищался Патти, в душе припоминая девку Палашку, то теперь, когда все уже"совершилось", когда весь круг пройден и даже нет в виду ни"кабы", ни"если бы" — какой удел может предстоять ему, кроме уныния?