Неточные совпадения
—
Пошел с моих глаз… тихоня!
ты думаешь, что забьешься в угол, так я и не понимаю? Насквозь
тебя понимаю, голубчик! все твои планы-прожекты как на ладони вижу!
— Важно! — говорит он, — сперва выпили, а теперь трубочки покурим! Не даст, ведьма, мне табаку, не даст — это он верно сказал. Есть-то даст ли? Объедки, чай, какие-нибудь со стола
посылать будет! Эхма! были и у нас денежки — и нет их! Был человек — и нет его! Так-то вот и все на сем свете! сегодня
ты и сыт и пьян, живешь в свое удовольствие, трубочку покуриваешь…
— Ну, брат казначей,
ты уж и расплачивайся за меня, а я
пойду на сеновал с Храповицким поговорить!
— Ну, голубчик, с
тобой — после! — холодно оборвала его Арина Петровна, —
ты, я вижу, по Степкиным следам
идти хочешь… ах, не ошибись, мой друг! Покаешься после — да поздно будет!
Ненавистник он мне, всю жизнь он меня казнил да позорил, а наконец и над родительским благословением моим надругался, а все-таки, если
ты его за порог выгонишь или в люди заставишь
идти — нет
тебе моего благословения!
— Ах, дурачок, дурачок! — продолжала Арина Петровна все ласковее и ласковее, — хоть бы
ты подумал, какая через
тебя про мать
слава пойдет! Ведь завистников-то у ней —
слава Богу! и невесть что наплетут! Скажут, что и не кормила-то, и не одевала-то… ах, дурачок, дурачок!
— И чем
тебе худо у матери стало! Одет
ты и сыт —
слава Богу! И теплехонько
тебе, и хорошохонько… чего бы, кажется, искать! Скучно
тебе, так не прогневайся, друг мой, — на то и деревня! Веселиев да балов у нас нет — и все сидим по углам да скучаем! Вот я и рада была бы поплясать да песни попеть — ан посмотришь на улицу, и в церковь-то Божию в этакую мукреть ехать охоты нет!
— А такое время, что вы вот газет не читаете, а я читаю. Нынче адвокаты везде
пошли — вот и понимайте. Узнает адвокат, что у
тебя собственность есть — и почнет кружить!
—
Ты бы, голубушка, вниз
пошла! — обратилась Арина Петровна к Улитушке.
Послать бы
тебе теперь за батюшкой, да искренно, с раскаяньем…
— И
ты, дружок, будешь видеть, и все будут видеть, а душа покойного радоваться будет. Может, он что-нибудь и вымолит там для
тебя!
Ты и не ждешь — ан вдруг
тебе Бог счастье
пошлет!
Ты у него маслица просишь, а он
тебе капустки либо лучку даст;
ты об вёдрышке да об тепленькой погодке хлопочешь, а он
тебе дождичка да с градцем
пошлет.
— Ну, спал — так и
слава Богу. У родителей только и можно слатйнько поспать. Это уж я по себе знаю: как ни хорошо, бывало, устроишься в Петербурге, а никогда так сладко не уснешь, как в Головлеве. Точно вот в колыбельке
тебя покачивает. Так как же мы с
тобой: попьем чайку, что ли, сначала, или
ты сейчас что-нибудь сказать хочешь?
— Ну, ладно. Только я, брат, говорю прямо: никогда я не обдумываю. У меня всегда ответ готов. Коли
ты правильного чего просишь — изволь! никогда я ни в чем правильном не откажу. Хоть и трудненько иногда, и не по силам, а ежели правильно — не могу отказать! Натура такая. Ну, а ежели просишь неправильно — не прогневайся! Хоть и жалко
тебя — а откажу! У меня, брат, вывертов нет! Я весь тут, на ладони. Ну,
пойдем,
пойдем в кабинет!
Ты поговоришь, а я послушаю! Послушаем, послушаем, что такое!
— Ничего я, мой друг, не знаю. Я в карты никогда не игрывал — только вот разве с маменькой в дурачки сыграешь, чтоб потешить старушку. И, пожалуйста,
ты меня в эти грязные дела не впутывай, а пойдем-ка лучше чайку попьем. Попьем да посидим, может, и поговорим об чем-нибудь, только уж, ради Христа, не об этом.
— Нет, нет, нет! Не хочу я твои пошлости слушать! Да и вообще — довольно. Что надо было высказать, то
ты высказал. Я тоже ответ
тебе дал. А теперь
пойдем и будем чай пить. Посидим да поговорим, потом поедим, выпьем на прощанье — и с Богом. Видишь, как Бог для
тебя милостив! И погодка унялась, и дорожка поглаже стала. Полегоньку да помаленьку, трюх да трюх — и не увидишь, как доплетешься до станции!
— Теперича, ежели Петенька и не шибко поедет, — опять начал Порфирий Владимирыч, — и тут к вечеру легко до станции железной дороги поспеет. Лошади у нас свои, не мученные, часика два в Муравьеве покормят — мигом домчат. А там — фиюю!
пошла машина погромыхивать! Ах, Петька! Петька! недобрый
ты! остался бы
ты здесь с нами, погостил бы — право! И нам было бы веселее, да и
ты бы — смотри, как бы
ты здесь в одну неделю поправился!
— Ну вот! ну,
слава Богу! вот теперь полегче стало, как помолился! — говорит Иудушка, вновь присаживаясь к столу, — ну, постой! погоди! хоть мне, как отцу, можно было бы и не входить с
тобой в объяснения, — ну, да уж пусть будет так! Стало быть, по-твоему, я убил Володеньку?
— Зачем нанимать? свои лошади есть!
Ты, чай, не чужая! Племяннушка… племяннушкой мне приходишься! — всхлопотался Порфирий Владимирыч, осклабляясь «по-родственному», — кибиточку… парочку лошадушек —
слава те Господи! не пустодомом живу! Да не поехать ли и мне вместе с
тобой! И на могилке бы побывали, и в Погорелку бы заехали! И туда бы заглянули, и там бы посмотрели, и поговорили бы, и подумали бы, чту и как… Хорошенькая ведь у вас усадьбица, полезные в ней местечки есть!
— Об том-то я и говорю. Потолкуем да поговорим, а потом и поедем. Благословясь да Богу помолясь, а не так как-нибудь: прыг да шмыг! Поспешишь — людей насмешишь! Спешат-то на пожар, а у нас,
слава Богу, не горит! Вот Любиньке — той на ярмарку спешить надо, а
тебе что! Да вот я
тебя еще что спрошу:
ты в Погорелке, что ли, жить будешь?
— Смотря по тому, как возьмешься, мой друг. Ежели возьмешься как следует — все у
тебя пойдет и ладно и плавно; а возьмешься не так, как следует — ну, и застрянет дело, в долгий ящик оттянется.
— Вот за попом
послать, это — так. Это дельно будет. Молитва —
ты знаешь ли, что об молитве-то в Писании сказано? Молитва — недугующих исцеление — вот что сказано! Так
ты так и распорядись!
Пошлите за батюшкой, помолитесь вместе… и я в это же время помолюсь! Вы там, в образной, помолитесь, а я здесь, у себя, в кабинете, у Бога милости попрошу… Общими силами: вы там, я тут — смотришь, ан молитва-то и дошла!
— А притом, я и так еще рассуждаю: ежели с прислугой в короткие отношения войти — непременно она командовать в доме начнет.
Пойдут это дрязги да непорядки, перекоры да грубости:
ты слово, а она — два… А я от этого устраняюсь.
— Чудак, братец,
ты! Это уж не я, а цифра говорит… Наука, братец, такая есть, арифметикой называется… уж она, брат, не солжет! Ну, хорошо, с Уховщиной теперь покончили; пойдем-ка, брат, в Лисьи Ямы, давно я там не бывал! Сдается мне, что мужики там пошаливают, ой, пошаливают мужики! Да и Гаранька-сторож… знаю! знаю! Хороший Гаранька, усердный сторож, верный — это что и говорить! а все-таки… Маленько он как будто сшибаться стал!
— Я-то не
пойду, а к примеру… И не такие, друг, повороты на свете бывают! Вон в газетах пишут: какой столб Наполеон был, да и тот прогадал, не потрафил. Так-то, брат. Сколько же
тебе требуется ржицы-то?
— А много — так к другим обратись! Я, друг, не неволю, а от души предлагаю. Не я за
тобой посылал, сам
ты меня нашел.
Ты — с запросцем, я — с ответцем. Так-то, друг!