Неточные совпадения
Решась кокетку ненавидеть,
Кипящий Ленский
не хотел
Пред поединком Ольгу
видеть,
На
солнце, на часы смотрел,
Махнул рукою напоследок —
И очутился у соседок.
Он думал Оленьку смутить,
Своим приездом поразить;
Не тут-то было: как и прежде,
На встречу бедного певца
Прыгнула Оленька с крыльца,
Подобна ветреной надежде,
Резва, беспечна, весела,
Ну точно та же, как была.
Но ошибался он: Евгений
Спал в это время мертвым сном.
Уже редеют ночи тени
И встречен Веспер петухом;
Онегин спит себе глубоко.
Уж
солнце катится высоко,
И перелетная метель
Блестит и вьется; но постель
Еще Евгений
не покинул,
Еще над ним летает сон.
Вот наконец проснулся он
И полы завеса раздвинул;
Глядит — и
видит, что пора
Давно уж ехать со двора.
— Мы оба сели у окна, — угрюмо продолжал слесарь, — сели так, чтобы нас
не видело солнце, и вот слышим нежный голосок блондинки этой — она с подругой и доктором идет по саду, за окном, и говорит на французском языке, который я хорошо понимаю.
Лондон положительно ошеломил его своей, несколько мрачной, подавляющей грандиозностью и движением на улицах толпы куда-то спешивших людей, деловитых, серьезных и с виду таких же неприветливых, как и эти прокоптелые серые здания и как самая погода: серая, пронизывающая, туманная, заставляющая зажигать газ на улицах и в витринах магазинов чуть ли не с утра. Во все время пребывания в Лондоне Володя ни разу
не видел солнца, а если и видел, то оно казалось желтым пятном сквозь густую сетку дыма и тумана.
«Кажется, столько во мне этой силы теперь, — говорит Дмитрий Карамазов, — что я все поборю, все страдания, только чтобы сказать и говорить себе поминутно: я есмь! В тысяче мук — я есмь, в пытке корчусь, — но есмь! В столпе сижу, но и я существую, солнце вижу, а
не вижу солнца, то знаю, что оно есть».
— Лишиться Владимира Николаевича, лишиться нашего любимого «маэстро» — значит не существовать,
не видеть солнца, цветов жизни и не дышать ароматом радости.
Неточные совпадения
Он сошел вниз, избегая подолгу смотреть на нее, как на
солнце, но он
видел ее, как
солнце, и
не глядя.
Разве
не молодость было то чувство, которое он испытывал теперь, когда, выйдя с другой стороны опять на край леса, он
увидел на ярком свете косых лучей
солнца грациозную фигуру Вареньки, в желтом платье и с корзинкой шедшей легким шагом мимо ствола старой березы, и когда это впечатление вида Вареньки слилось в одно с поразившим его своею красотой видом облитого косыми лучами желтеющего овсяного поля и за полем далекого старого леса, испещренного желтизною, тающего в синей дали?
Он поднял глаза и
увидел стоявшую у окна красавицу, какой еще
не видывал отроду: черноглазую и белую, как снег, озаренный утренним румянцем
солнца.
— Понимаете: небеса! Глубина, голубая чистота, ясность! И —
солнце! И вот я, — ну, что такое я? Ничтожество, болван! И вот — выпускаю голубей. Летят, кругами, все выше, выше, белые в голубом. И жалкая душа моя летит за ними — понимаете? Душа! А они — там, едва
вижу. Тут — напряжение… Вроде обморока. И — страх: а вдруг
не воротятся? Но — понимаете — хочется, чтоб
не возвратились, понимаете?
За стеклами ее очков он
не видел глаз, но нашел, что лицо ее стало более резко цыганским, кожа — цвета бумаги, выгоревшей на
солнце; тонкие, точно рисунок пером, морщинки около глаз придавали ее лицу выражение улыбчивое и хитроватое; это
не совпадало с ее жалобными словами.