Неточные совпадения
В устах всех Петербург представляется чем-то вроде жениха, приходящего в полуночи [1](
Смотри Примечания 1 в конце книги); но ни те, ни
другие, ни третьи не искренни; это так, façon de parler, [манера говорить (франц.).] потому что рот у нас не покрыт.
Что же бы вы думали? Едем мы однажды с Иваном Петровичем на следствие: мертвое тело нашли неподалеку от фабрики. Едем мы это мимо фабрики и разговариваем меж себя, что вот подлец, дескать, ни на какую штуку не лезет.
Смотрю я, однако, мой Иван Петрович задумался, и как я в него веру большую имел, так и думаю: выдумает он что-нибудь, право выдумает. Ну, и выдумал. На
другой день, сидим мы это утром и опохмеляемся.
Мещанинишку выгнали, да на
другой день не
смотря и забрили в присутствии. А имперьяльчики-то с полу подняли! Уж что смеху у нас было!
Мы рассуждаем в этом случае так: губерния Крутогорская хоть куда; мы тоже люди хорошие и, к тому же, приладились к губернии так, что она нам словно жена; и климат, и все, то есть и то и
другое, так хорошо и прекрасно, и так все это славно, что вчуже даже мило
смотреть на нас, а нам-то, пожалуй, и умирать не надо!
Княжна даже не глядела на своего обожателя; она вся сосредоточилась в себе и
смотрела совсем в
другую сторону.
Вообще, Василий Николаич
смотрит на Алексея Дмитрича как на средство самому развлечься и
других позабавить. Он показывает почтеннейшей публике главу"приятного семейства", как вожак показывает ученого медведя.
Первое дело, что избил меня в то время ужаснейшим образом, за то будто бы, что я не в своем виде замуж за него вышла; да это бы еще ничего, потому что, и при строгости мужниной, часто счастливые браки бывают; а второе дело, просыпаюсь я на
другой день,
смотрю, Федора Гаврилыча моего нет; спрашиваю у служанки: куда девался, мол, Федор Гаврилыч? отвечает: еще давеча ранехонько на охоту ушли.
То есть вы не думайте, чтоб я сомневался в благородстве души вашей — нет! А так, знаете, я взял бы этого жидочка за пейсики, да головенкой-то бы его об косяк стук-стук… Так он, я вам ручаюсь, в
другой раз
смотрел бы на вас не иначе, как со слезами признательности… Этот народ ученье любит-с!
Разбитной. Есть в ней, знаете, эта простота, эта мягкость манер, эта женственность, это je ne sais quoi enfin, [не знаю, наконец, что (франц.)] которое может принадлежать только аристократической женщине… (Воодушевляясь.) Ну,
посмотрите на
других наших дам… ведь это просто совестно, ведь от них чуть-чуть не коровьим маслом воняет… От этого я ни в каком больше доме не бываю, кроме дома князя… Нет, как ни говорите, чистота крови — это ничем не заменимо…
Малявка. Ну! вот я и говорю, то есть, хозяйке-то своей: «
Смотри, мол, Матренушка, какая у нас буренушка-то гладкая стала!» Ну, и ничего опять, на том и стали, что больно уж коровушка-то хороша. Только на
другой же день забегает к нам это сотский."Ступай, говорит, Семен: барин [В некоторых губерниях крестьяне называют станового пристава барином. (Прим. Салтыкова-Щедрина.)] на стан требует". Ну, мы еще и в ту пору с хозяйкой маленько посумнились: «Пошто, мол, становому на стан меня требовать!..»
Змеищев (зевая). Ну, а коли так, разумеется, что ж нам
смотреть на него, выгнать, да и дело с концом. Вам, господа, они ближе известны, а мое мнение такое, что казнить никогда не лишнее; по крайней мере,
другим пример. Что, он смертоубийство, кажется, скрыл?
Господи! что ж это и за жизнь за такая!
другие,
посмотришь, то по гостям, то в клуб, а ты вот тут день-деньской дома сиди.
Ижбурдин. А не дай я ему этого ящика, и невесть бы он мне какой тут пакости натворил! Тут, Савва Семеныч, уж ни за чем не гонись, ничем не брезгуй.
Смотришь только ему в зубы, как он над тобой привередничает, словно баба беременная; того ему подай, или нет, не надо, подай
другого. Только об одном и тоскует, как бы ему такое что-нибудь выдумать, чтобы вконец тебя оконфузить.
Ижбурдин. А как бы вам объяснить, ваше благородие? Называют это и мошенничеством, называют и просто расчетом — как на что кто глядит. Оно конечно, вот как тонешь, хорошо, как бы кто тебе помог, а как с
другого пункта на дело
посмотришь, так ведь не всякому же тонуть приходится. Иной двадцать лет плавает, и все ему благополучно сходит: так ему-то за что ж тут терять? Это ведь дело не взаимное-с.
Где-то вы,
друзья и товарищи моей молодости? Ведете ли, как и я, безрадостную скитальческую жизнь или же утонули в отличиях, погрязли в почестях и с улыбкой самодовольствия
посматриваете на бедных тружеников, робко проходящих мимо вас с понуренными головами? Многие ли из вас бодро выдержали пытку жизни, не смирились перед гнетущею силою обстоятельств, не прониклись духом праздности, уныния и любоначалия?
Около обиженного мальчика хлопотала какая-то женщина, в головке и одетая попроще
других дам. По всем вероятиям, это была мать Оськи, потому что она не столько ублажала его, сколько старалась прекратить его всхлипыванья новыми толчками. Очевидно, она хотела этим угодить хозяевам, которые отнюдь не желали, чтоб Оська обижался невинными проказами их остроумных деточек. Обидчик между тем, пользуясь безнаказанностию, прохаживался по зале, гордо
посматривая на всех.
— А я, ваше благородие, больше к слову-с; однако не скрою, что вот нынче пошел совсем
другой сорт чиновников: всё больше молодые, а ведь, истинно вам доложу,
смотреть на них — все единственно одно огорченье.
Этого чиновника отозвали, прислали
другого; тот посмотрел-посмотрел, пишет: точно — смерть.
Ходят, братец, слоняются целый день, точно время-то у них на золотники продается, а
посмотришь, в результате оказывается, что в таком-то месте часа три прождал, чтоб иметь счастие поганым образом искривить рот в улыбку при виде нужного лица, в
другом месте два часа простоял, но и этого счастья не дождался.
Вы люди практические и, следовательно, ограниченные; вам бы вот только блоху поймать да и сжечь ее на свечке; вы даже не хотите
посмотреть, как она дрыгает ножками, палимая огнем, потому что вдали мелькает перед вами
другая блоха, которую вам также настоит изловить…
Другой вот, немец или француз, над всякою вещью остановится, даже
смотреть на него тошно, точно родить желает, а наш брат только подошел, глазами вскинул, руками развел:"Этого-то не одолеть, говорит: да с нами крестная сила! да мы только глазом мигнем!"И действительно, как почнет топором рубить — только щепки летят; генияльная, можно сказать, натура! без науки все науки прошел!
Ну, да это все бы еще ничего. Сижу я на
другой день один, будто горюю;
смотрю, частный опять ко мне на двор едет: что бы это за оказия такая?
Однако этому делу статься было нельзя потому, что
другие пустынники
смотрели на нашу приязнь злобно.
Только к центру, там, где находится и базарная площадь, город становится как будто люднее и принимает физиономию торгового села. Тут уже попадаются изредка каменные дома местных купцов, лари, на которых симметрически расположены калачи и баранки, тут же снуют приказные, поспешающие в присутствие или обратно, и, меланхолически прислонясь где-нибудь у ворот, тупо
посматривают на базарную площадь туземные мещане, в нагольных тулупах, заложив одну руку за пазуху, а
другую засунув в боковой карман.
Старуха встала, глухо кашляя и злобно
посматривая на меня. Она одною рукой уперлась об косяк двери, а
другою держала себя за грудь, из которой вылетали глухие и отрывистые вопли. И долгое еще время, покуда я сидел у Мавры Кузьмовны, раздавалось по всему дому ее голошение, нагоняя на меня нестерпимую тоску.
Только и пропитываешься, что частными случаями… там, слышишь, книжки проявились, там ночным временем для своих делов соберутся, в
другом месте брак совершили гнусным манером без повенчания — ну, и действуешь,
смотря по силе-возможности.
Теперича хошь и это сказать: приедут, бывало купцы с ярмонки; в
других скитах
посмотришь, самые старшие матери встречать их бегут, да и игуменья-то с ними, ровно они голодные, а мать Лександра скоро ли еще выдет, а и выдет, так именно можно сказать, что игуменья вышла: из себя высокая да широкая, голос резкой.
Смотришь иногда: едут начальники, или
другие господа, на больших долгушах, едут с самоварами, с корзинами — и позавидуешь…
Пошел я на
другой день к начальнику, изложил ему все дело; ну, он хошь и Живоглот прозывается (Живоглот и есть), а моему делу не препятствовал. «С богом, говорит, крапивное семя размножать — это, значит, отечеству украшение делать». Устроил даже подписку на бедность, и накидали нам в ту пору двугривенными рублей около двадцати. «Да ты, говорит,
смотри, на свадьбу весь суд позови».