Неточные совпадения
Я до такой степени привыкк ним, что, право, не приходит даже на мысль вдумываться, в чем собственно заключаются те тонкости, которыми один обуздательный проект отличается от другого такового ж. Спросите меня, что либеральнее: обуздывать
ли человечество при помощи земских управ
или при помощи особых о земских провинностях присутствий, — клянусь, я не найдусь даже ответить на этот вопрос.
Меньшинство же (лгуны-фанатики) хотя и подвергает себя обузданию, наравне с массою простецов, но неизвестно еще, почему люди этого меньшинства так сильно верят в творческие свойства излюбленного ими принципа, потому
ли, что он влечет их к себе своими внутренними свойствами,
или потому, что им известны только легчайшие формы его.
— Это ты насчет того, что
ли, что лесов-то не будет? Нет, за им без опаски насчет этого жить можно. Потому, он умный. Наш русский — купец
или помещик — это так. Этому дай в руки топор, он все безо времени сделает.
Или с весны рощу валить станет,
или скотину по вырубке пустит,
или под покос отдавать зачнет, — ну, и останутся на том месте одни пеньки. А Крестьян Иваныч — тот с умом. У него, смотри, какой лес на этом самом месте лет через сорок вырастет!
—
Или, говоря другими словами, вы находите меня, для первой и случайной встречи, слишком нескромным… Умолкаю-с. Но так как, во всяком случае, для вас должно быть совершенно индифферентно, одному
ли коротать время в трактирном заведении, в ожидании лошадей,
или в компании, то надеюсь, что вы не откажетесь напиться со мною чаю. У меня есть здесь дельце одно, и ручаюсь, что вы проведете время не без пользы.
Одним словом, никогда не поступит так, что потом и не разберешь, соглядатай
ли он
или действительный вор и заговорщик.
— Знаете
ли, однако ж, что это до того любопытно, что мне хотелось бы, чтобы вы кой-что разъяснили. Что значит, например, выражение «распространять протолериат»?
или другое: «распущать прокламацию»?
— Позвольте мне сказать! Имею
ли же я, наконец, основание законные свои права отыскивать
или должен молчать? Я вашему высокородию объясняю, а вы мне изволите на какую-то инстанцию указывать! Я вам объясняю, а не инстанции-с! Ведь они всего меня лишили: сперва учительского звания, а теперь, можно сказать, и собственного моего звания…
— Поймите меня, тут все дело в том, был
ли умысел
или нет? Беретесь
ли вы доказать, что умысел был?
И вдруг — что ж слышим!"А что, говорит, не объясните
ли вы мне, сестрицы, чего во мне больше: малодушия
или малоумия?
P. S. А что ты насчет Ерофеева пишешь, то удивляюсь: неужто у вас, в Петербурге, скопцы, как грибы, растут! Не лжет
ли он? Еще смолоду он к хвастовству непомерную склонность имел!
Или, может быть, из зависти тебя соблазняет! Но ты соблазнам его не поддавайся и бодро шествуй вперед, как начальство тебе приказывает!"
Вспоминает
ли о прежних сереньких днях,
или же он и прошлое свое, вместе с другою ненужною ветошью, сбыл куда-нибудь в такое место, где его никакими способами даже отыскать нельзя!
Вы только подумайте, сударь, мое
ли дело
или ваше!
— Не говори ты этого, сударь, не греши! В семье
ли человек
или без семьи? Теперича мне хоть какую угодно принцессу предоставь — разве я ее на мою Анну Ивановну променяю! Спаси господи! В семью-то придешь — ровно в раю очутишься! Право! Благодать, тишина, всякий при своем месте — истинный рай земной!
С минуты на минуту я ждал, что от намеков он перейдет к прямым обвинениям и что я, к ужасу своему, встречусь лицом к лицу с вопросом: нужны
ли армии
или нет?
Напрасно буду я заверять, что тут даже вопроса не может быть, — моего ответа не захотят понять и даже не выслушают, а будут с настойчивостью, достойною лучшей участи, приставать:"Нет, ты не отлынивай! ты говори прямо: нужны
ли армии
или нет?"И если я, наконец, от всей души, от всего моего помышления возопию:"Нужны!"и, в подтверждение искренности моих слов, потребую шампанского, чтоб провозгласить тост за процветание армий и флотов, то и тогда удостоюсь только иронической похвалы, вроде:"ну, брат, ловкий ты парень!"
или:"знает кошка, чье мясо съела!"и т. д.
Имеет
ли, например, Осип Иваныч право называться столпом?
Или же, напротив того, он принадлежит к числу самых злых и отъявленных отрицателей собственности, семейного союза и других основ? Бьюсь об заклад, что никакой мудрец не даст на эти вопросы сколько-нибудь положительных ответов.
Я даже не попытаюсь оборониться от него, потому что ведь, в сущности, все равно, как обездолит меня странник: приставши
ли с ножом к горлу
или разговаривая по душе.
— Теперь, брат, не то, что прежде! — говорили одни приезжие, — прежде, бывало, живешь ты в деревне, и никому нет дела, в потолок
ли ты плюешь, химией
ли занимаешься,
или Поль де Кока читаешь! А нынче, брат, ау! Химию-то изволь побоку, а читай Поль де Кока, да ещё так читай, чтобы все твои домочадцы знали, что ты именно Поль де Кока, а не"Общепонятную физику"Писаревского читаешь!
— Зачем покупать? а просто, к примеру, пообещать. Копейки, что
ли, с рубля,
или хоша бы и две, если, значит, дело хорошо доложит хозяину.
— Эх, Степан Лукьяныч, как это, братец, ты говоришь:"соврал!"Могу
ли я теперича господина обманывать! Может, я через это самое кусок хлеба себе получить надеюсь, а ты говоришь:"соврал!"А я все одно, что перед богом, то и перед господином! Возьмем теперича хоть это самое Филипцево! Будем говорить так: что для господина приятнее, пять
ли тысяч за него получить
или три? Сказывай!
— И какой еще лес-то пойдет! В десять лет и не узнаешь, была
ли тут рубка
или нет! Место же здесь боровое, ходкое!
Осип Иваныч войдет во вкус и не станет смотреть, «утробиста»
ли женщина
или не «утробиста», а будет подмечать только, как она"виляет хвостом".
— Конечно, ежели рассудить, то и за обедом, и за ужином мне завсегда лучший кусок! — продолжал он, несколько смягчаясь, — в этом онмне не отказывает! — Да ведь и то сказать: отказывай, брат,
или не отказывай, а я и сам возьму, что мне принадлежит! Не хотите
ли, — обратился он ко мне, едва
ли не с затаенным намерением показать свою власть над «кусками», — покуда они там еще режутся, а мы предварительную! Икра, я вам скажу, какая! семга… царская!
— Стыдно, сударь! звание дворянина унижаете! — крикнул ему Утробин, но так как в эту минуту Анпетов находился на другом конце полосы, то неизвестно, слышал
ли он генеральское вразумление
или нет.
Мне
ли, который, примерно, все силы-меры…
или тому, кто меня обидел?
Как-то не верится, что я снова в тех местах, которые были свидетелями моего детства. Природа
ли, люди
ли здесь изменились,
или я слишком долго вел бродячую жизнь среди иных людей и иной природы, — как бы то ни было, но я с трудом узнаю родную окрестность.
Педагог имел вид скорбный, как будто даже здесь, на пароходе, вдали от классической гимназии, его угнетала мысль, нельзя
ли кого-нибудь притеснить
или огорошить таким вопросом, который сразу бы поставил человека в беспомощное положение.
Поэтому я ставлю вопрос гораздо проще; я спрашиваю себя:"Может
ли поручаемый мне процесс быть выигран
или нет — и только".
Но в чем преимущественно выражается воля завещателя? в букве
ли завещания
или в смысле его?
Я мог бы еще поправить свою репутацию (да и то едва
ли!), написав, например, вторую"Парашу Сибирячку"
или что-нибудь вроде"С белыми Борей власами", но, во-первых, все это уж написано, а во-вторых, к моему несчастию, в последнее время меня до того одолела оффенбаховская музыка, что как только я размахнусь, чтоб изобразить монолог «Неизвестного» (воображаемый монолог этот начинается так:"И я мог усумниться!
То
ли дело столб, который еще сам хорошенько не знает, столб он
или нет, и потому пламенеет, славословит и изъявляет желание сложить свою жизнь!
Опять мысль, и опять откровение! В самом деле, ведь оникак будто о том больше хлопочут, чтоб было что-то на бумажке написано? Их интригует не столько факт, сколько то, что вот в такой-то книжке об этом так-то сказано! Спрашивается: необходимо
ли это,
или же представляется достаточным просто, без всяких законов, признать совершившийся факт, да и дело с концом?
— А я вам говорил и вновь повторяю, что имею
ли я успехи
или нет, это до вас не касается!
— Да мне какое дело, поверит
ли кто
или нет; я мать — я и судья; имение-то, чай, мое, благоприобретенное…
— Сговориться вы, что
ли, между собой не можете,
или и в самом деле вы друг другу не братья, а звери, что никакой между вами откровенности нет?
Et bien, ils sont tous morts! Morny… Persigny… Lui!! [И вот все они умерли! Морни… Персиньи… Он!! (франц.)] все в могилах, друг мой! Остался один Базен… entre-prendra-t-il quelque chose? nentreprendra-t-il rien? [предпримет
ли он что-нибудь?
или не предпримет? (франц.)]
И она очень рада, когда не слышит, как близкий человек утверждает, что Ликург был главным городом Греции и славился кожевенными и мыловаренными заводами, как это сделал, лет пять тому назад, на моих глазах, один национальгард (и как он идиотски улыбался при этом, чтобы нельзя было разобрать, в шутку
ли он говорит это
или вследствие серьезного невежества!).
P. S. Лиходеева опять залучила Федьку, дала ему полтинник и сказала, что на днях исправник уезжает в уезд"выбивать недоимки". Кроме того, спросила: есть
ли у меня шуба?.. уж не хочет
ли она подарить мне шубу своего покойного мужа… cette naivete! [что за простодушие! (франц.)] Каждый день она проводит час
или полтора на балконе, и я без церемоний осматриваю ее в бинокль. Положительно она недурна, а сложена даже великолепно!"
— Не говори, мой родной! люди так завистливы, ах, как завистливы! Ну, он это знал и потому хранил свой капитал в тайне, только пятью процентами в год пользовался. Да и то в Москву каждый раз ездил проценты получать. Бывало, как первое марта
или первое сентября, так и едет в Москву с поздним поездом. Ну, а процентные бумаги — ты сам знаешь, велика
ли польза от них?
— В том-то и дело, друг мой, что крестьянам эта земля нужна — в этом-то и выгода твоя! А владели
ли они
или не владели — это всегда обделать было можно: Савва Силыч с удовольствием бы для родного похлопотал. Не отдай ты эти «Кусточки» — ведь цены бы теперь твоему имению не было!
Действительно, ее глазки блеснули, и две маленькие слезки скатились на ее щечки. Воспоминание
ли о Савве Силыче на нее подействовало,
или просто взгрустнулось… так — во всяком случае, это было так мило, что я невольно подумал: а ведь этот Филофей дурак будет, если Машеньку к себе не приурочит.
Отвечайте, сударь, прямо; не увертывайтесь, а прямо говорите: что бы вы выбрали, сытный
ли дом терпимости
или голодную свободу?
Откуда он являлся, какое было его внеслужебное положение, мог
ли он обладать какою-либо иною физиономией, кроме той, которую носил в качестве старосты, радел
ли он где-нибудь самостоятельно, за свой счет, в своемуглу, за своимгоршком щей, под своимиобразами,
или же, строго придерживаясь идеала «слуги», только о том и сохнул, как бы барское добро соблюсти, — мне как-то никогда не приходило в голову поинтересоваться этим.
— За делом, что
ли, за каким приехал,
или так? — спросила она меня, когда кончились первые излияния, в которых главную роль играли пожимания рук, оглядывания и восклицания:"Ах, как постарел!"
или:"Ах, как поседел!" — за которыми, впрочем, сейчас же следовало:"Что ж я, однако ж: совсем не постарел! какой был, такой и остался… даже удивительно!"
— В этом
ли привлекательность
или в чем-нибудь другом — это вопрос особый. Важно тут убеждение, на каком поприще можешь наибольшую сумму пользы принести.
— Я должен сказать вам, что Коронат ни в каком случае намерения своего не изменит. Это я знаю верно. Поэтому весь вопрос в том, будет
ли он получать из дома помощь
или не будет?
— Мне все равно, как ты подплясываешь, — говорит он, — за один
ли страх,
или вместе за страх и за совесть! Ты подплясываешь — этого с меня довольно, и больше ничего я не могу от тебя требовать! И не только не могу, но даже не понимаю, чтобы можно было далее, простирать свои требования!
Из обращения Тейтча к германскому парламенту мы узнали, во-первых, что человек этот имеет общее a tous les coeurs bien nes [всем благородным сердцам (франц.)] свойство любить свое отечество, которым он почитает не Германию и даже не отторгнутые ею, вследствие последней войны, провинции, а Францию; во-вторых, что, сильный этою любовью, он сомневается в правильности присоединения Эльзаса и Лотарингии к Германии, потому что с разумными существами (каковыми признаются эльзас-лотарингцы) нельзя обращаться как с неразумными, бессловесными вещами,
или, говоря другими словами, потому что нельзя разумного человека заставить переменить отечество так же легко, как он меняет белье; а в-третьих, что, по всем этим соображениям, он находит справедливым, чтобы совершившийся факт присоединения был подтвержден спросом населения присоединенных стран, действительно
ли этот факт соответствует его желаниям.
— Постой! это другой вопрос, правильно
или неправильно поступали французы. Речь идет о том, имеет
ли француз настолько сознательное представление об отечестве, чтобы сожалеть об утрате его,
или не имеет его? Ты говоришь, что у французов, вместо жизни духа — один канкан; но неужели они с одним канканом прошли через всю Европу? неужели с одним канканом они офранцузили Эльзас и Лотарингию до такой степени, что провинции эти никакого другого отечества, кроме Франции, не хотят знать?
— И даже едва
ли не более добротная, нежели чебоксарская! По крайней мере, это подоплека, выразившаяся независимо от начальственных поощрений, тогда как, если вглядеться попристальнее в чебоксарскую подоплеку, то наверное увидишь на ней следы исправника
или станового!