Неточные совпадения
За минуту я горел агитационною горячкою и готов
был сложить
голову, лишь бы добиться «ясного» закона о потравах; теперь — я значительно хладнокровнее смотрю на это дело и рассуждаю о нем несколько иначе.
Это
был человек уже пожилой, небольшого роста, тучный, с большою и почти совсем лысою
головой, которую он держал несколько закинув назад.
Редкие светло-рыжие волосы на
голове висели в беспорядке; на бороде и усах почти совсем волос не
было.
Это
был малый лет тридцати, с круглым, чистым и румяным лицом, курчавою
головою, небольшою светло-русою бородкой и маленькими, беспокойно высматривающими глазками.
Вся фигура его
была в непрестанном движении:
голова поминутно встряхивалась, глаза бегали, ноздри раздувались, плечи вздрагивали, руки то закидывались за спину, то закладывались за борты сюртука.
В-четвертых, прежде
был городничий, который всем ведал, всех карал и миловал; теперь — до того доведено самоуправление, что даже в городские
головы выбран отставной корнет.
— Какие дела! всех дел не переделаешь! Для делов дельцы
есть — ну, и пускай их, с богом, бегают! Господи! сколько годов, сколько годов-то прошло! Голова-то у тебя ведь почесть белая! Чай, в город-то в родной въехали, так диву дались!
"По полторы тысячи! стало
быть, пятнадцать тысяч в десять лет! — мелькнуло у меня в
голове. — Однако, брат, ты ловок! сколько же разом-тоты намерен
был мне отсыпать!"
Соображение, что, по милости мужиков, не соглашающихся взять настоящуюцену, армия может встретить препятствие в продовольствии,
было так решительно и притом так полно современности, что я даже сам испугался, каким образом оно прежде не пришло мне в
голову.
Осип Иваныч тоже встал с дивана и по всем правилам гостеприимства взял мою руку и обеими руками крепко сжал ее. Но в то же время он не то печально, не то укоризненно покачивал
головой, как бы говоря:"Какие
были родители и какие вышли дети!"
—
Голова на плечах
есть! Оттого!
— Вот вы и в перчатках! а помните, недавно еще вы говорили, что вам непременно
голый палец нужен, чтоб сало ловчее
было колупать и на язык пробовать?
— А я, вашество, в нынешнем году переформировку у себя затеял, — произнес он как-то машинально, словно эта идея одна и
была в его
голове.
Внутри дома три комнаты оштукатурены совсем, в двух сделаны приготовления, то
есть приколочена к стенам дрань, в прочих — стены стояли
голые.
Перед домом, где надлежало сделать нивелировку кручи, существовали следы некоторых попыток в этом смысле, в виде канав и дыр; сзади дома
были прорезаны дорожки, по бокам которых посажены кленки, ясенки и липки, из которых принялась одна десятая часть, а все остальное посохло и, в виде
голых прутьев, стояло на местах посадки, раздражая генеральское сердце.
Способности
были у него богатые; никто не умел так быстро обшарить мышьи норки, так бойко клясться и распинаться, так ловко объегорить, как он; ни у кого не
было в
голове такого обилия хищнических проектов; но ни изобретательность, ни настойчивая деятельность лично ему никакой пользы не приносили: как
был он голяк, так и оставался голяком до той минуты, когда пришел его черед.
Он отлично понял, что имеет дело с людьми легкомысленными, которым нужно одно: чтоб «идея», зашедшая в
голову им самим или их патронам,
была подтверждена так называемым"местным исследованием".
Изредка, выходя из дома, он обводил удивленными, словно непонимающими взорами засохшие деревца, ямы, оставшиеся незаровненными, неубранный хлам — и в седой его
голове копошилась одна мысль; что где-нибудь должен
быть человек, который придет и все это устроит разом, одним махом.
Петенька
был именно в подобном положении, так что в последнее время у него окончательно закружилась
голова.
И я мог недоумевать!"), или, что одно и то же, как только приступлю к написанию передовой статьи для"Старейшей Российской Пенкоснимательницы"(статья эта начинается так:"
Есть люди, которые не прочь усумниться даже перед такими бесспорными фактами, как, например, судебная реформа и наши всё еще молодые, всё еще неокрепшие, но тем не менее чреватые благими начинаниями земские учреждения"и т. д.), так сейчас, словно буря, в мою
голову вторгаются совсем неподходящие стихи...
"Но если б я не позволил? — мелькнуло у меня в
голове. — Что
было бы тогда?"
Сколько несчастных, никогда не имевших в
голове другой идеи, кроме: как прекрасен божий мир с тех пор, как в нем существуют земские учреждения! — вдруг вынуждены
будут убедиться, что это идея позорная, потрясшая Западную Европу и потому достойная аркебузированья!
Марья Петровна тоже выбежала на крыльцо и по дороге наградила Петеньку таким шлепком по
голове, что тот так и покатился. Первая прибыла Пашенька: она
была одна, без мужа.
Справедливость, однако ж, заставляет меня сказать, что ни разу не пришло ему в
голову, что каково бы ни
было завещание матери, все-таки братьям следует разделить имение поровну.
Конечно, в манерах наших женщин (не всех, однако ж; даже и в этом смысле
есть замечательные исключения) нельзя искать той женственной прелести, се fini, ce vaporeux, [той утонченности, той воздушности (франц.)] которые так поразительно действуют в женщинах высшего общества (tu en sais quelque chose, pauvre petite mere, toi, qui, a trente six ans, as failli tourner la tete au philosophe de Chizzlhurst [ты, в тридцать шесть лет чуть не вскружившая
голову чизльгёрстскому философу, ты в этом знаешь толк, милая мамочка (франц.)]), но зато у них
есть непринужденность жеста и очень большая свобода слова, что, согласись, имеет тоже очень большую цену.
Я
был вне себя; я готов
был или разбить себе
голову, или броситься на нее (tu sais, comme je suis impetueux! [ты знаешь, какой я пылкий! (франц.)]), но в это время вошел лакей и принес лампу.
Затем кой-кто подъехал, и, разумеется, в числе первых явился Цыбуля. Он сиял таким отвратительным здоровьем, он
был так омерзительно доволен собою, усы у него
были так подло нафабрены,
голова так холопски напомажена, он с такою денщицкою самоуверенностью чмокнул руку баронессы и потом оглядел осовелыми глазами присутствующих (после именинного обеда ему, очевидно, попало в
голову), что я с трудом мог воздержаться…
Откуда он являлся, какое
было его внеслужебное положение, мог ли он обладать какою-либо иною физиономией, кроме той, которую носил в качестве старосты, радел ли он где-нибудь самостоятельно, за свой счет, в своемуглу, за своимгоршком щей, под своимиобразами, или же, строго придерживаясь идеала «слуги», только о том и сохнул, как бы барское добро соблюсти, — мне как-то никогда не приходило в
голову поинтересоваться этим.
— Тут и нет кощунства. Я хочу сказать только, что если ты вмешиваешь бога в свои дела, то тебе следует сидеть смирно и дожидаться результатов этого вмешательства. Но все это, впрочем, к делу не относится, и, право, мы сделаем лучше, если возвратимся к прерванному разговору. Скажи, пожалуйста, с чего тебе пришла в
голову идея, что Коронат непременно должен
быть юристом?
О чем «плакахом»? Увы! нынче нет ни Иерусалима, ни Регулов, ни Муциев Сцевол! Зато
есть хохочущий рейхстаг,
есть президент Форкенбек, осушающий непрошеные слезы призывом к порядку,
есть Бисмарк, освежающий разгоряченную воспоминаниями об утраченном «Иерусалиме»
голову насмешкою, почерпнутою из устава о благоустройстве и благочинии!
Быть может, некоторым и приходил в
голову вопрос:"А в каком положении
будут подати и повинности?" — но вопрос этот уже по тому одному остался без последствий, что некому
было ответить на него.
Был, однако ж, признак, который даже искренно убежденных в непобедимости русского оружия заставлял печально покачивать
головами.
Затем мы сели ужинать, и он спросил шампанского. Тут же подсела целая компания подручных устроителей ополчения. Все
было уже сформировано и находилось, так сказать, начеку. Все смеялось,
пило и с доверием глядело в глаза будущему. Но у меня не выходило из
головы:"Придут нецыи и на вратах жилищ своих начертают:"Здесь стригут, бреют и кровь отворяют"".
— Удодов — по преимуществу. Много тут конкурентов
было: и
голова впрашивался, и батальонный командир осведомлялся, чем пахнет, — всех Удодов оттер. Теперь он Набрюшникова так настегал, что тот так и лезет, как бы на кого наброситься. Только и твердит каждое утро полициймейстеру:"Критиков вы мне разыщите! критиков-с! А врагов мы, с божьею помощью, победим-с!"
Мне
было стыдно. Я смотрел на долину Прегеля и весь горел. Не страшно
было, а именно стыдно. Меня охватывала беспредметная тоска, желание метаться, биться
головой об стену. Что-то вроде бессильной злобы раба, который всю жизнь плясал и
пел песни, и вдруг, в одну минуту, всем существом своим понял, что он весь, с ног до
головы, — раб.
Нас попросили выйти из вагонов, и, надо сказать правду, именно только попросили,а отнюдь не вытурили. И при этом не употребляли ни огня, ни меча — так это
было странно! Такая ласковость подействовала на меня тем более отдохновительно, что перед этим у меня положительно подкашивались ноги. В
голове моей даже мелькнула нахальная мысль:"Да что ж они об Страшном суде говорили! какой же это Страшный суд! — или,
быть может, он послебудет?