Неточные совпадения
Из предыдущей главы читатель имел полное
право заключить, что в описанной мною семье царствовала тишь, да гладь, да божья благодать, и все были
по возможности счастливы. Так оно казалось и так бы на самом деле существовало, если б не было замешано тут молоденького существа, моей будущей героини, Настеньки. Та же исправница, которая так невыгодно толковала отношения Петра Михайлыча к Палагее Евграфовне, говорила про нее.
Вообще между стариком и молодыми людьми стали постоянно возникать споры
по поводу всевозможных житейских случаев: исключали ли из службы какого-нибудь маленького чиновника, Петр Михайлыч обыкновенно говорил: «Жаль,
право, жаль!», а Калиновичу, напротив, доставляло это даже какое-то удовольствие.
Уездные барыни, из которых некоторые весьма секретно и благоразумно вели куры с своими лакеями, а другие с дьячками и семинаристами, — барыни эти, будто бы нравственно оскорбленные, защекотали как сороки, и между всеми ними, конечно, выдавалась исправница, которая с каким-то остервенением начала ездить
по всему городу и рассказывать, что Медиокритский имел
право это сделать, потому что пользовался большим вниманием этой госпожи Годневой, и что потом она сама своими глазами видела, как эта безнравственная девчонка сидела, обнявшись с молодым смотрителем, у окна.
— «Давно мы не приступали к нашему фельетону с таким удовольствием, как делаем это в настоящем случае, и удовольствие это, признаемся, в нас возбуждено не переводными стихотворениями с венгерского, в которых, между прочим, попадаются рифмы вроде «фимиам с вам»; не повестью госпожи Д…, которая хотя и принадлежит легкому дамскому перу, но отличается такою тяжеловесностью, что мы еще не встречали ни одного человека, у которого достало бы силы дочитать ее до конца; наконец, не учеными изысканиями г. Сладкопевцова «О римских когортах», от которых чувствовать удовольствие и оценить их
по достоинству предоставляем специалистам; нас же, напротив, неприятно поразили в них опечатки, попадающиеся на каждой странице и дающие нам
право обвинить автора за небрежность в издании своих сочинений (в незнании грамматики мы не смеем его подозревать, хотя имеем на то некоторое
право)…»
Настенька поместилась рядом с ней и, став на колени, начала горячо молиться, взглядывая
по временам на задумчиво стоявшего у
правого клироса Калиновича.
Староста, старик, старинный, закоренелый, скупой, но умный и прехитрый, полагая, что не на его ли счет будет что-нибудь говориться, повернул голову несколько набок и стал прислушиваться единственно слышавшим
правым ухом, на которое, впрочем, смотря
по обстоятельствам, притворялся тоже иногда глухим.
— Любовь не дает же
права вязать человека
по рукам и
по ногам.
Я отвечаю за вас моею совестью и честью, не признать которых во мне вы
по сю пору не имеете еще никакого
права.
— Я не хочу и не требую этого; оставьте мне,
по крайней мере,
право плакать и грустить, — отвечала Настенька.
— Потом-с, — продолжал Дубовский, у которого озлобленное выражение лица переменилось на грустное, — потом напечатали… Еду я получать деньги, и вдруг меня рассчитывают
по тридцати пяти рублей, тогда как я знаю, что всем платят
по пятидесяти. Я, конечно, позволил себе спросить: на каком
праве делается это различие? Мне на это спокойно отвечают, что не могут более назначить, и сейчас же уезжают из дома. Благороден этот поступок или нет? — заключил он, взглянув вопросительно на Калиновича.
Получив когда-то в уездном городке обратно свою повесть, он имел тысячу
прав отнести это к несправедливости, к невежеству редакции; но теперь было не то: Калинович слишком хорошо знал Зыкова и никак уж не мог утешить себя предположением, что тот говорит это
по зависти или
по непониманию.
Когда бы я убил человека, я бы, значит, сделал преступление, влекущее за собой лишение всех
прав состояния, а в делах такого рода полиция действительно действует
по горячим следам, невзирая ни на какое лицо: фельдмаршал я или подсудимый чиновник — ей все равно; а мои, милостивый государь, обвинения чисто чиновничьи; значит, они прямо следовали к общему обсуждению с таковыми же, о которых уже и производится дело.
— Да, почти, — отвечал Белавин, — но дело в том, — продолжал он, — что эмансипация
прав женских потому выдвинула этот вопрос на такой видный план, что
по большей части мы обыкновенно, как Пилаты, умываем руки, уж бывши много виноватыми.
— Положим, — начал он, — что я становлюсь очень низко, понимая любовь не по-вашему; на это, впрочем, дают мне некоторое
право мои лета; но теперь я просто буду говорить с вами, как говорят между собой честные люди.
—
По какому оке
праву? — проговорил он, наконец.
Кто не знает, с какой силой влюбляются пожилые, некрасивые и
по преимуществу умные девушки в избранный предмет своей страсти, который дает им на то какой бы ни было повод или
право?
— Он, я знаю, не высказывает, но ревнует меня
по сю пору к тебе… Пускай же
по крайней мере имеет
право на то.