Неточные совпадения
— Аким, Аким Сергеев, — торопливо отвечает голос. Ваше любопытство заинтересовано; вы посылаете разведать,
что происходит у вас в соседях, и узнаете,
что еще перед вами приехал сюда становой
для производства следствия да вот так-то день-деньской и мается.
— Обождать-то,
для че не обождать, это все в наших руках, да за
что ж я перед начальством в ответ попаду? — судите сами.
Дело в том,
что в этот самый день случилось Дмитрию Борисычу быть именинником, и он вознамерился сотворить
для дорогого гостя бал на славу.
Между тем
для Дмитрия Борисыча питие чая составляло действительную пытку. Во-первых, он пил его стоя; во-вторых, чай действительно оказывался самый горячий, а продлить эту операцию значило бы сневежничать перед его высокородием, потому
что если их высокородие и припускают, так сказать, к своей высокой особе, то это еще не значит, чтоб позволительно было утомлять их зрение исполнением обязанностей, до дел службы не относящихся.
Входит Перегоренский, господин лет шестидесяти, но еще бодрый и свежий. Видно, однако же,
что,
для подкрепления угасающих сил, он нередко прибегает к напитку, вследствие
чего и нос его приобрел все возможные оттенки фиолетового цвета. На нем порыжелый фрак с узенькими фалдочками и нанковые панталонцы без штрипок. При появлении его Алексей Дмитрич прячет обе руки к самым ягодицам, из опасения, чтоб господину Перегоренскому не вздумалось протянуть ему руку.
— Нет! куда нам! — говорит, махая руками, судья, который, от старости, недослышит, и думает,
что Дмитрий Борисыч приглашает его составить партию
для высокоименитого гостя.
И тем не менее вы и до сих пор, благосклонный читатель, можете встретить его, прогуливающегося по улицам города Крутогорска и в особенности принимающего деятельное участие во всех пожарах и других общественных бедствиях. Сказывают даже,
что он успел приобрести значительный круг знакомства,
для которого неистощимым источником наслаждений служат рассказы о претерпенных им бедствиях и крушениях во время продолжительного плавания по бурному морю житейскому.
Тут самый рост его как-то не останавливает ничьего внимания, и всякий благонамеренный человек необходимо должен думать,
что такой, именно такой рост следует иметь
для того, чтоб быть величественным.
По тринадцатому году отдали Порфирку в земский суд, не столько
для письма, сколько на побегушки приказным за водкой в ближайший кабак слетать. В этом почти единственно состояли все его занятия, и, признаться сказать не красна была его жизнь в эту пору: кто за волоса оттреплет, кто в спину колотушек надает; да бьют-то всё с маху, не изловчась, в такое место, пожалуй, угодит,
что дух вон. А жалованья за все эти тиранства получал он всего полтора рубля в треть бумажками.
Однако все ему казалось,
что он недовольно бойко идет по службе. Заприметил он,
что жена его начальника не то чтоб балует, а так по сторонам поглядывает. Сам он считал себя к этому делу непригодным, вот и думает, нельзя ли ему как-нибудь полезным быть
для Татьяны Сергеевны.
После идеи о муже идея о бедности была самою мучительною
для княжны; наклонности к роскоши и всякого рода удобствам до того впились в нее и срослись со всем ее существом,
что скромная действительность, которая ждала ее в Крутогорске, раздражала ее.
Оказалось,
что для того, чтобы проникнуть в святилище веселия, называемое клубом, необходимо было вносить каждый раз полтинник, и это правило, неудобное
для мелких чиновников вообще, было в особенности неудобно
для Техоцкого, который был из мелких мельчайшим.
Княжна с ужасом должна сознаться,
что тут существуют какие-то смутные расчеты,
что она сама до такой степени embourbée,
что даже это странное сборище людей, на которое всякая порядочная женщина должна смотреть совершенно бесстрастными глазами, перестает быть безразличным сбродом, и напротив того, в нем выясняются
для нее совершенно определительные фигуры, между которыми она начинает уже различать красивых от уродов, глупых от умных, как будто не все они одни и те же — о, mon Dieu, mon Dieu! [о, боже мой, боже мой! (франц.)]
Во-первых, я постоянно страшусь,
что вот-вот кому-нибудь недостанет холодного и
что даже самые взоры и распорядительность хозяйки не помогут этому горю, потому
что одною распорядительностью никого накормить нельзя; во-вторых, я вижу очень ясно,
что Марья Ивановна (так называется хозяйка дома) каждый мой лишний глоток считает личным
для себя оскорблением; в-третьих, мне кажется,
что, в благодарность за вышеозначенный лишний глоток, Марья Ивановна чего-то ждет от меня, хоть бы, например, того,
что я, преисполнившись яств, вдруг сделаю предложение ее Sevigne, которая безобразием превосходит всякое описание, а потому менее всех подает надежду когда-нибудь достигнуть тех счастливых островов, где царствует Гименей.
За то,
что я коляски
для них в мастерской не сделал?
— Я у него в доме
что хошь делаю! захочу, чтоб фрукт был, будет и фрукт… всякий расход он
для меня сделать должен… И стало быть, если я тебя и твоих семейных к Пазухину приглашаю, так ты можешь ехать безо всякой опасности.
Генеральша пожелала отдохнуть. Частный пристав Рогуля стремглав бросается вперед и очищает от народа ту часть берегового пространства, которая необходима
для того, чтоб открыть взорам высоких посетителей прелестную картину отплытия святых икон. Неизвестно откуда, внезапно являются стулья и кресла
для генеральши и ее приближенных. Правда,
что в помощь Рогуле вырос из земли отставной подпоручик Живновский, который, из любви к искусству, суетится и распоряжается, как будто ему обещали за труды повышение чином.
Начал он скучать и томиться и не знал, где
для себя место найти, потому
что все душегубства его прежние непрестанно пред глазами его объявлялись и всюду за ним преследовали.
Идешь этта временем жаркиим, по лесочкам прохладныим, пташка божья тебе песенку поет, ветерочки мягкие главу остужают, листочки звуками тихими в ушах шелестят… и столько становится
для тебя радостно и незаботно,
что даже плакать можно!..
— Ты бы, любезный, сказал им,
что эта вода
для нас нужна…
— Розовое, братец, нынче в большом ходу! в Петербурге на всех хороших столах другого не подают!.. Я, братец, шампанское вино потому предпочитаю,
что оно вино нежное,
для желудка необременительное!
А больше еще и по тому особливому случаю искушения сделались
для меня доступными,
что в это время в нашем селе имел квартирование полк, и следовательно, какую ж я могла иметь против этого защиту?
—
Что ж, — сказал я, — быть может, это и к лучшему
для вас, сударыня, потому
что, судя по началу, едва ли вы могли ожидать чего-нибудь хорошего от Федора Гаврилыча.
Конечно, и с трех десятин я могла бы еще некоторую поддержку
для себя получать, но их, сударь, и по настоящее время отыскать нигде не могут, потому
что капитан только указал их на плане пальцем, да вскоре после того и скончался, а настоящего ничего не сделал.
Марья Петровна пожелала отдохнуть и опять остановилась, и хотя я убежден был,
что рассказ ее был заученный, однако не без любопытства следил за се болтовней, которая
для меня была делом совершенно новым. Она, впрочем, не сидела даром и в течение отдыха, а как-то прискорбно и желчно вздрагивала губами и носом, приготовляясь, вероятно, к дальнейшему рассказу своих похождений.
Я, однако ж, остереглась и выговорила тут ей,
что я, мол, Анфиса Ивановна, роду не простого, так не было бы у вас
для меня обиды…
— Нет, позвольте…
для меня этого достаточно. Я желал бы только знать,
чем вы в настоящее время занимаетесь и по какому случаю находитесь здесь?
Забиякин. А
что вы думаете? может быть, и в самом деле изъян… это бывает! Я помню, как-то из Пермской губернии проезжали здесь, мещанина показывали, с лишком трех аршин-с. Так вы не поверите… точный ребенок-с! до того уж, знаете, велик,
что стоять не в силах. Постоит-постоит
для примеру — да и сядет: собственная это, знаете, тяжесть-то его так давит.
Хоробиткина. Потому
что женщина все эти чувства бессравнительнее понимать может… ну, опять и то,
что женщина, можно сказать, живет
для одной любви, и кажется, нет еще той приятности, которою не пожертвовала бы женщина, которая очень сильно влюблена. (Смотрит томно на Налетова.)
Живновский (вступаясь в разговор). Вот вы изволили давеча выразиться об ананасах… Нет, вот я в Воронеже, у купца Пазухина видел яблоки — ну, это точно
что мое почтение! Клянусь честью, с вашу голову каждое будет! (Налетову.) Хотите, я семечек
для вас выпишу?
Забиякин. Вот вы изволите говорить, Леонид Сергеич,
что это пустяки… Конечно,
для вас это вещь не важная! вы в счастье, Леонид Сергеич, вы в почестях! но у меня осталось только одно достояние — это честь моя! Неужели же и ее, неужели же и ее хотят у меня отнять! О, это было бы так больно, так грустно думать!
Вот и выходит, значит,
что кривляк этих столько развелось,
что и
для того, чтоб подличать-то тебе позволили, нужен случай, протекция нужна; другой и рад бы, да случая нет.
Дернов. Мало ли
что торги! тут, брат, казенный интерес. Я было сунулся доложить Якову Астафьичу,
что для пользы службы за тобой утвердить надо, да он говорит: «Ты, мол, любезный, хочешь меня уверить,
что стакан, сапоги и масло все одно, так я, брат, хошь и дикий человек, а арифметике-то учился, четыре от двух отличить умею».
Эта штука
для нас самая выгодная; тут, можно сказать, не токма
что за труд, а больше за честь пользу получаешь.
Ну, и опять-таки оттого
для нас это дело сподручно,
что принимают там всё, можно сказать, по-божески.
С начальством-то, знаете,
для нас выгодней, почему
что хошь и есть там расход, да зато они народ уж больно дешево продают!
Ижбурдин (решительно).
Для нас, ваше благородие, эти чугунки все одно
что разорение. Вот как я вам скажу.
А второе дело будет то,
что для нашего брата купца
что чугунки завести,
что гильдию совсем снять — это все один сюжет, все вокруг одного пальца вертится.
Ведь это
для нас было бы все единственно,
что в петлю лезти, почему как в то время всякая, можно сказать, щель тебе сотню супостатов выставит: «Сам-то, мол, я хошь и проторгуюсь, да по крайности весь торг перепакощу».
Ибо можно ли называть желаниями те мелкие вожделения, исключительно направленные к материяльной стороне жизни, к доставлению крошечных удобств, которые имеют то неоцененное достоинство,
что устраняют всякий повод
для тревог души и сердца?
Рассердился на меня не на шутку за то,
что я выразился, якобы он, в удобное
для охоты время, командирует своего секретаря, под видом дел службы, собственно
для стреляния дичи к столу его сиятельства.
Но Крутогорск не представляет никакого поприща
для моей филантропической деятельности, и я тщетно ищу в нем Fleur-de-Marie, потому
что проходящие мимо меня мещанки видом своим более напоминают тех полногрудых нимф, о которых говорит Гоголь, описывая общую залу провинцияльной гостиницы [51].
Но ты ласково сдерживаешь их нетерпение; ты знаешь,
что в этот день придут к тебе разговеться такие же труженики, как и ты сам, не получившие, быть может, на свою долю ничего из «остаточков»; сердце твое в этот день
для всех растворяется; ты любишь и тоскуешь только о том,
что не можешь всех насытить, всех напитать во имя Христа-искупителя.
Он воскрес и
для тебя, серый армяк! Он сугубо воскрес
для тебя, потому
что ты целый год, обливая потом кормилицу-землю, славил имя его, потому
что ты целый год трудился, ждал и все думал:"Вот придет светлое воскресенье, и я отдохну под святою сенью его!"И ты отдохнешь, потому
что в поле бегут еще веселые ручьи, потому
что земля-матушка только
что первый пар дала, и ничто еще не вызывает в поле ни твоей сохи, ни твоего упорного труда!
Малолетные племянники и племянницы со всех сторон обступают меня и хвастаются передо мною своими обновками, потому
что Палагея Ивановна всех
для праздника наделила.
А то, дескать, и того-то вы, бараны, не разумеете,
что не вы
для него тут живете, чтоб брюхо его богомерзкое набивать, а он
для вас от правительства поставлен, чтобы вам хорошо было!"Ладно.
А ты вот мне
что скажи: говоришь ты,
что не мы
для него, а он
для нас поставлен, а самих-то ты нас, ваше благородие, и скотами и баранами обзываешь — как же это так?
В помещичьем имении, управляющего сын, об масленице, с пьяной компанией забавлялись, да кто их знает? невзначай,
что ли, али и
для смеху, пожалуй, только и зашибли они одну девку совсем до смерти.
Для того, чтобы приносить действительную пользу, я должен быть весел, бодр, свеж и беззаботен — все это очень просто и понятно; и если судьба забила меня в какой-нибудь гнусный Полорецк, то из этого вовсе не следует,
что я должен сделаться Зеноном [55].
«Везде, говорит, был; на вас только и надежда; нигде суда нет!» Вот, видите ли, он даже не понимает,
что я не
для того тут сижу, чтоб ихние эти мелкие дрязги разбирать; мое дело управлять ими, проекты сочинять, pour leur bien, наблюдать, чтоб эта машина как-нибудь не соскочила с рельсов — вот моя административная миссия.