Неточные совпадения
— Как здоровье вашей супруги? — спрашивает ее превосходительство,
обращаясь к инженерному офицеру, с очевидным желанием замять разговор, принимающий слишком интимный характер.
— Да вот и он! — сказал Федор и,
обращаясь к Дмитрию Борисычу, прибавил: — А вот меня из-за вас, сударь, обругали тут! Зачем только вас носит сюда!
Необходимость, одна горестная необходимость вынуждает меня сказать вам, что я не премину, при первой же возможности,
обратиться с покорнейшею просьбой
к господину министру, умолять на коленах его высокопревосходительство…
— А у меня сегодня был случай! — говорит Алексей Дмитрич,
обращаясь к Михаиле Трофимычу, который, как образованный человек, следит шаг за шагом за его высокородием, — приходит ко мне Маремьянкин и докладывает, что в уезде отыскано туловище… и как странно! просто одно туловище, без головы! Imaginez-vous cela! [Вообразите себе! (франц.)]
Вообще, Порфирий Петрович составляет ресурс в городе, и
к кому бы вы ни
обратились с вопросом о нем, отвсюду наверное услышите один и тот же отзыв: «Какой приятный человек Порфирий Петрович!», «Какой милый человек Порфирий Петрович!» Что отзывы эти нелицемерны — это свидетельствуется не только тоном голоса, но и всею позою говорящего. Вы слышите, что у говорящего в это время как будто порвалось что-то в груди от преданности
к Порфирию Петровичу.
В приятном семействе главную роль обыкновенно играет maman,
к которой и гости и дети
обращаются.
— Усердный офицер-с! — отвечает командир угрюмо. Но
обращаюсь к рассказу.
— Vous voilà comme toujours, belle et parée! [Вот и вы, как всегда, красивая и нарядная! (франц.)] — говорит он,
обращаясь к имениннице. И, приятно округлив правую руку, предлагает ее Агриппине Алексеевне, отрывая ее таким образом от сердца нежно любящей матери, которая не иначе как со слезами на глазах решается доверить свое дитя когтям этого оплешивевшего от старости коршуна. Лев Михайлыч, без дальнейших церемоний, ведет свою даму прямо
к роялю.
— Вы не знаете, где он живет? — спрашивает Марья Ивановна, как будто ошибкой
обращаясь к княжне, — ах, pardon, princesse, [простите, княжна (франц.).] я хотела спросить мсьё Щедрина… вы не знаете, мсьё Щедрин, где живет господин Техоцкий?
— Разве ты знаешь его? —
обратился я
к писарю.
— Где ей, батюшка, Петр Парамоныч, в этаком деле смыслить! — вступается Архип и,
обращаясь к Феклинье, прибавляет: — Ты смотри, самовар скорее ставь для гостей дорогих!
— А что, Демьяныч, видно, на квас-то скупенек, брат, стал? — говорит ямщик, откладывая коренную лошадь, — разбогател, знать, так и прижиматься стал!.. Ну-ко, толстобрюхий, полезай
к хозявам да скажи, что ямщикам, мол, на чай надо! — прибавляет он,
обращаясь к Петру Парамонычу.
— Что ж за глупость! Известно, папенька из сидельцев вышли, Аксинья Ивановна! — вступается Боченков и,
обращаясь к госпоже Хрептюгиной, прибавляет: — Это вы правильно, Анна Тимофевна, сказали: Ивану Онуфричу денно и нощно бога молить следует за то, что он его, царь небесный, в большие люди произвел. Кабы не бог, так где бы вам родословной-то теперь своей искать? В червивом царстве, в мушином государстве? А теперь вот Иван Онуфрич, поди-кось, от римских цезарей, чай, себя по женской линии производит!
— А оттого это жалко, —
обращается Боченков
к Архипу, — чтобы ты знал, борода, что у нас, кроме малого серебряного, еще большой серебряный самовар дома есть… Понял? Ну, теперь ступай, да торопи скорее малый серебряный самовар!
— Ба! да и ты здесь, Скорпиона Аспидовна? —
обратился он
к Музовкиной, поздоровавшись со мной, — по какому же ты случаю становище свое переменила? верно, в Михайловском уж ремесло-то твое сделалось невыгодно?
Забиякин (Живновскому). И представьте себе, до сих пор не могу добиться никакого удовлетворения. Уж сколько раз
обращался я
к господину полицеймейстеру; наконец даже говорю ему: «Что ж, говорю, Иван Карлыч, справедливости-то, видно, на небесах искать нужно?» (Вздыхает.) И что же-с? он же меня, за дерзость, едва при полиции не заарестовал! Однако, согласитесь сами, могу ли я оставить это втуне! Еще если бы честь моя не была оскорблена, конечно, по долгу християнина, я мог бы, я даже должен бы был простить…
Налетов (очень громко). Э… однако ж я не привык так долго дожидаться…(
Обращается к Забиякину.) Сделайте одолжение, доложите хоть вы князю, скажите ему, что помещик Налетов приехал.
Семен Малявка (стоявший до сих пор смирно, вдруг начинает суетиться, махает руками и
обращается скороговоркою
к Долгому). Смотри, Пятруха, смотри! ишь ты! барышня-то! барышня-то! ах ты, господи!
Разбитной (
обращаясь к Хоробиткиной). Сударыня, позвольте узнать, в чем заключается ваша просьба? (В сторону.) А недурна, черт побери!
Князь Чебылкин. Извольте, сударыня, извольте. Снисходя на вашу просьбу, я согласен вас выслушать. Я не могу потакать злоупотреблениям, даже супружеским, я люблю правду… (Усилив голос.) Я вас выслушаю, сударыня, приходите завтра утром. (Хоробиткина приседает. Князь
обращается к вдове Шумиловой.) Ну-с, а вы, сударыня?
Разбитной.
Обращайтесь к князю, сударыня.
Разбитной.
Обращайтесь к князю, вам говорят.
Забиякин. Ваше сиятельство изволите говорить: полицеймейстер! Но неужели же я до такой степени незнаком с законами, что осмелился бы утруждать вас, не
обращавшись прежде с покорнейшею моею просьбой
к господину полицеймейстеру! Но он не внял моему голосу, князь, он не внял голосу оскорбленной души дворянина… Я старый слуга отечества, князь; я, может быть, несколько резок в моей откровенности, князь, а потому не имею счастия нравиться господину Кранихгартену… я не имею утонченных манер, князь…
(
Обращаясь к Палахвостову.)
— Батюшка! Трофим Николаич доброго здоровья тебе желает! — кричит Палагея Ивановна и,
обращаясь к приказному, прибавляет, — кушай, батюшка, кушай на здоровье!
Примись за это дело другой — вся эта штука беспременно бы удалась, как лучше нельзя, потому что другой знает,
к кому
обратиться, с кем дело иметь, — такие и люди в околотке есть; ну, а он ко всем с доверенностью лезет, даже жалости подобно.
— Еще бы он не был любезен! он знает, что у меня горло есть… а удивительное это, право, дело! —
обратился он ко мне, — посмотришь на него — ну, человек, да и все тут! И говорить начнет — тоже целые потоки изливает: и складно, и грамматических ошибок нет! Только, брат, бесцветность какая, пресность, благонамеренность!.. Ну, не могу я! так, знаешь, и подымаются руки, чтоб с лица земли его стереть… А женщинам нравиться может!.. Да я, впрочем, всегда спать ухожу, когда он
к нам приезжает.
— А знаешь ли, почему он приезжает
к нам, почему он извиняет мне мое пренебрежение? — сказал Лузгин,
обращаясь ко мне, — ведь он меня за низший организм считает!.. так, дескать, мужик какой-то!
— Барыня приказала сказать, —
обратился флегматически Ларивон
к Лузгину, — что вам, сударь, пить не приказано.
Привычка ли
обращаться преимущественно с явлениям мира действительного, сердечная ли сухость, следствии той же практичности, которая приковывает человека
к факту и заставляет считать бреднями все то, что ускользает от простого, чувственного осязания, — как бы то ни было, но, во всяком случае, мне показалось что я внезапно очутился в какой-то совершенно иной атмосфере, в которой не имел ни малейшего желания оставаться долее.
Он отвернулся от меня и
обратился к Кречетову...
— Истинная правда! — прервал Рогожкин, — вот у нас в полку служил поручик Живчиков, так он как залучит, бывало, метреску, да станет она ему свои резоны рассказывать:"Ты, говорит, мне момо-то [66] не говори, а подавай настоящее дело"… Погубители вы! — продолжал он,
обращаясь к Горехвастову и трепля его по ляжке.
— Ничего я об этом, ваше благородие, объяснить не могу… Это точно, что они перед тем, как из лодки им выпрыгнуть,
обратились к товарищу:"Свяжи мне, говорит, Трофимушка, руки!"А я еще в ту пору и говорю им:"Христос, мол, с вами, Аггей Федотыч, что вы над собой задумываете?"Ну, а они не послушали:"Цыц, говорит, собака!"Что ж-с, известно, их дело хозяйское: нам им перечить разве возможно!
— Ну, а ты что? —
обратился мой путеводитель
к маленькому мужичонке, тут же стоявшему.
— Ваше высокоблагородие! — сказал Пересечкин,
обращаясь к Якову Петровичу, — вот-с, изволите сами теперича видеть, как они меня, можно сказать, денно и нощно обзывают… Я, ваше высокоблагородие, человек смирный-с, я, осмелюсь сказать, в крайности теперича находился и ежели согрешил-с, так опять же не перед ними, а перед богом-с…
Тщетно я
обращался ко всем властям земным о допущении меня
к преподаванию наук сих; тщетно угрожал им карою земною и небесною; тщетно указывал на растление, царствующее в сердцах чиновнических — тщетно!
А мы, говорит, богу произволящу, надеемся в скором времени и пастыря себе добыть доброго, который бы мог и попов ставить, и стадо пасти духовное: так если, мол, пастырь этот
к вам
обратится когда, так вы его, имени Христова ради, руководствуйте, а нас, худых, в молитвах пред богом не забывайте, а мы за вас и за всех православных християн молимся и напредь молиться готовы".
— Ну, а ты, дедушка, каково перевертываешься? — спрашивает рассказчик,
обращаясь к старику.
Но
обращаюсь к запискам Филоверитова.
Натура человеческая до крайности самолюбива, и если, ловко набросив на свое лицо маску добродушия и откровенности, следователь
обращается к всемогущей струне самолюбия, успех почти всегда бывает верен.
Я знавал следователей весьма благонамеренных, которые своим неумением
обращаться с живым материялом, щекотливостью, с которою они относились
к темным сторонам жизни, с первого же шагу возбуждали полное недоверие подсудимого и, разумеется, не достигали никаких результатов.
Да и ты ведь сплетница известная! — прибавил он,
обращаясь к Мавре Кузьмовне, — из-за твоих из-за сплетен сиди тут, слушай твои россказни!
— И поди, чай, — прервал Половников, — сделавши такое доброе дело, стал на молитву, выпустил рубаху, опояску ниже пупа спустил… и прав, думает… Ну, а робенка-то куда вы девали? ты говори да досказывай! — продолжал он,
обращаясь к Кузьмовне.
— Извините, ваше благородие, — сказала она голосом еще неуспокоившимся, — очень уж я испужалась… словно из земли незнакомый человек вырос… Да кто ж ты такая, голубушка, что я словно не припомню тебя? — продолжала она,
обращаясь к Тебеньковой.
— А сказывали, что на деревню
к мужичку в сыновья отдали, да после будто бы помер, — отвечала Тебенькова, но потом,
обратившись к Кузьмовне, как будто внезапная мысль озарила ее голову, прибавила: — Нет, ты скажи, куда ты Мишутку-то девала?
— Позвать сюда Меропею! — сказал я полицейскому и потом,
обращаясь к Кузьмовне, прибавил: — Ну, что ж ты на это скажешь?
— Так, видно, и взаправду Мишутку-то в яму свалили! — сказала Тебенькова, всхлипывая, и потом,
обращаясь к Кузьмовне, прибавила: — Черт ты этакой, че-орт!
— Соколов привели, ваше высокоблагородие! — сказал он, входя в мою комнату, — таких соколов, что сам Иван Демьяныч, можно сказать, угорел. А! Маремьяна-старица, обо всем мире печальница! — продолжал он,
обращаясь к Мавре Кузьмовне, — каково, сударушка, поживаешь? ну, мы, нече сказать, благодаря богу, живем, хлеб жуем, а потроха-то твои тоже повычистили! да и сокола твоего в золотую клетку посадили… фю!
Иногда эта добродетельная наклонность вознаграждается самым обидным образом. Трудишься-трудишься иной раз, выбиваешься из сил, симпатизируя и стараясь что-нибудь выведать из преступника — разумеется, pour son propre bien, [ради его собственного блага (франц.).] — и достигнешь только того, что обвиняемый, не без горькой иронии,
к тебе же
обращается с следующими простыми словами...