Неточные совпадения
Это замечание мое до того справедливо, что потом
даже, в 1817 году, когда после выпуска мы, шестеро, назначенные в гвардию, были в лицейских мундирах на параде гвардейского корпуса, подъезжает к нам граф Милорадович, тогдашний корпусный командир, с вопросом: что мы за люди
и какой это мундир?
Слышал
даже, что
и в Лицее при императоре Николае разрешено наказывать с родительскою нежностью лозою смирения.)
Мы призадумались, молча посмотрели друг на друга, потом начались между нами толки
и даже рассуждения о незаконности такой меры стеснения, не бывшей у нас в виду при поступлении в Лицей.
[Весь дальнейший текст до конца абзаца («Роскошь помещения… плебеями») не был пропущен в печать в 1859 г.] Роскошь помещения
и содержания, сравнительно с другими,
даже с женскими заведениями, могла иметь связь с мыслью Александра, который, как говорили тогда, намерен был воспитать с нами своих братьев, великих князей Николая
и Михаила, почти наших сверстников по летам; но императрица Марья Федоровна воспротивилась этому, находя слишком демократическим
и неприличным сближение сыновей своих, особ царственных, с нами, плебеями.
У него явился уголок, где можно было найти конфекты, выпить чашку кофе
и шоколаду (
даже рюмку ликеру — разумеется, контрабандой).
Жизнь наша лицейская сливается с политическою эпохою народной жизни русской: приготовлялась гроза 1812 года. Эти события сильно отразились на нашем детстве. Началось с того, что мы провожали все гвардейские полки, потому что они проходили мимо самого Лицея; мы всегда были тут, при их появлении, выходили
даже во время классов, напутствовали воинов сердечною молитвой, обнимались с родными
и знакомыми — усатые гренадеры из рядов благословляли нас крестом. Не одна слеза тут пролита.
В статье «Об эпиграмме
и надписи у древних» (из Ла Гарпа) читаем: «В новейшие времена эпиграмма, в обыкновенном смысле, означает такой род стихотворения, который особенно сходен с сатирою по насмешке или по критике;
даже в простом разговоре колкая шутка называется эпиграммою; но в особенности сим словом означается острая мысль или натуральная простота, которая часто составляет предмет легкого стихотворения.
Напротив, ожидаю, прошу
и даже требую, чтоб каждый смотрел на вещи собственными глазами…
9 июня был акт. Характер его был совершенно иной: как открытие Лицея было пышно
и торжественно, так выпуск наш тих
и скромен. В ту же залу пришел император Александр в сопровождении одного тогдашнего министра народного просвещения князя Голицына. Государь не взял с собой
даже князя П. М. Волконского, который, как все говорили, желал быть на акте.
К тому же в 1818 году, когда часть гвардии была в Москве по случаю приезда прусского короля, столько было опрометчивых действий одного члена общества, что признали необходимым делать выбор со всею строгостию,
и даже, несколько лет спустя, объявлено было об уничтожении общества, чтобы тем удалить неудачно принятых членов.
Конечно, болтовня эта — вздор; но этот вздор, похожий несколько на поддразнивание, переходил из уст в уста
и порождал разные толки, имевшие дальнейшее свое развитие; следовательно,
и тут
даже некоторым образом достигалась цель, которой он несознательно содействовал.
Были разнообразные слухи
и толки, замешивали
даже в это дело
и графиню.
Пушкин сам не знал настоящим образом причины своего удаления в деревню; [По цензурным соображениям весь дальнейший текст опубликован в 1859 г. либо с выкидками, либо в «исправленном» изложении редакции «Атенея».] он приписывал удаление из Одессы козням графа Воронцова из ревности;думал
даже, что тут могли действовать некоторые смелые его бумаги по службе, эпиграммы на управление
и неосторожные частые его разговоры о религии.
Хвалил своих соседей в Тригорском, [Соседи в Тригорском — семья П. А. Осиповой.] хотел
даже везти меня к ним, но я отговорился тем, что приехал на такое короткое время, что не успею
и на него самого наглядеться.
Отрадно отозвался во мне голос Пушкина! Преисполненный глубокой, живительной благодарности, я не мог обнять его, как он меня обнимал, когда я первый посетил его в изгнанье. Увы! я не мог
даже пожать руку той женщине, которая так радостно спешила утешить меня воспоминанием друга; но она поняла мое чувство без всякого внешнего проявления, нужного, может быть, другим людям
и при других обстоятельствах; а Пушкину, верно, тогда не раз икнулось.
Я немного похудел от долгой жизни без движения — ходил на шести шагах,
даже головная
и зубная боль, которые меня часто прежде беспокоили, теперь совсем оставили.
— Много успел со времени разлуки нашей передумать об этих днях, — вижу беспристрастно все происшедшее, чувствую в глубине сердца многое дурное, худое, которое не могу себе простить, но какая-то необыкновенная сила покорила, увлекала меня
и заглушала обыкновенную мою рассудительность, так что едва ли какое-нибудь сомнение — весьма естественное — приходило на мысль
и отклоняло от участия в действии, которое
даже я не взял на себя труда совершенно узнать, не только по важности его обдумать.
Шесть тысяч верст между нами, но я при всех малых ожиданиях на помощь правительства не теряю терпения
и иногда
даже питаю какие-то надежды.
Я очень часто об этом думал
и, верю, был бы ему гораздо благодарнее, нежели за деньги. Правда, что свидание наше было под выстрелом, но можно было найти средство (
даже должно было). Надеюсь на бога.
Добрый друг мой, сколько мог, я вам, одним вам, высказал мои мысли по совести; вы меня поймете. Между тем позвольте мне думать, что одно письменное участие ваше представило вам нечто в мою пользу; в заключение скажу вам, что если бы
и могли существовать те чувства, которые вы стараетесь угадать, то
и тогда мне только остается в молчании благоговеть пред ними, не имея права,
даже простым изъявлением благодарности, вызывать на такую решимость, которой вся ответственность на мне, Таков приговор судьбы моей.
Мы здесь очень скоро узнали о смерти Пушкина,
и в Сибири
даже, кого могла она поразить, как потеря общественная.
Насмешили вы меня вашей классификацией старых женихов. Благодарен вам, что вы по крайней мере хотите меня женить не здесь, а в России.
Даже советую поместить меня в категорию Оболенского, а его можно обвенчать. Он найдет счастие там, где я, грешный человек, его
и не примечу. Так по крайней мере мне кажется. Пожалуйста, отправляя его ко мне, снабдите аттестатом: я хочу знать ваше мнение; оно всегда оригинально, хотя иногда
и не совсем справедливо, по-моему.
Он мне рассказывал про ваше житье-бытье в Туринске
и, наконец, начал меня уверять, что дела ваши
и вашего семейства в совершенном расстройстве, что вам необходимо пуститься в какие-нибудь обороты
и что
даже вы готовы на это».
Странно то, что он в толстой своей бабе видит расстроенное здоровье
и даже нервические припадки, боится ей противоречить
и беспрестанно просит посредничества; а между тем баба беснуется на просторе; он же говорит: «Ты видишь, как она раздражительна!» Все это в порядке вещей: жаль, да помочь нечем.
Положительного одно, что всегда чем-нибудь занят
и что
даже время скоро идет.
Читаю все, что попадается лучшее, друг другу пересылаем книги замечательные,
даже имеем
и те, которые запрещены. Находим дорогу: на ловца бежит зверь.
Сколько около меня товарищей, которые лишены
даже родственных сношений: снятые эполеты все уничтожили, как будто связи родства
и дружбы зависят от чинов
и прочих пелендрясов.
Гораздо простее ничего не делать, тем более что никто из нас не вправе этого требовать, состоя на особенном положении, как гвардия между ссыльными, которые между тем могут свободно переезжать по краю после известного числа лет пребывания здесь
и даже с самого привода получают билет на проживание там, где могут найти себе источник пропитания, с некоторым только ограничением, пока не убедится общество в их поведении.
Сравнивает
даже себя с Байроном
и Гете.
Впрочем, эта статья давно между мной
и Евгением кончена, но она невольным образом проявляется молча во всех отношениях
даже теперь, а после еще больше проявляться будет.
Бедный Вильгельм очень слаб, к тому же
и мнителен, но я надеюсь, что в Тобольске его восстановят
и даже возвратят зрение, которого в одном глазу уже нет.
…Очень бы хотелось получить письма, которые Шаховский обещал мне из России. Может, там что-нибудь мы бы нашли нового. В официальных мне ровно ничего не говорят —
даже по тону не замечаю, чтобы у Ивана Александровича была тревога, которая должна всех волновать, если теперь совершается повторение того, что было с нами. Мы здесь ничего особенного не знаем, как ни хлопочем с Михаилом Александровичем поймать что-нибудь новое: я хлопочу лежа, а он кой-куда ходит
и все возвращается ни с чем.
Милый друг Аннушка, накануне отъезда из Тобольска Николенька привез мне твое письмецо
и порадовал меня рассказами о тебе. Он говорит, что ты чудесно читаешь,
даже ты удивила его своими успехами. Благодарю тебя за эту добрую весть — продолжай, друг мой.
Сегодня портретный день. Отправляюсь к Сашеньке, Не могу сказать, чтобы портрет был на меня похож. Разве еще что-нибудь изменится, а до сих пор более напоминает Луку Шишкина, которого Евгений
и Иван Дмитриевич знали в Петровском. Сашенька трудится, я сижу очень смирно, но пользы мало. Мне
даже совестно, что она начала эту работу масляными красками.
И подати
даже не предполагал какой-нибудь особенной.
Нет ли тут какого-нибудь приказного недоразумения — молодые наши питомцы, кажется, не состоят в гильдии
и не занимаются торговлей,
и там
даже нет таких взысканий.
Остался тем же
и тем же — только четверть столетия старше,
и уж меня взяло отчаяние — когда-нибудь, чем-нибудь быть
и даже на старость (от которой бог меня избавь) иметь спокойный угол
и независимый кусок хлеба.
Сели обедать, а вечером к чаю собралась вся ялуторовская артель с семьей Балакшина. Устроился музыкальный вечер. Молодежь
даже повертелась под звуки отличного, громкого
и чрезвычайно нарядного простотой своей фортепиано.
Наконец, пришла почта
и сказала, что Вольфу получше. Обещают
даже, что он совершенно поправится. В этом случае всегда готов верить на слово.
Для мужа была неусыпным ангелом-хранителем
и даже нянькою.
…Яуже имел известие о приезде Я. Д. Казимирского в Иркутск. Он 25 генваря явился на Ангару,
и все наши обняли его радушно.
Даже Иван Дмитриевич, надев доху, выплыл из дому, где сидел почти всю зиму безвыходно. — Черемша свое дело сделала — дай бог, чтоб раны совсем закрылись. — Чех должен теперь быть с отцом, не понимаю, какая цель была командировать его к инородцам.
Проси Дмитрия Ивановича, чтоб он подписался на «Морской сборник»
и «Illustration»
и велел выслать их Николаю Яковлевечу [Балакшину]. Я не хочу более получать «Journal de S.-Petersbourg», [«Иллюстрация» — франц. издание; «Петербургская газета».] которым пользовался нынешний год. Все то же, что в «Московских ведомостях», —
и иногда
даже позже. Стоит то же, что «Illustration», а там я надеюсь найти
и портреты
и местности, любопытные в нашем далеке. Деньги за эти издания он вычтет из генварской присылки.
Это я сделал легко
и даже с наслаждением.
Недавно было письмо от Казимирского — он просит меня благодарить вас за радушный
и дружеский прием. Подозревает
даже, что я натолковал вам о его гастрономических направлениях. Ваш гомерической обед родил в нем это подозрение. Вообще он не умеет быть вам довольно признательным. Говорит: «Теперь я между Свистуновым
и Анненковым совершенно чувствую себя не чужим».
…Сегодня известие: А.
И. Давыдова получила разрешение ехать на родину. Летом со всей семьей будет в доме Бронникова. Таким образом, в Сибири из приехавших жен остается одна Александра Васильевна. Ей тоже был вопрос вместе с нами. Я не знаю
даже, куда она денется, если вздумают отпустить. Отвечала, что никого родных не имеет, хотя я знаю, что у нее есть сестра
и замужняя дочь.
Она уверила меня, что он непременно будет опять у вас,
и что
даже надеялась, что это будет к Святой.
…Об указе насчет ограничения власти помещиков я слышал, но не знаю, в чем он будет состоять. Смотрю на всю эту манипуляцию, как на полумеру, которая мало обещает дельного,
и как бы
даже не повредило всему делу робостью, с которой действует. Яснотолько то, что никто ясноне видит.
Разумеется, если бы с начала царствования Александра (почти уже 60 лет) действовали не одними неудовлетворительными постановлениями, а взглянувши настоящим образом на это дело с финансовой стороны, хотя бы
даже сделали налог самый легкий с этой целью, то о сю пору отвращены были бы многие затруднения
и чуть ли не большая часть из крестьян была бы уже свободна с землею.
С глубоким чувством читала я письмо ваше, не скрою от вас,
даже плакала; я была сильно тронута благородством души вашей
и теми чувствами, которые вы до сих пор сохранили к покойному отцу моему.
Меня с ним познакомили, мы долго толковали об его отце, которого я хорошо знаю,
и мне
даже показалось, будто бы мой собеседник знает меня.