Неточные совпадения
Прочтя сии набросанные строки
С небрежностью на памятном листке,
Как не узнать поэта по руке?
Как первые
не вспомянуть уроки
И
не сказать при дружеском столе:
«Друзья, у нас
есть друг и в Хороле...
Директор рассказал мне, что государь (это
было после того,
как Пушкина уже призывали к Милорадовичу, чего Энгельгардт до свидания с царем и
не знал) встретил его в саду и пригласил с ним пройтись.
На другой день приезда моего в Москву (14 марта) комедиант Яковлев вручил мне твою записку из Оренбурга.
Не стану тебе рассказывать,
как мне приятно
было получить о тебе весточку; ты довольно меня
знаешь, чтоб судить о радости моей без всяких изъяснений. Оставил я Петербург
не так,
как хотелось, вместо пяти тысяч достал только две и то после долгих и несносных хлопот. Заплатил тем, кто более нуждались, и отправился на первый случай с маленьким запасом.
Вы
не можете себе представить, с
каким затруднением я наполняю эти страницы в виду спящего фельдъегеря в каком-нибудь чулане. Он мне обещает через несколько времени побывать у батюшки, прошу, чтобы это осталось тайною, он видел Михаила два раза, расспросите его об нем.
Не знаю, где вообразить себе Николая, умел ли он что-нибудь сделать. Я
не делаю вопросов, ибо на это нет ни места, ни времени. Из Шлиссельбургане
было возможности никак следить, ибо солдаты в ужасной строгости и почти
не сходят с острова.
Не знаю,
как и где вас вообразить; при свидании с родными я
узнал, что вы с Фрицом тогда
были в Финляндии, и мне кажется, что вы теперь там поселились, но зачем — сам
не знаю.
Не откажите мне, почтенный друг, в возможности чем-нибудь отсюда вам
быть полезным в расстроенных ваших обстоятельствах;
зная ваши правила, я понимаю,
как вам тягостно
не предвидеть близкого окончания ваших дел.
Он просит сказать доброму своему Егору Антоновичу, что он совершенно ожил, читая незабвенные для него строки, которыми так неожиданно порадован
был 10 сего месяца. Вы
узнаете, что верный вам прежний Jeannot [Иванушка — семейное и лицейское прозвище Пущина.] все тот же; что он
не охлажден тюрьмою, с тою же живостью чувствует,
как и прежде, и сердцем отдохнул при мысли, что добрый его старый директор с высот Уральских отыскивал отдаленное его жилище и думу о нем думал.
Как водится, 19 октября я
был с вами, только еще
не знаю, где и кто из наших вас окружал.
Пожалуйста, почтенный Иван Дмитриевич,
будьте довольны неудовлетворительным моим листком — на первый раз. Делайте мне вопросы, и я разговорюсь,
как бывало прежде, повеселее. С востока нашего ничего
не знаю с тех пор,
как уехал, — это тяжело: они ждут моих писем. Один Оболенский из уединенной Етанцы писал мне от сентября. В Верхнеудинске я в последний раз пожал ему руку; горькая слеза навернулась, хотелось бы как-нибудь с ним
быть вместе.
Прощайте, Петр Николаевич, обнимаю вас дружески. Поздравляю с новым неожиданным гостем, на этот раз
не завидую вам. Если что
узнаете об наших от Ив. Сем., расскажите: мысленно часто переношусь на восток. Имел известия от Волконских и Юшневских — вы больше теперь
знаете. Я давно порадовался за Сутгофа — это Ребиндер устроил, объяснив матери обстоятельства,
как они
были.
На случай приезда моего вы потрудитесь приискать мне квартирку в вашем соседстве; я
не хочу и
не смею вас беспокоить моим постоянным присутствием. Это значило бы злоупотреблять вашей добротой; у Бобрищева-Пушкина также
не думаю поместиться: верно, у них и без меня довольно тесно. Вы прежде меня
узнаете,
будет ли мне дано позволение ехать, и тогда приищите мне уголок; я неприхотлив,
как вам известно, лишь бы найти добрых, тихих хозяев, что, впрочем,
не всегда легко.
Вы
знаете,
как мужчины самолюбивы, — я
знаю это понаслышке, но,
как член этого многочисленного стада, боюсь
не быть исключением [из] общего правила. Про женщин
не говорю. Кроме хорошего, до сих пор в них ничего
не вижу — этого убеждения никогда
не потеряю, оно мне нужно. Насчет востока мы многое отгадали: откровенно говорить теперь
не могу, — когда-нибудь поболтаем
не на бумаге. Непременно уверен, что мы с вами увидимся — даже, может
быть, в Туринске…
Вчерашняя почта привезла нам известие, что свадьба должна
была совершиться 16 апреля. Следовательно, по всем вероятиям, недели через две
узнаем здесь милость для детей. Это теперь главная моя забота.
Как ни бодро смотрит моя старуха хозяйка, но отказ ее жестоко поразит. Я никак
не допускаю этой мысли и
не хочу видеть здесь продолжения жестокой драмы. Родные там убеждены, что
будет по их желанию: значит, им обещано, но велено подождать до торжества.
Вы спрашиваете о моем переводе… Ровно ничего
не знаю. Нат. Дм. только неделю тому назад имела сильное предчувствие,
как иногда с ней случается: она видела, что со мной прощается… Это видение наяву
было для нее живо и ясно. Других сведений ниоткуда
не получаю. Надобно довольствоваться таинственными сообщениями и ожидать исполнения. Между тем, если в декабре
не получу разрешения, думаю сняться с якоря и опять отправиться в Туринск. В таком случае непременно заеду к вам в Ялуторовск…
Я все говорю и
не договариваю,
как будто нам непременно должно увидаться с вами. Ах,
какое было бы наслаждение! Думая об этом, как-то
не сидится. Прощайте. Начал болтать;
не знаю, когда кончится и когда до вас дойдет эта болтовня, лишь бы
не было — после ужина горчица!
Если хочешь
знать, справедлива ли весть, дошедшая до твоей Александры, то обратись к самому Евгению: я
не умею
быть историографом пятидесятилетних женихов, особенно так близких мне,
как он. Трунить нет духу, а рассказывать прискорбно такие события, которых
не понимаешь. Вообще все это тоска. Может
быть, впрочем, я
не ясно вижу вещи, но трудно переменить образ мыслей после многих убедительных опытов.
…Очень бы хотелось получить письма, которые Шаховский обещал мне из России. Может, там что-нибудь мы бы нашли нового. В официальных мне ровно ничего
не говорят — даже по тону
не замечаю, чтобы у Ивана Александровича
была тревога, которая должна всех волновать, если теперь совершается повторение того, что
было с нами. Мы здесь ничего особенного
не знаем,
как ни хлопочем с Михаилом Александровичем поймать что-нибудь новое: я хлопочу лежа, а он кой-куда ходит и все возвращается ни с чем.
Не знаю, что сказать вам насчет петербургских новостей, — кажется, много
есть преувеличенного. Никак
не понимаю,
каким образом комюнизм может у нас привиться. [Речь идет о петрашевцах.]
Скажи мамаше большой поклон, поцелуй ручки за меня, а папаше [Так Аннушка должна
была называть М. К. и М, И. Муравьевых-Апостолов.] скажи, что я здесь сейчас
узнал, что Черносвитова поймали в Тюкале и повезли в Петербург. Я думал про него, когда
узнал, что послали кого-то искать в Красноярск по петербургскому обществу, но, признаюсь,
не полагал, чтобы он мог принадлежать к комюнизму,
зная,
как он делил собственность, когда
был направником.
Ты напрасно говоришь, что я 25 лет ничего об тебе
не слыхал. Наш директор писал мне о всех лицейских. Он постоянно говорил, что особенного происходило в нашем первом выпуске, — об иных я и в газетах читал.
Не знаю, лучше ли тебе в Балтийском море, но очень рад, что ты с моими. Вообще
не очень хорошо понимаю, что у вас там делается, и это естественно. В России меньше всего
знают, что в ней происходит. До сих пор еще
не убеждаются, что гласность
есть ручательство для общества, в
каком бы составе оно ни
было.
Знаю, что такой же
есть у Егора Антоновича, а твой явился
как во сне; наши старики меня в нем
не узнают, а я в этом деле сам
не судья.
Не знаю,
как тебе высказать всю мою признательность за твою дружбу к моим сестрам. Я бы желал, чтоб ты,
как Борис, поселился в нашем доме. Впрочем, вероятно, у тебя казенная теперь квартира. Я спокойнее здесь, когда
знаю, что они окружены лицейскими старого чекана. Обними нашего директора почтенного. Скоро
буду к нему писать. Теперь
не удастся. Фонвизины у меня — заранее
не поболтал на бумаге, а при них болтовня и хлопоты хозяина, радующегося добрым гостям. Об них поговорю с Николаем.
Пишущие столы меня нисколько
не интересуют, потому что с чертом никогда
не был в переписке, да и
не намерен ее начинать. Признаюсь, ровно тут ничего
не понимаю. Пусть забавляются этим те, которых занимает такая забава.
Не знаю, что бы сказал, если б увидел это на самом деле, а покамест и
не думаю об столе с карандашом.
Как угадать все модные прихоти человечества?…
Теперь вы
знаете то же, что и мы
знаем из газет и от перелетных посетителей дома Бронникова; но, верно,
не знаете, что из всего этого
будет и
какой тропой пойдет Александр.
Увольнение этого ученика Аракчеева, вора, взяточника, несмотря на полное невежество, игравшего роль временщика при Николае I, рассматривалось обществом
как доказательство отхода Александра II от реакционной политики его отца.] сменен, но, может
быть,
не знаете, что это
был единственный человек в России, qui a en le suffrage universelle [Буквально: который получил всеобщее признание (франц.).] (то
есть, что мнения согласны
были на его счет).
И точно,
как вы говорите, в это время еще образовалась ваканция: в Минусинске в генваре нынешнего года новая могила: умер
не знакомый вам А. И. Тютчев. С ним теперь 63 с деревянными крестами. А кто
знает, может
быть, и еще кто-нибудь исчез. Довольно некролочествовать.
Миша застал здесь, кроме нас, старожилов ялуторовских, Свистуновых и Наталью Дмитриевну, которую вы
не можете отыскать. Она читала вместе со мной ваше письмо и, вероятно, скоро лично
будет вам отвечать и благодарить по-своему за все, что вы об ней мне говорите, может
быть,
не подозревая, что оно ей прямо попало в руки. — Словом, эта женщина сделала нам такой подарок, который я называю подвигом дружбы.
Не знаю,
как ее благодарить, хоть она уверяет, что поездка в Сибирь для нее подарок, а
не для нас.
Сегодня писал к Павлу Сергеевичу. Он и, верно, вы тотчас повидаете нашу заветную путешественницу, которая одна с запада вашего явилась на наш восток.
Не могу
быть спокоен, пока
не узнаю, что она в Нижнем. Каково такой трусихе путешествовать в такую пору, и
как нарочно все лето
было дождливое и дороги непроходимые.
…Об указе насчет ограничения власти помещиков я слышал, но
не знаю, в чем он
будет состоять. Смотрю на всю эту манипуляцию,
как на полумеру, которая мало обещает дельного, и
как бы даже
не повредило всему делу робостью, с которой действует. Яснотолько то, что никто ясноне видит.
Он
был у нас недолго. Большой
был тогда аскетик — худобы страшной. Он должен
быть теперь очень стар… [Пущин,
как и другие лицеисты, в свои школьные годы
не любил М. С. Пилецкого за иезуитизм. Впоследствии выяснилось, что он
был агентом тайной полиции, чего Пущин
не мог
знать (см. Б. Мейлах, Лицейские годовщины, «Огонек», 1949, № 23). Двустишие — из «Лицейских песен».]
Аннушка мне пишет, что в Нижний ждут Басаргиных и что Полинька невеста Павла Менделеева, что служит в Омске. Может, это секрет,
не выдавай меня. Летом они, кажется, едут в Сибирь. Когда
узнаю, что Басаргин в Нижнем, напишу к нему, что его крестник теперь Пущин, а
не Васильев, хоть, может
быть, ему это все равно, но я помню,
как они много для меня сделали, когда этот купчик явился на свет…
Как отрадно мне
будет видеть вас лично и услышать от вас об отце моем, которого я почти
не знаю.
Скажу вам, что я совершенно
не знала об этом долге; покойная моя матушка никогда
не поминала об нем, и когда до меня дошли слухи, что вы отыскивали меня с тем, чтобы передать мне долг отца моего, я
не верила, полагая, что это
была какая-нибудь ошибка;
не более
как с месяц назад, перечитывая письма отца моего, в одном из оных мы нашли, что упоминалось об этом долге, но мы удивились,
как он
не мог изгладиться из памяти вашей.