Неточные совпадения
[Переводы Пущина представляют собой интересный образец его литературного слога, который
не только хвалила M. H. Волконская, но признавал
хорошим и сам Пушкин.
Другим
лучше меня, далекого, известны гнусные обстоятельства, породившие дуэль; с своей стороны скажу только, что я
не мог без особенного отвращения об них слышать — меня возмущали лица, действовавшие и подозреваемые в участии по этому гадкому делу, подсекшему существование величайшего из поэтов.
Не верь его отчаянию, можно служить, довольствуясь тем, что удастся сделать
хорошего.
Будущее
не в нашей воле, и я надеюсь, что как бы ни было со мной — будет
лучше крепости, и, верно, вы довольны этой перемене, которую я ждал по вашим посылкам, но признаюсь, что они так долго
не исполнялись, что я уже начинал думать, что сапоги и перчатки присланы для утешения моего или по ошибочным уведомлениям, а
не для настоящего употребления.
У нас здесь много книг прекрасных, но я
не знаю, что может
лучше разойтись.
Человек — странное существо; мне бы хотелось еще от вас получить, или,
лучше сказать, получать, письма, — это первое совершенно меня опять взволновало. Скажите что-нибудь о наших чугунниках, [Чугунники — лицеисты 1-го курса, которым Энгельгардт роздал в 1817 г. чугунные кольца в знак прочности их союза.] об иных я кой-что знаю из газет и по письмам сестер, но этого для меня как-то мало. Вообразите, что от Мясоедова получил год тому назад письмо, — признаюсь, никогда
не ожидал, но тем
не менее был очень рад.
Уже с поселения почаще буду всех навещать моими посланиями, ты и Марья будете иметь свою очередь; прошу только
не поскучать многоречием и большей частью пустословием моим. Между тем, по старой памяти, могу тебе заметить, что ты
не знаешь внутренних происшествий.Поклон твой Митькову остается при тебе по очень
хорошей причине: я
не могу передать его в Красноярск, где он с 1836 года. Все здешние твои знакомые тебя приветствуют…
Грустно подумать, что мы расстались до неизвестного времени; твоя деревня, как говорится, мне шибко
не нравится;
не смею предлагать тебе Туринска, где, может быть, тоже тоска, но
лучше бы вместе доживать век. По крайней мере устройся так, чтобы быть с Трубецкими: они душевно этого желают. Ребиндер хотел на этот счет поговорить с твоей сестрой — пожалуйста,
не упрямься.
В Омске дружеское свидание со Степаном Михайловичем. После ужасной, бесконечной разлуки
не было конца разговорам, — он теперь занимает
хорошее место, но трудно ему, бедному, бороться со злом, которого, на земле очень, очень много. Непременно просил дружески обнять тебя: он почти
не переменился, та же спокойная, веселая наружность; кой-где проглядывает белый волос, но вид еще молод. Жалуется на прежние свои недуги, а я его уверяю, что он совершенно здоров. Трудится сколько может и чрезвычайно полезен.
Вообще я недоволен переходом в Западную Сибирь,
не имел права отказать родным в желании поселить меня поближе, но под Иркутском мне было бы
лучше. Город наш в совершенной глуши и имеет какой-то свой отпечаток безжизненности. Я всякий день брожу по пустым улицам, где иногда
не встретишь человеческого лица. Женский пол здесь обижен природой, все необыкновенно уродливы.
Жалею, что мы
не вместе с ним поселены: может быть, это было бы
лучше…
Не извиняюсь, что преследую вас разного рода поручениями; вы сами виноваты, что я без зазрения совести задаю вам хлопоты. Может быть, можно будет вам через тезку Якушкина избавить этого человека от всяких посторонних расходов. Словом сказать, сделать все, что придумаете лучшим; совершенно на вас полагаюсь и уверен, что дело Кудашева в
хороших руках.
Фонвизин уведомил меня, что
не будет отказа, и ужасно приглашает побывать у них, — я с удовольствием туда отправлюсь, может быть, Дьяков, тамошний хваленый доктор, что-нибудь
хорошего со мной сделает, во всяком случае будет маленькое развлечение от туринской хандры, которая как-то поселилась во мне с здешним воздухом и делает меня равнодушным ко всем прелестям города.
Annette советует мне перепроситься в Ялуторовск, но я еще
не решаюсь в ожидании Оболенского и по некоторой привычке, которую ко мне сделали в семье Ивашева. Без меня у них будет очень пусто — они неохотно меня отпускают в Тобольск, хотя мне кажется, что я очень плохой нынче собеседник. В Ялуторовске мне было бы
лучше, с Якушкиным мы бы спорили и мирились. Там и климат
лучше, а особенно соблазнительно, что возле самого города есть роща, между тем как здесь далеко ходить до тени дерева…
…Примите это произведение, как оно есть, и ожидайте скоро ящики, которые будут
лучше сделаны. Тут
не будет препятствия со стороны духовенства, которого влияния я
не в силах уничтожить. [Произведение — церковный образ Михаила-архангела, написанный туринским художником-любителем; он же разрисовывал ящички, которые
не подлежали разрешению или запрету духовной цензуры.]
Главное приятное известие, что матушка здорова, то есть в том
хорошем положении, которого мы
лучше желать
не смеем…
Этот человек знал меня — я следую его совету и точно убеждаюсь иногда, что,
не думавши, как-то
лучше у меня выходит…
Вы знаете, как мужчины самолюбивы, — я знаю это понаслышке, но, как член этого многочисленного стада, боюсь
не быть исключением [из] общего правила. Про женщин
не говорю. Кроме
хорошего, до сих пор в них ничего
не вижу — этого убеждения никогда
не потеряю, оно мне нужно. Насчет востока мы многое отгадали: откровенно говорить теперь
не могу, — когда-нибудь поболтаем
не на бумаге. Непременно уверен, что мы с вами увидимся — даже, может быть, в Туринске…
Мы живем ладно, но и эта женитьба убеждает меня, что в Сибири
лучше не венчаться.
…Новая семья, [Семья Н. В. Басаргина.] с которой я теперь под одной крышей, состоит из добрых людей, но женская половина, как вы можете себе представить, — тоска больше или меньше и служит к убеждению холостяка старого, что в Сибири
лучше не жениться. Басаргин доволен своим состоянием. Ночью и после обеда спит. Следовательно, остается меньше времени для размышления.
…
Не стану вам повторять о недавней нашей семейной потере, но тяжело мне привыкать к уверенности, что нет матушки на этом свете. Последнее время она была гораздо
лучше прежнего; только что немного отдохнула от этой сердечной заботы, как богу угодно было кончить ее земное существование…
Приветствуйте за меня Анненковых. Я слышал, что она ожидает умножения семейства. Дай бог, чтоб это хорошо у них кончилось. К ним
не пишу, Федор Федорович им будет рассказывать про нашу жизнь
лучше всякого письма. Может быть, скажет многое, чего и нет…
Вы уже знаете печальную, тяжелую весть из Иркутска. Сию минуту принесли мне письмо Волконского, который описывает кончину Никиты Муравьева и говорит, что с тою же почтою пишет к вам. Тяжело будет вам услышать это горе. Писать
не умею теперь. Говорить бы еще мог, а
лучше бы всего вместе помолчать и подумать.
Горько слышать, что наше 19 октября пустеет: видно, и чугунное кольцо истирается временем. Трудная задача так устроить, чтоб оно
не имело влияние на здешнее
хорошее. Досадно мне на наших звездоносцев; кажется, можно бы сбросить эти пустые регалии и явиться запросто в свой прежний круг. [Имеются в виду лицеисты 1-го выпуска, получившие по своей чиновничьей службе большие ордена.]
Народ смышленый, довольно образованный сравнительно с Россией за малыми исключениями, и вообще состояние уравнено:
не встречаете большой нищеты. Живут опрятно, дома очень хороши; едят как нельзя
лучше.
Не забудьте, что край наводняется ссыльными: это зло, но оно
не так велико при условиях местных Сибири, хотя все-таки правительству следовало бы обратить на это внимание. Может быть, оно
не может потому улучшить положения ссыльных, чтобы
не сделать его приманкою для крепостных и солдат.
Нам в этом завидуют, но я думаю — это следствие
хорошего обращения с ними; мы свыклись; в других же местах только и слышишь, что беспрестанные перемены министерства, — и все с удивлением спрашивают, почему у нас этого
не случается.
Гораздо бы
лучше было, если б этот дождь пал раньше, и
не на него, а на траву, которую мы нанимаем на городских лугах.
От души спасибо вам за память — в Сибири способны ее оценить
лучше, нежели в ваших краях. Разлука
не мешает любить, помнить и уважать людей благомыслящих.
Без всякого лечения я бы очень и давно хотел бы побывать у вас, но, кажется, и самое двадцатилетнее гражданство всех возможных тюрем и изгнаний
не доставит возможности повидаться с соседями. Проситься
не хочу:
не из гордости, а по какому-то нежеланию заставить склонять свое имя во всех инстанциях.
Лучше всего бы вам собраться в Ялуторовск…
Гораздо
лучше не касаться этого отдела, нежели останавливаться и почти пятиться назад.
Здоровье мое несколько
лучше, хотя все еще я сижу дома. Это продолжительное домовничество, кажется, большие волнует других, нежели меня самого. Я
не скучаю, и время незаметно проходит среди занятий и добрых друзей, которые меня навещают с уверенностию всегда застать хозяина.
Скоро оттуда приедет Н. Я. Балакшин, он мне подробно все расскажет, часто видается с моими домашними. — Попеняйте Ротчеву, что он сюда
не заехал; со мной считаться визитами нельзя — я бы давно посетил всех в Восточной Сибири, но, к сожалению, она вне окружности круга, описанного комитетом гг. министров, который, верно по ошибке, взял радиус в 30 верст. Уж
лучше бы в 20, тогда было бы по версте на каждый год и было бы понятно.
Вот тебе сведения,
не знаю, найдешь ли в них что-нибудь новое. Я думаю, тебе
лучше бы всего через родных проситься на службу, как это сделал Александр Муравьев. Ты еще молод и можешь найти полезную деятельность. Анненкова произвели в 14-й класс. Ты знаешь сам, как
лучше устроить. Во всяком случае, желаю тебе успокоиться после тяжелых испытаний, которые ты имел в продолжение последних восьми лет. Я
не смею касаться этих ран, чтобы
не возобновить твоих болей.
Очень жалею, что
не могу ничем участвовать в постройке читинской церкви. Тут нужно что-нибудь значительнее наших средств. К тому же я всегда по возможности
лучше желаю помочь бедняку какому-нибудь, нежели содействовать в украшениях для строящихся церквей. По-моему, тут моя лепта ближе к цели. Впрочем, и эти убеждения
не спасают от частых налогов по этой части. Необыкновенно часто приходят с кружками из разных мест, и
не всегда умеешь отказать…
Хотя такого рода почерк есть принадлежность великих людей, все-таки
лучше не иметь этой принадлежности, хоть и приходится быть великим человеком.
…На этой неделе я восхищался игрой на скрипке m-lle Otava. Опять жалел, что вы со мной
не слушали ее. Вы бы
лучше меня оценили ее смычок. Он точно чудесный. Может быть, до вас дошли слухи об ней из Омска. Она там играла. В Тобольске будет на возвратном пути.
Скажите Спиридову, что я
не исполнил его поручения, — везу ему вместо белок рассуждение купца, на которое он, верно, согласится, и потом я же из Красноярска, с его согласия, сюда напишу. Таким образом будет выгоднее и
лучше. Какими-нибудь только тремя неделями позже дело уладится.
На днях был у меня наш общий знакомый Тулинов — я просил его распечь г-на полицмейстера:
не знаю, будет ли после этого
лучше.
Ты напрасно говоришь, что я 25 лет ничего об тебе
не слыхал. Наш директор писал мне о всех лицейских. Он постоянно говорил, что особенного происходило в нашем первом выпуске, — об иных я и в газетах читал.
Не знаю,
лучше ли тебе в Балтийском море, но очень рад, что ты с моими. Вообще
не очень хорошо понимаю, что у вас там делается, и это естественно. В России меньше всего знают, что в ней происходит. До сих пор еще
не убеждаются, что гласность есть ручательство для общества, в каком бы составе оно ни было.
…Я дожидался все отъезда нашего бедного Ивана Дмитриевича, чтобы отвечать вам, но, как видно из хода его болезни, он еще
не так скоро в состоянии будет пуститься в путь, хотя бы ему и сделалось
лучше, чего до сих пор, однако, незаметно.
О плачевном деле все еще ничего нет положительного.
Хорошего, однако, ничего
не обещают. Неленьке бедной будет опять тяжелое время. Все это тоска.
Что ж делать, добрый друг, настала тяжелая година — под этим впечатлением
не болтается, будем ждать, что будет! Как-то мудрено представить себе
хорошее. Между тем одно ясно, что в судьбах человечества совершается важный процесс. — Все так перепуталось, что ровно ничего
не поймешь, — наш слабый разум теряется в догадках, но я верю, что из всех этих страданий должно быть что-нибудь новое. Сонные пробудятся, и звезда просветит. Иначе
не могу себя успокоить.
Все дико и ничего
не обещает
хорошего.
Крепко обнимаю вас обеих. До свидания! Где и как — еще
не знаю. Все наши сердечно вас приветствуют. Подробности о предположениях каждого расспрашивайте у Натальи Дмитриевны. Она
лучше расскажет, нежели я напишу. Я сам еще как в тумане вижу даль.
Досадно, что
не могу тебя послушать, как Таня [Фонвизина] магически приказывает Юноше… Письмо твое меня застало; ноге несколько
лучше, но все хромаю, когда приходится испытать процесс хождения… кажется, в первой половине ноября можно будет двинуться.
Нетвердой рукой, потихоньку, наконец, скажу, добрый друг мой, что я оправился от трудной болезни, которая решительно
не давала мне возможности подать голоса. Скажу также, что выздоровление медленно… Настрадался я досыта… Сбывается пословица, что болезнь приходит пудами, а выходит золотниками. Но вообще гораздо
лучше…
Обещанных вами гостей до сих пор нет. Прискорбно, что
не могу пожить с Иваном Дмитриевичем. Мне улыбалась мысль, что он с сыновьями погостит у нас, но, видно, этому
не бывать. Истинно грустно! Просил Батенькова подробно мне об нем поговорить. Кажется,
не совсем
хорошее с ним делается.
С Далем я ратоборствую о грамотности. Непременно хотелось уяснить себе, почему он написал статью, которая всех неприятно поразила. Вышло недоразумение, но все-таки
лучше бы он ее
не писал, если
не мог, по некоторым обстоятельствам, написать, как хотел и как следовало. Это длинная история…