Неточные совпадения
— Даже безбедное существование вы вряд ли там найдете. Чтоб жить в Петербурге семейному человеку, надобно… возьмем самый минимум, меньше чего я уже вообразить не могу…
надо по крайней мере две тысячи рублей серебром,
и то с величайшими лишениями, отказывая себе в какой-нибудь рюмке вина за столом, не говоря уж об экипаже, о всяком развлечении; но все-таки помните — две тысячи,
и будем теперь рассчитывать уж по цифрам: сколько вы получили за ваш первый
и, надобно сказать, прекрасный роман?
— Помилуйте! Хорошее?.. Сорок процентов… Помилуйте! — продолжал восклицать князь
и потом, после нескольких минут размышления, снова начал, как бы рассуждая сам с собой: — Значит, теперь единственный вопрос в капитале,
и, собственно говоря, у меня есть денежный источник; но что ж вы прикажете делать — родственный! За проценты не дадут, — скажут: возьми
так! А это «
так» для меня нож острый. Я по натуре купец: сам не дам без процентов,
и мне не
надо. Гонор этот, понимаете, торговый.
Немцы по крайней мере только студентами бесятся, но как выйдут,
так и делаются, чем
надо; а у нас на всю жизнь портят человека.
— Поезжайте, поезжайте, — подхватил князь, — как можно упускать
такой случай! Одолжить ее каким-нибудь вздором —
и какая перспектива откроется! Помилуйте!.. Литературой, конечно, вы теперь не станете заниматься: значит,
надо служить; а в Петербурге без этого заднего обхода ничего не сделаешь: это лучшая пружина, за которую взявшись можно еще достигнуть чего-нибудь порядочного.
— Значит,
так и записать
надо, — продолжал губернатор, крутя усы. —
Так и напишите, — отнесся он строго к секретарю Экзархатову, — что все господа присутствующие остаются при старом заключении, а господин вице-губернатор имеет представить свое особенное мнение,
и вы уж, пожалуйста, потрудитесь не замедлить, — прибавил он, обращаясь к Калиновичу, как бы желая хоть этим стеснить его.
— Эх ты, братец ты мой! Словно вострым колом ударил ты меня этим словом! — отозвался он
и потом продолжал в раздумье: — Манохинская ваша гать, выходит, дело плевое,
так надо сказать.
Я, может быть, по десяти копеек на день стану человека разделывать, а другому
и за три четвертака не найти, —
так тут много
надо денег накинуть!
— Нет, уж это, дяденька, шалишь! — возразил подрядчик, выворотив глаза. — Ему тоже откровенно дело сказать,
так, пожалуй, туда попадешь, куда черт
и костей не занашивал, — вот как я понимаю его ехидность. А мы тоже маленько бережем себя; знаем, с кем
и что говорить
надо. Клещами ему из меня слова не вытащить: пускай делает, как знает.
— Ты боишься, сама не знаешь чего; а мне угрожает каторга. Помилуй, Полина! Сжальтесь же вы
надо мной! Твое предположение идти за мной в Сибирь — это вздор, детские мысли;
и если мы не будем действовать теперь, когда можно еще спастись,
так в результате будет, что ты останешься блаженствовать с твоим супругом, а я пойду в рудники. Это безбожно! Ты сама сейчас сказала, что я гибну за тебя. Помоги же мне хоть сколько-нибудь…
— Три раза принимались… — подтвердил Медиокритский, — ну,
и, разумеется, сробел, разболтал все!.. А что теперь ему прямо попервоначалу объявить
надо прокурору, а потом
и на допросах сговорить, пояснив, что все первые показания им сделаны из-под страха —
так мы ему
и внушили.
— Делать одно, что хлопотать
надо об удалении вашего сродственничка
и общего всех нас злодея! — произнес он каким-то отчаянно-решительным голосом; потом, помолчав, продолжал с грустным умилением: —
И сколько бы вам все благодарны были за то —
так и выразить того невозможно.
Неточные совпадения
«Не
надо бы
и крылышек, // Кабы нам только хлебушка // По полупуду в день, — //
И так бы мы Русь-матушку // Ногами перемеряли!» — // Сказал угрюмый Пров.
— А кто сплошал,
и надо бы // Того тащить к помещику, // Да все испортит он! // Мужик богатый… Питерщик… // Вишь, принесла нелегкая // Домой его на грех! // Порядки наши чудные // Ему пока в диковину, //
Так смех
и разобрал! // А мы теперь расхлебывай! — // «Ну… вы его не трогайте, // А лучше киньте жеребий. // Заплатим мы: вот пять рублей…»
Идем домой понурые… // Два старика кряжистые // Смеются… Ай, кряжи! // Бумажки сторублевые // Домой под подоплекою // Нетронуты несут! // Как уперлись: мы нищие — //
Так тем
и отбоярились! // Подумал я тогда: // «Ну, ладно ж! черти сивые, // Вперед не доведется вам // Смеяться
надо мной!» //
И прочим стало совестно, // На церковь побожилися: // «Вперед не посрамимся мы, // Под розгами умрем!»
Его послушать
надо бы, // Однако вахлаки //
Так обозлились, не дали // Игнатью слова вымолвить, // Особенно Клим Яковлев // Куражился: «Дурак же ты!..» // — А ты бы прежде выслушал… — // «Дурак же ты…» // —
И все-то вы, // Я вижу, дураки!
А если
и действительно // Свой долг мы ложно поняли //
И наше назначение // Не в том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью //
И жить чужим трудом, //
Так надо было ранее // Сказать… Чему учился я? // Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную //
И думал век
так жить… //
И вдруг… Владыко праведный!..»