Неточные совпадения
А
так как,
в ожидании, надобно же мне как-нибудь провести
время, то я располагаюсь у себя
в кабинете и выслушиваю, как один приятель говорит: надо обуздать мужика, а другой: надо обуздать науку.
Нельзя себе представить положения более запутанного, как положение добродушного простеца, который изо всех сил сгибает себя под игом обуздания и
в то же
время чувствует, что жизнь на каждом шагу
так и подмывает его выскользнуть из-под этого ига.
— Это ты насчет того, что ли, что лесов-то не будет? Нет, за им без опаски насчет этого жить можно. Потому, он умный. Наш русский — купец или помещик — это
так. Этому дай
в руки топор, он все безо
времени сделает. Или с весны рощу валить станет, или скотину по вырубке пустит, или под покос отдавать зачнет, — ну, и останутся на том месте одни пеньки. А Крестьян Иваныч — тот с умом. У него, смотри, какой лес на этом самом месте лет через сорок вырастет!
— Это чтобы обмануть, обвесить, утащить — на все первый сорт. И не то чтоб себе на пользу — всё
в кабак! У нас
в М. девятнадцать кабаков числится — какие тут прибытки на ум пойдут! Он тебя утром на базаре обманул, ан к полудню, смотришь, его самого кабатчик до нитки обобрал, а там, по истечении
времени, гляди, и у кабатчика либо выручку украли, либо безменом по темю — и дух вон.
Так оно колесом и идет. И за дело! потому, дураков учить надо. Только вот что диво: куда деньги деваются, ни у кого их нет!
Восклицание «уж
так нынче народ слаб стал!» составляет
в настоящее
время модный припев градов и весей российских. Везде, где бы вы ни были, — вы можете быть уверены, что услышите эту фразу через девять слов на десятое. Вельможа
в раззолоченных палатах, кабатчик за стойкой, земледелец за сохою — все
в одно слово вопиют: «Слаб стал народ!» То же самое услышали мы и на постоялом дворе.
Ты, говорит,
в разное
время двести рублей уж получил,
так вот тебе еще двести рублей — ступай с богом!» — «Как, говорю, двести! мне восемьсот приходится».
— Или, говоря другими словами, вы находите меня, для первой и случайной встречи, слишком нескромным… Умолкаю-с. Но
так как, во всяком случае, для вас должно быть совершенно индифферентно, одному ли коротать
время в трактирном заведении,
в ожидании лошадей, или
в компании, то надеюсь, что вы не откажетесь напиться со мною чаю. У меня есть здесь дельце одно, и ручаюсь, что вы проведете
время не без пользы.
Но не забудьте, что
в настоящее
время мы все живем очень быстро и что вообще чиновничья мудрость измеряется нынче не годами, а плотностью и даже,
так сказать, врожденностью консервативных убеждений, сопровождаемых готовностью, по первому трубному звуку, устремляться куда глаза глядят.
Я догадался, что имею дело с бюрократом самого новейшего закала. Но — странное дело! — чем больше я вслушивался
в его рекомендацию самого себя, тем больше мне казалось, что, несмотря на внешний закал, передо мною стоит все тот же достолюбезный Держиморда, с которым я когда-то был
так приятельски знаком. Да, именно Держиморда! Почищенный, приглаженный, выправленный, но все
такой же балагур, готовый во всякое
время и отца родного с кашей съесть, и самому себе
в глаза наплевать…
Так именно и поступили молодые преемники Держиморды. Некоторое
время они упорствовали, но, повсюду встречаясь с невозмутимым «посмотри на бога!», — поняли, что им ничего другого не остается, как отступить. Впрочем, они отступили
в порядке. Отступили не ради двугривенного, но гордые сознанием, что независимо от двугривенного нашли
в себе силу простить обывателей. И чтобы маскировать неудачу предпринятого ими похода, сами поспешили сделать из этого похода юмористическую эпопею.
— Все это возможно, а все-таки «странно некако». Помните, у Островского две свахи есть: сваха по дворянству и сваха по купечеству. Вообразите себе, что сваха по дворянству вдруг начинает действовать, как сваха по купечеству, — ведь зазорно? Так-то и тут. Мы привыкли представлять себе землевладельца или отдыхающим, или пьющим на лугу чай, или ловящим
в пруде карасей, или проводящим
время в кругу любезных гостей — и вдруг: первая соха! Неприлично-с! Не принято-с! Возмутительно-с!
И вдруг оказывается, что он жив-живехонек, что каким-то образом он ухитрился ухватиться за какое-то бревнышко
в то
время, когда прорвало и смыло плотину крепостного права, что он притаился, претерпел либеральных мировых посредников и все-таки не погиб.
— Слуга покорный-с. Нынче, сударь, все молодежь пошла. Химии да физики
в ходу, а мы ведь без химий век прожили, а наипаче на божью милость надеялись. Не годимся-с.
Такое уж нонче
время настало, что
в церкву не ходят, а больше, с позволения сказать,
в удобрение веруют.
«Вы, — говорит мне господин Парначев, — коли к кому
в гости приходите,
так прямо идите, а не подслушивайте!» А Лука Прохоров сейчас же за шапку и так-таки прямо и говорит: «Мы, говорит, Валериан Павлыч, об этом предмете
в другое
время побеседуем, а теперь между нами лишнее бревнышко есть».
— Сделайте ваше одолжение! зачем же им сообщать! И без того они ко мне ненависть питают!
Такую, можно сказать, мораль на меня пущают: и закладчик-то я, и монетчик-то я! Даже на каторге словно мне места нет! Два раза дело мое с господином Мосягиным поднимали! Прошлой зимой,
в самое, то есть, бойкое
время, рекрутский набор был, а у меня, по их проискам, два питейных заведения прикрыли! Бунтуют против меня — и кончено дело! Стало быть, ежели теперича им еще сказать — что же
такое будет!
Кто мыслит „преступление“, тот,
в то же
время, неизбежно,
так сказать фаталистически, мыслит и „наказание“!
Министерство же отчаяния должно постоянно бездействовать и играть роль чисто коммеморативного свойства, то есть унылым видом своим напоминать гражданам о тех бедствиях, которым они подвергались
в то
время, когда это министерство было,
так сказать, переполнено жизнию.
— Старший сын, Николай, дельный парень вышел. С понятием. Теперь он за сорок верст,
в С***, хлеб закупать уехал! С часу на час домой жду. Здесь-то мы хлеб нынче не покупаем; станция,
так конкурентов много развелось, приказчиков с Москвы насылают, цены набивают. А подальше — поглуше. Ну, а младший сын, Яков Осипыч, — тот с изъянцем. С год места на глаза его не пущаю, а по
времени, пожалуй, и совсем от себя отпихну!
— Главная причина, — продолжал он, — коли-ежели без пользы читать,
так от чтениев даже для рассудка не без ущерба бывает. День человек читает, другой читает — смотришь, по
времени и мечтать начнет. И возмечтает неявленная и неудобьглаголемая. Отобьется от дела, почтение к старшим потеряет, начнет сквернословить. Вот его
в ту пору сцарапают, раба божьего, — и на цугундер. Веди себя благородно, не мути, унылости на других не наводи.
Так ли по-твоему, сударь?
В прежние
времена говаривали:"Тайные помышления бог судит, ибо он один
в совершенстве видит сокровенную человеческую мысль…"Нынче все
так упростилось, что даже становой, нимало не робея, говорит себе:"А дай-ка и я понюхаю, чем
в человеческой душе пахнет!"И нюхает.
И
так далее, до тех пор, пока запас «собаченья» не истощался на
время. Тогда наступало затишье,
в продолжение которого Лукьяныч пощипывал бородку, язвительно взглядывал на покупателя, а покупатель упорно смотрел
в угол. Но обыкновенно Лукьяныч не выдерживал и, по прошествии нескольких минут, с судорожным движением хватался за счеты и начинал на них выкладывать какие-то фантастические суммы.
Все мелкие виды грабежа, производимые над живым материалом и потому сопровождаемые протестом
в форме оханья и криков, он предоставляет сыну Николашеньке и приказчикам, сам же на будущее
время исключительно займется грабежом «отвлеченным», не сопряженным с оханьями и криками, но дающим
в несколько часов рубль на рубль."И голова у тебя слободка, и совесть чиста — потому"разговоров нет!" —
так, я уверен, рассуждает он
в настоящее
время.
И вот, хотя отвлеченный грабеж, по-видимому, гораздо меньше режет глаза и слух, нежели грабеж, производимый
в форме операции над живым материалом, но глаза Осипа Иваныча почему-то уже не смотрят
так добродушно-ясно, как сматривали во
время оно, когда он
в"худой одёже"за гривенник доезжал до биржи; напротив того, он старается их скосить вбок, особливо при встрече с старым знакомым.
Одно только обстоятельство заставляло генерала задуматься:
в то
время уже сильно начали ходить слухи об освобождении крестьян. Но Петенька, который, посещая
в Петербурге танцклассы, был, как говорится, au courant de toutes les choses, [
в курсе всех дел (франц.)] удостоверил его, что никакого освобождения не будет, а будет «только
так».
Параграф:"
В чем заключается современное повреждение?" — гласил
так:"Всякому
времени особливое повреждение свойственно;
так, при блаженной памяти императрице Екатерине II введены были фижмы и господствовал геройский дух, впоследствии же к сему присоединилась наклонность к военным поселениям.
Петенька был именно
в подобном положении,
так что
в последнее
время у него окончательно закружилась голова.
Петенька
так расчувствовался, что произнес последние слова почти дрожащим голосом ("au fond je suis democrate!"[
в глубине души я — демократ! (франц.)] мелькнуло
в его голове).
В это же самое
время он взглянул
в окно.
И точно: холодный ветер пронизывает нас насквозь, и мы пожимаемся, несмотря на то, что небо безоблачно и солнце заливает блеском окрестные пеньки и побелевшую прошлогоднюю отаву, сквозь которую чуть-чуть пробиваются тощие свежие травинки. Вот вам и радошный май. Прежде
в это
время скотина была уж сыта
в поле, леса стонали птичьим гомоном, воздух был тих, влажен и нагрет. Выйдешь, бывало, на балкон —
так и обдает тебя душистым паром распустившейся березы или смолистым запахом сосны и ели.
— Леску у Гололобова десятин с полсотни, должно быть, осталось — вот Хрисашка около него и похаживает. Лесок нешто, на худой конец, по нынешнему
времени, тысяч пяток надо взять, но только Хрисашка теперича
так его опутал,
так опутал, что ни
в жизнь ему больше двух тысяч не получить. Даже всех прочих покупателев от него отогнал!
Я мог бы еще поправить свою репутацию (да и то едва ли!), написав, например, вторую"Парашу Сибирячку"или что-нибудь вроде"С белыми Борей власами", но, во-первых, все это уж написано, а во-вторых, к моему несчастию,
в последнее
время меня до того одолела оффенбаховская музыка, что как только я размахнусь, чтоб изобразить монолог «Неизвестного» (воображаемый монолог этот начинается
так:"И я мог усумниться!
Выслушав это, князь обрубил разом. Он встал и поклонился с
таким видом, что Тебенькову тоже ничего другого не оставалось как,
в свою очередь, встать, почтительно расшаркаться и выйти из кабинета. Но оба вынесли из этого случая надлежащее для себя поучение. Князь написал на бумажке:"Франклин — иметь
в виду, как одного из главных зачинщиков и возмутителей"; Тебеньков же, воротясь домой, тоже записал:"Франклин — иметь
в виду, дабы на будущее
время избегать разговоров об нем".
Увы! наше
время так грозно насчет «принципий», что даже узы самой испытанной дружбы не гарантируют человека от вторжения
в его жизнь выражений вроде"неблагонадежного элемента","сторонника выдохшегося радикализма"и проч.
Тебеньков говорил
так убедительно и
в то же
время так просто и мило, что мне оставалось только удивляться: где почерпнул он
такие разнообразные сведения о Тауте, Фрине и Клеопатре и проч.? Ужели всё
в том же театре Берга, который уже столь многим из нас послужил отличнейшею воспитательной школой?
Пашенька чувствует прилив нежности, которая постепенно переходит
в восторг. Она ластится к бабеньке, целует у ней ручки и глазки, называет царицей и божественной. Марья Петровна сама растрогана; хоть и порывается она заметить, по поводу Михея Пантелеева, что все-таки следует иногда"этим подлецам"снисходить, но заметка эта утопает
в другом рассуждении, выражающемся словами:"а коли по правде, что их, канальев, и жалеть-то!"
Таким образом
время проводится незаметно до самого приезда дяденек.
И действительно,
в то самое
время, как между Марьей Петровной и Митенькой происходила описанная выше сцена, Сенечка лежал на кровати
в Петенькиной комнате и, несмотря на ощущаемую
в желудке тяжесть, никак-таки не мог сомкнуть глаза свои.
Вот это
так! вот эти-то «сотканные из воздуха» платья одни и производят
в наше
время эффект.
И она вновь
так звонко засмеялась, что я почувствовал себя довольно неловко. Ты не можешь себе представить, maman, какой это смех! Звук его ясный, чисто детский, и
в то же
время раздражающий, едкий. Нахохотавшись досыта, она вздохнула и сказала...
Ротмистр,
в твоем описании, выходит очень смешон. И я уверена, что Полина вместе с тобой посмеялась бы над этим напомаженным денщиком, если б ты пришел с своим описанием
в то
время, когда борьба еще была возможна для нее. Но я боюсь, что роковое решение уж произнесено,
такое решение, из которого нет другого выхода, кроме самого безумного скандала.
Если даже
в его памяти свежо сохранились воспоминания о старинной езде на почтовых, сдаточных и
так называемых долгих, то и тут он должен сознаться, что
в настоящее
время этого рода способы передвижения, сохранив за собой прежние неудобства, значительно изменились к худшему.
Но
в то же
время я знаю, что никто с
такою любовью не выискивает средства отравить мою жизнь, как он.
И дождался-таки, хотя я
в то
время готов был сто против одного держать пари, что он никогда ничего не дождется и что никогда к грубому ноздреватому известковому камню не прикоснется нежный, хрупкий бисквит.
— Это
в древности было, голубчик! Тогда действительно было
так, потому что
в то
время все было дешево. Вот и покойный Савва Силыч говаривал:"Древние христиане могли не жать и не сеять, а мы не можем". И батюшку, отца своего духовного, я не раз спрашивала, не грех ли я делаю, что присовокупляю, — и он тоже сказал, что по нынешнему дорогому
времени некоторые грехи
в обратном смысле понимать надо!
— Ах, как это можно!
В последнее
время стали управляющих палатами из советников делать — ну, он и надеялся. А как он прозорлив был —
так это удивительно! Всякое его слово, все, все
так именно и сбылось, как он предсказывал!
— Помилуй! как это можно! они
такие неблагодарные!
такие неблагодарные! Представь себе,
в то
время… ну, вот как уставные грамоты составляли… ведь мои-то к губернатору на Савву Силыча жаловаться ходили!
Так он был тогда огорчен этим!
так огорчен!
— Очень, очень даже выгодно. Но представь себе: именно все, как говорил покойный Савва Силыч, все
так, по его, и сбывается. Еще
в то
время, как
в первый раз вину волю сказали, — уж и тогда он высказался:"Курить вино — нет моего совета, а кабаки держать — можно хорошую пользу получить!"
— Вот видите: и сейчас оне это слово «
так» сказали, — хихикнул он, словно у него брюшко пощекотали, — что же-с!
в даме это даже очень приятно, потому дама редко когда
в определенном круге мыслей находится. Дама — женщина-с, и им это простительно, и даже
в них это нравится-с. Даме мужчина защиту и вспомоществование оказывать должен, а дама с своей стороны… хоть бы по части общества: гостей занять, удовольствие доставить, потанцевать, спеть,
время приятно провести — вот ихнее дело.
Создаст ли оно
такого сатирика, который и сатиры будет писать, и
в то же
время «касаться» не станет?
И все-таки повторяю: как ни обыденна
в нынешнее
время эта внезапность решений, она всегда меня пугает.
— Это что и говорить! чего лучше, коли совсем не пить! только ведь мужику
время провести хочется. Книжек мы не читаем, местов
таких, где бы без вина посидеть можно, у нас нет, — оттого и идут
в кабак.
Так мало,
так мало у меня
времени, что если бы, кажется, сорок восемь часов
в сутках было, и тех бы недостало, чтобы все дела переделать.