Неточные совпадения
Вот вероятный практический результат, к которому в конце концов должен прийти самый выносливый из простецов при первом жизненном уколе. Ясно,
что бессознательность, которая дотоле примиряла его с жизнью, уже не дает ему в настоящем случае никаких разрешений, а
только вносит элемент раздражения в непроницаемый хаос понятий, составляющий основу всего его существования. Она не примиряет, а приводит к отчаянию.
— Это чтобы обмануть, обвесить, утащить — на все первый сорт. И не то чтоб себе на пользу — всё в кабак! У нас в М. девятнадцать кабаков числится — какие тут прибытки на ум пойдут! Он тебя утром на базаре обманул, ан к полудню, смотришь, его самого кабатчик до нитки обобрал, а там, по истечении времени, гляди, и у кабатчика либо выручку украли, либо безменом по темю — и дух вон. Так оно колесом и идет. И за дело! потому, дураков учить надо.
Только вот что диво: куда деньги деваются, ни у кого их нет!
— Сколько смеху у нас тут было — и не приведи господи! Слушай,
что еще дальше будет.
Вот только немец сначала будто не понял, да вдруг как рявкнет: «Вор ты!» — говорит. А наш ему: «Ладно, говорит; ты, немец, обезьяну, говорят, выдумал, а я, русский, в одну минуту всю твою выдумку опроверг!»
Только вот почувствовал молодой человек,
что родительской воли над ним нет, — и устремился!
— Я-то сержусь! Я уж который год и не знаю,
что за «сердце» такое на свете есть! На мужичка сердиться! И-и! да от кого же я и пользу имею, как не от мужичка! Я
вот только тебе по-христианскому говорю: не вяжись ты с мужиком! не твое это дело! Предоставь мне с мужика получать! уж я своего не упущу, всё до копейки выберу!
— Нет, я на этот счет с оглядкой живу. Ласкать ласкаю, а баловать — боже храни! Не видевши-то денег, она все лишний раз к отцу с матерью забежит, а дай ей деньги в руки —
только ты ее и видел. Э, эх! все мы, сударь, люди, все человеки! все денежку любим!
Вот помирать стану — всем распределю, ничего с собой не унесу. Да ты
что об семье-то заговорил? или сам обзавестись хочешь?
Еще на днях один становой-щеголь мне говорил:"По-настоящему, нас не становыми приставами, а начальниками станов называть бы надо, потому
что я, например, за весь свой стан отвечаю: чуть ежели кто ненадежен или в мыслях нетверд — сейчас же к сведению должен дать знать!"Взглянул я на него — во всех статьях куроед! И глаза врозь, и руки растопырил, словно курицу поймать хочет, и носом воздух нюхает.
Только вот мундир — мундир, это точно,
что ловко сидит! У прежних куроедов таких мундирчиков не бывало!
Вот, например, я давеча насчет бунтов говорил,
что нельзя назвать бунтовщиками крестьян за то
только,
что они хлеб по шести гривен отдать не соглашались!
— Здешний, из Долгинихи, Федор Никитин Чурилин. А Зайцем прозван оттого,
что он на всяком месте словно бы из-под куста выпрыгнул. Где его и не ждешь, а он тут. Крестьянством не занимается, а
только маклерит. Чуть где прослышит,
что в разделку пошло — ему уж и не сидится. С неделю места есть, как он около нас кружит, да я все молчал. Сам, думаю, придет — ан
вот и пришел.
Да, это было оно, это было «потрясение», и
вот эти люди, которые так охотно бледнеют при произнесении самого невинного из заклейменных преданием"страшных слов", — эти люди, говорю я, по-видимому, даже и не подозревают,
что рядом с ними, чуть ли не ими самими, каждый час, каждую минуту, производится самое действительное из всех потрясений, какое
только может придумать человеческая злонамеренность!
— Я, сударыня, настоящий разговор веду. Я натуральные виды люблю, которые, значит, от бога так созданы. А
что создано, то все на потребу, и никакой в том гнусности или разврату нет, кроме того,
что говорить об том приятно.
Вот им, «калегвардам», натуральный вид противен — это точно. Для них главное дело, чтобы выверт был, да погнуснее чтобы… Настоящего бы ничего, а
только бы подлость одна!
— Нет, я ничего! По мне
что! пожалуй, хоть до завтрева языком мели! Я
вот только насчет срамословия: не то, говорю, срамословие, которое от избытка естества, а то, которое от мечтания. Так ли я, сударь, говорю? — обратился Осип Иваныч ко мне.
— То-то
вот и есть. Тут
только руку помощи нужно подать. Стало быть, вы думаете,
что ежели устроить здесь хмелепрессовальное заведение…
— Дворянин-с! — продолжал восклицать между тем генерал. — Знаешь ли ты,
чем это пахнет! Яд, сударь! возмущение! Ты
вот сидишь да с попадьей целуешься; «доброчинно» да «душепагубно» — и откуда
только ты эти слова берешь!
Чем бы вразумить да пристыдить, а он лукошко в руку да с попадейкой в лес по грибы!
Решивши таким образом насущные вопросы, он с таким апломбом пропагандировал свои «идеи»,
что не
только Сережа и Володя, но даже и некоторые начальники уверовали в существование этих «идей». И когда это мнение установилось прочно, то он легко достиг довольно важного второстепенного поста, где имел своих подчиненных, которым мог вполне развязно говорить:"
Вот вам моя идея! вам остается
только развить ее!"Но уже и отсюда он прозревал далеко и видел в будущем перспективу совсем иного свойства…
— Так-то так, голубчик,
только вот отец говорит,
что за одни Петухи можно было десять тысяч выручить, а вы там всего на четыре тысячи дров продали.
— Леску у Гололобова десятин с полсотни, должно быть, осталось —
вот Хрисашка около него и похаживает. Лесок нешто, на худой конец, по нынешнему времени, тысяч пяток надо взять, но
только Хрисашка теперича так его опутал, так опутал,
что ни в жизнь ему больше двух тысяч не получить. Даже всех прочих покупателев от него отогнал!
—
Вот и разговаривай с ним, как этакой-то к тебе в работники наймется! А
что, почтенный, тебе бы и в кабак-то ходить не для че! Ты
только встряхнись — без вина пьян будешь!
— Да уж где
только эта кляуза заведется — пиши пропало. У нас до Голозадова насчет этого тихо было, а поселился он — того и смотри, не под суд, так в свидетели попадешь! У всякого, сударь, свое дело есть, у него у одного нет;
вот он и рассчитывает:"Я, мол, на гулянках-то так его доеду,
что он последнее отдаст, отвяжись
только!"
Чтобы определить их, нам стоит
только заглянуть
вот в эту книгу (я поднимаю десятый том и показываю публике), и мы убедимся,
что владение, какими бы эпитетами мы ни сдобривали его, не
только не однородно с собственностью, но даже исключает последнюю.
— Литовская-с. Их предок, князь Зубр, в Литве был — еще в Беловежской пуще имение у них… Потом они воссоединились, и из Зубров сделались Зубровыми, настоящими русскими.
Только разорились они нынче, так
что и Беловежскую-то пущу у них в казну отобрали… Ну-с, так
вот этот самый князь Андрей Зубров… Была в Москве одна барыня: сначала она в арфистках по трактирам пела, потом она на воздержанье попала… Как баба, однако ж, неглупая, скопила капиталец и открыла нумера…
— Приличия-с? вы не знаете,
что такое приличия-с? Приличия — это, государь мой, основы-с! приличия — это краеугольный камень-с. Отбросьте приличия — и мы все очутимся в анатомическом театре… que dis-je! [
что я говорю! (франц.)] не в анатомическом театре — это
только первая ступень! — а в воронинских банях-с!
Вот что такое эти «приличия», о которых вы изволите так иронически выражаться-с!
Это была целая система, именно в том и заключавшаяся, чтоб никто ни в
чем не мог уличить, а между тем всякий бы чувствовал,
что нечто есть, и
только вот теперь эта система пошла настоящим образом в ход!
— Так ли это, однако ж?
Вот у меня был знакомый, который тоже так думал:"Попробую, мол, я не кормить свою лошадь: может быть, она и привыкнет!"И точно, дней шесть не кормил и
только что, знаешь, успел сказать:"Ну, слава богу! кажется, привыкла!" — ан лошадь-то возьми да и издохни!
1-й молодой человек. Ну,
вот видишь! ты
только слышал, а утверждаешь! И
что ты утверждаешь? Qu'Olga est jusqu'a nos jours fidele a son grand dadais de colonel! Olga! je vous demande un peu, si Гa a le sens commun! [
Что Ольга до сих пор верна своему дурню-полковнику! Ольга! Скажите, да мыслимо ли это! (франц.)]
В сущности, они
только деспотичны и резки —
вот что многими принимается за страстность.
Протестовать бесполезно; остается
только раз навсегда изъявить согласие на всякие случайности и замереть. И
вот, если вы выехали в восемь часов утра и рассчитывали попасть в"свое место"часов в десять вечера, то уже с первого шага начинаете убеждаться,
что все ваши расчеты писаны на воде и
что в десять-то часов вряд вам попасть и на вторую станцию.
— Да, родной мой, благодаря святым его трудам. И
вот как удивительно все на свете делается! Как я его, глупенькая, боялась — другой бы обиделся, а он даже не попомнил! Весь капитал прямо из рук в руки мне передал!
Только и сказал:"Машенька! теперь я вижу по всем поступкам твоим,
что ты в состоянии из моего капитала сделать полезное употребление!"
— Да, но имеем ли мы право искать спокойствия, друг мой? Я
вот тоже, когда глупенькая была, об том
только и думала, как бы без заботы прожить. А выходит,
что я заблуждалась. Выходит,
что мы, как христиане, должны беспрерывно печься о присных наших!
—
Только скажу тебе откровенно, — продолжала она, — не во всех детях я одинаковое чувство к себе вижу. Нонночка — так, можно сказать, обожает меня; Феогност тоже очень нежен, Смарагдушка — ну, этот еще дитя, а
вот за Короната я боюсь. Думается,
что он будет непочтителен. То есть, не то чтобы я что-нибудь заметила, а так, по всему видно,
что холоден к матери!
— Так, Анисимушко! Я знаю,
что ты у меня добрый!
Только я
вот что еще сказать хотела: может быть, мужички и совсем Клинцы за себя купить пожелают — как тогда?
И Степан у меня покуда в кабак никогда ноги не ставил,
только вот что я вам скажу: выписал я его из Москвы, а теперь вижу,
что ему скучненько у нас.
— Нет, я не про тебя, а вообще… И бог непочтительным детям потачки не дает!
Вот Хам:
что ему было за то,
что отца родного осудил! И до сих пор хамское-то племя…
только недавно милость им дана!
— С удовольствием-с.
Только зачем же до послеобеда ждать? Это сейчас можно, благо лошади запряжены, четыре версты туда, да четыре версты назад — мигом оборотят.
Вот Павел Федорыч — съездите, сударь! И вы — молодой человек, и господа Головлевы — молодые люди… тут же и познакомитесь!
Что ж, в самом деле, неужто уж и повеселиться нельзя!
Только и остались,
что сестрицы Корочкины, да
вот мы, да еще старый Головель года с четыре поселился.
— Но ведь это логически выходит из всех твоих заявлений! Подумай
только: тебя спрашивают, имеет ли право француз любить свое отечество? а ты отвечаешь:"Нет, не имеет, потому
что он приобрел привычку анализировать свои чувства, развешивать их на унцы и граны; а
вот чебоксарец — тот имеет, потому
что он ничего не анализирует, а просто идет в огонь и в воду!"Стало быть, по-твоему, для патриотизма нет лучшего помещения, как невежественный и полудикий чебоксарец, который и границ-то своего отечества не знает!
— Это бывает, — ответил он, — в моей практике я и не такие чудеса видел. Позвали меня однажды к попу. Прихожу, лежит мой поп, как колода, языком не владеет, не слышит, не видит,
только носом нюхает. Домашние, разумеется, в смятении; приготовляют горчишники, припарки."Не нужно, говорю, ничего, а
вот поднесите ему к носу ассигнацию". И
что ж бы вы думали? как
только он нюхнул, вдруг вскочил как встрепанный! Откуда
что полезло: и заговорил, и прозрел, и услышал! И сейчас же водки попросил.
— Хороша-то хороша. И критиков заранее устранил, и насчет этой дележки:"Об себе, мол, думаете, а старших забываете"… хоть куда!
Только вот что я вам скажу: не бывать вороне орлом! Как он там ни топырься, а оставят они его по-прежнему на одних балыках!
— Дома — святое дело! — начал наконец Василий Иваныч, — это так
только говорят,
что за границей хорошо, а как же возможно сравнить?
Вот хоть бы насчет еды: у нас ли еда или за границей?