Неточные совпадения
Въезжая в этот город, вы как будто чувствуете, что карьера ваша
здесь кончилась, что вы ничего уже
не можете требовать от жизни, что вам остается только жить в прошлом и переваривать ваши воспоминания.
Вы видите, вы чувствуете, что
здесь человек доволен и счастлив, что он простодушен и открыт именно потому, что
не для чего ему притворяться и лукавить.
„Поздравьте, говорит, меня с крестником“. Что бы вы думали? две тысячи взял, да из городу через два часа велел выехать: „Чтоб и духу, мол, твоего
здесь не пахло“.
Все
здесь было как-то
не по ней: общество казалось тяжелым и неуклюжим; в домах все смотрело неопрятно; грязные улицы и деревянные тротуары наводили уныние; танцевальные вечера, которые изредка назначались в «благородном» собрании, отличались безвкусием, доходившим до безобразия…
— Мы
здесь рассуждаем об том, — говорит он мне, — какое нынче направление странное принимает литература — всё какие-то нарывы описывают! и так, знаете, все это подробно, что при дамах даже и читать невозможно… потому что дама — vous concevez, mon cher! [вы понимаете, мой милый! (франц.)] — это такой цветок, который ничего, кроме тонких запахов, испускать из себя
не должен, и вдруг ему, этому нежному цветку, предлагают навозную кучу… согласитесь, что это неприятно…
Надо сказать
здесь, что у Марьи Ивановны имеется в запасе свой entrepreneur de succès, [устроитель успеха (франц.).] детина рыжий и с весьма развитыми мускулами, который
не только сам аплодирует, но готов прибить всякого другого, кому вздумалось бы
не аплодировать.
— Нет, так… я хотела, кажется, сказать какую-то глупость… вы
не знаете, отчего
здесь всегда пахнет скукой?
— Я опять-таки повторяю вам, княжна, что
не имею
здесь никакого мнения…
В провинции лица умеют точно так же хорошо лгать, как и в столицах, и если бы кто посмотрел в нашу сторону, то никак
не догадался бы, что в эту минуту разыгрывалась
здесь одна из печальнейших драм, в которой действующими лицами являлись оскорбленная гордость и жгучее чувство любви, незаконно попранное, два главные двигателя всех действий человеческих.
— Так как же тут
не поверуешь, сударь! — говорит он, обращаясь уже исключительно ко мне, — конечно, живем мы вот
здесь в углу, словно в языческой стороне, ни про чудеса, ни про знамения
не слышим, ну и бога-то ровно забудем. А придешь, например, хошь в Москву, а там и камни-то словно говорят! пойдут это сказы да рассказы: там, послышишь, целение чудесное совершилось; там будто над неверующим знамение свое бог показал: ну и восчувствуешь, и растопится в тебе сердце, мягче воску сделается!..
Ну, я на него смотрю, что он ровно как обеспамятел:"Ты что ж, мол, говорю, дерешься, хозяин? драться, говорю,
не велено!"Ну, он и поприутих, лег опять в карандас да и говорит: вот, говорит, ужо вам будет, разбойники этакие, как чугунку
здесь поведут!
Забиякин. А что вы думаете? может быть, и в самом деле изъян… это бывает! Я помню, как-то из Пермской губернии проезжали
здесь, мещанина показывали, с лишком трех аршин-с. Так вы
не поверите… точный ребенок-с! до того уж, знаете, велик, что стоять
не в силах. Постоит-постоит для примеру — да и сядет: собственная это, знаете, тяжесть-то его так давит.
Живновский (Забиякину). Кажется, нам с вами ночевать
здесь придется. Проходимец должен быть этот лекаришка! И как он дал тонко почувствовать: «Ну, и поговорим!» Общиплет он этого молодчика! как вы думаете? ведь тысячкой от этого прощелыги
не отделается?
Дернов (жене). Слышишь ты у меня! чтоб
здесь бобровского и духу
не пахло… слышишь! а
не то я тебя, видит бог, задушу! своими руками задушу!
— Ну, это, видно, после дождичка в четверг будет! я сам сдачи
не займую. А вот, ей-богу, я
здесь останусь… хошь из-за угла эту плаксу шарахну.
— Рекомендую вам! Иван Семеныч Фурначев, сын статского советника Семена Семеныча Фурначева [60], который, двадцать лет живя с супругой,
не имел детей, покуда наконец, шесть лет тому назад,
не догадался съездить на нижегородскую ярмарку. По этому-то самому Иван Семеныч и слывет
здесь больше под именем антихриста… А что, Иван Семеныч, подсмотрел ты сегодня после обеда, как папка деньги считает?
Поселился
здесь я по многим причинам: во-первых, потому что желаю кушать, а в Петербурге или в Москве этого добра
не найдешь сразу; во-вторых, у меня
здесь родные, и следовательно, ими уж насижено место и для меня.
И вы
не можете себе представить, в каком я был сначала
здесь упоении!
— Знаете, — продолжал он, помолчав с минуту, — странная вещь! никто меня
здесь не задевает, все меня ласкают, а между тем в сердце моем кипит какой-то страшный, неистощимый источник злобы против всех их!
— А что вы думаете? и в самом деле, показывать зубы весело, особливо если они белые и вострые… Все смотрят на тебя и думают: о, этому господину
не попадайся на зубы: как раз раскусит! Это я на себе испытал! знаете ли вы, что я
здесь слыву за отменно злого и, следовательно, за отменно умного человека?
Находившись, по обязанности, в частом соприкосновении с этим темным и безотрадным миром, в котором, кажется, самая идея надежды и примирения утратила всякое право на существование, я никогда
не мог свыкнуться с ним, никогда
не мог преодолеть этот смутный трепет, который, как сырой осенний туман, проникает человека до костей, как только хоть издали послышится глухое и мерное позвякиванье железных оков, беспрерывно раздающееся в длинных и темных коридорах замка Атмосфера арестантских камор, несмотря на частое освежение, тяжела и удушлива; серовато-желтые лица заключенников кажутся суровыми и непреклонными, хотя, в сущности, они по большей части выражают только тупость и равнодушие; однообразие и узкость форм, в которые насильственно втиснута
здесь жизнь, давит и томит душу.
Чувствуется, что
здесь конец всему, что
здесь не может быть ни протеста, ни борьбы, что
здесь царство агонии, но агонии молчаливой, без хрипения, без стонов…
— Мне
не то обидно, — говорил он почти шепотом, — что меня ушлют — мир везде велик, стало быть, и
здесь и в другом месте, везде жить можно — а то вот, что всяк тебя убийцей зовет, всяк пальцем на тебя указывает! Другой, сударь, сызмальства вор, всю жизнь по чужим карманам лазил, а и тот норовит в глаза тебе наплевать: я, дескать, только вор, а ты убийца!..
— Но
здесь,
здесь именно и открылась миру гнусность злодея, надменностию своею нас гнетущего и нахальством обуревающего… Получив мое извещение и имея на меня, как исконный враг рода человеческого, злобу, он,
не помедлив даже мало, повелел псом своим повлещи меня в тюрьму, доколе
не представлю ясных доказательств вымышленного якобы мною злоумышления… где и до днесь пребывание имею…
По-нашему, это дело так вести следует, чтоб он носу своего
здесь не показал, а показал — так чтоб турка его в разум привела.
Я
не намерен возобновлять
здесь знакомство читателя с Филоверитовым, тем
не менее обязываюсь, однако ж, сказать, что он одною своею стороной принадлежал к породе тех крошечных Макиавелей, которыми, благодаря повсюду разливающемуся просвещению, наводнились в последнее время наши губернские города и которые охотно оправдывают все средства, лишь бы они вели к достижению предположенных целей.
— Да ведь
здесь город, — сказал я, — каким же образом вы, а
не городничий…
—
Не препятствуйте, Мавра Кузьмовна! я
здесь перед их высокоблагородием… Они любопытствуют знать, каков я есть человек, — должон же я об себе ответствовать! Ваше высокоблагородие! позвольте речь держать! позвольте как отцу объявиться, почему как я на краю погибели нахожусь, и если
не изведет меня оттуду десница ваша, то вскорости буду даже на дне оной! за что они меня режут?
— Подь, чего стыдиться-то! подь, касатка, — барин доброй! Мы
здесь, ваше благородие, в дикости живем, окроме приказных да пьяного народу, никого
не видим… Было и наше времечко! тоже с людьми важивались; народ всё чистый, капитальный езживал… ну и мы, глядя на них, обхождения перенимали… Попроси, умница, его благородие чайком.
— Так вот-с эта Мавра Кузьмовна, — продолжал он, — и задумала учредить
здесь свою эпархию Скитов ей, пожалуй,
не жалко, потому что в ту пору хоть и была она в уваженье, да все как-то на народе ее
не видать было; там, что ни выдет, бывало, все-таки больше
не к ней, а ко всем скитам сообща относят, ну, а теперь она действует сама собой, и у всех, значит, персонально на виду.
— По фамилии
не могу знать-с, а величали его тут Михаилом Трофимычем. (Скажу
здесь мимоходом, что я доискивался некоего Михаила Трофимыча Тебенькова, который, давши, по сношению моему с NN полицией, недостаточное показание, неизвестно куда потом скрылся. Можно себе представить мое радостное изумление при словах Маслобойникова.)
— Как
не быть-с! вот хоть бы
здесь купец есть, Иван Мелентьев прозывается, — ну, этот точно что человек, однако, видно, ему
не рука — по той причине, что этому архиерею, будь он хошь семи пядей во лбу, годик, много два поцарствовать, а потом, известно, в тюрьме же гнить придется.
— Так-то так… ну, и пущай к нам в побывку ездит: это точно, что худого тут нет. Только оставаться ему
здесь не след, и вот тебе мое последнее слово, что
не бывать этому, какова я на этом месте жива состою.
Пал он мне, сударь, в ноги и поклялся родителями обо всем мне весть подавать. И точно-с, с этих пор кажную ночь я уж знаю, об чем у них днем сюжет был… должен быть он
здесь, то есть Андрюшка-с, по моему расчету,
не завтра, так послезавтрева к ночи беспременно-с.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер
здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Осип. Да так. Бог с ними со всеми! Погуляли
здесь два денька — ну и довольно. Что с ними долго связываться? Плюньте на них!
не ровен час, какой-нибудь другой наедет… ей-богу, Иван Александрович! А лошади тут славные — так бы закатили!..
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я
не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы
не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу
здесь, что у меня нет ни копейки.
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде
не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы
здесь: ночь
не спишь, стараешься для отечества,
не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте
не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела
не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас
здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши
не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.