— Эти два чугунные-то воина, надо полагать, из пистолетов палят! —
объяснял было ему извозчик насчет Барклай де Толли и Кутузова, но Калинович уже не слыхал этого. От скопившихся пешеходов и экипажей около Морской у него начинала кружиться голова, а когда выехали на площадь и он увидел Зимний дворец, то решительно замер: его поразило это огромное и великолепное здание.
Неточные совпадения
Все эти капризы и странности Петр Михайлыч, все еще видевший в дочери полуребенка,
объяснял расстройством нервов и твердо
был уверен, что на следующее же лето все пройдет от купанья, а вместе с тем неимоверно восхищался, замечая, что Настенька с каждым днем обогащается сведениями, или, как он выражался, расширяет свой умственный кругозор.
Такова
была почти вся с улицы видимая жизнь маленького городка, куда попал герой мой; но что касается простосердечия, добродушия и дружелюбия, о которых
объяснял Петр Михайлыч, то все это, может
быть, когда-нибудь бывало в старину, а нынче всем и каждому, я думаю,
было известно, что окружный начальник каждогодно делает на исправника донос на стеснительные наезды того на казенные имения.
Калинович после того отвел обоих стариков к окну и весьма основательно
объяснил, что следствием вряд ли они докажут что-нибудь, а между тем Петру Михайлычу, конечно,
будет неприятно, что имя его самого и, наконец, дочери
будет замешано в следственном деле.
Калинович
объяснил, что им никаким образом ничего не может
быть, а что, напротив, если они скроют, в таком случае
будут отвечать.
Князь поцеловал у ней за это руку. Она взглянула на тюрик с конфектами: он ей подал весь и ушел. В уме его родилось новое предположение. Слышав, по городской молве, об отношениях Калиновича к Настеньке, он хотел взглянуть собственными глазами и убедиться, в какой мере это
было справедливо. Присмотревшись в последний визит к Калиновичу, он верил и не верил этому слуху. Все это князь в тонких намеках
объяснил Полине и прибавил, что очень
было бы недурно пригласить Годневых на вечер.
Лично сам Калинович не в состоянии
был доставить свое творчество и выслушать, может
быть, от приятеля еще несколько горьких уроков; но, чтоб извинить себя, он
объяснил, что три месяца
был болен и теперь еще никуда не выходит.
Заместить эту вакансию губернатор, вследствие небольшого стороной ходатайства, предположил его помощником и дал об этом предложение губернскому правлению; но вице-губернатор явился к нему и
объяснил, что он желает определить на это место своего чиновника — знакомого нам зверолова Лебедева, который и
был уж им вызван.
Откуп тоже не ушел. Не стесняясь личным знакомством и некоторым родством с толстым Четвериковым, Калинович пригласил его к себе и
объяснил, что, так как дела его в очень хорошем положении, то не угодно ли
будет ему хоть несколько расплатиться с обществом, от которого он миллионы наживает, и пожертвовать тысяч десять серебром на украшение города. Можно себе представить, что почувствовал при этих словах скупой и жадный Четвериков!
Разумеется,
объяснять было нечего, я писал уклончивые и пустые фразы в ответ. В одном месте аудитор открыл фразу: «Все конституционные хартии ни к чему не ведут, это контракты между господином и рабами; задача не в том, чтоб рабам было лучше, но чтоб не было рабов». Когда мне пришлось объяснять эту фразу, я заметил, что я не вижу никакой обязанности защищать конституционное правительство и что, если б я его защищал, меня в этом обвинили бы.
Груздев приехал перед масленицей и остановился в господском доме. Петр Елисеич обрадовался ему, как дорогому гостю, потому что мог с ним отвести душу. Он вытащил черновые посланного проекта и торопливо принялся
объяснять суть дела, приводя выдержки из посланной рукописи. Груздев слушал его со вниманием заинтересованного человека.
Неточные совпадения
Потом пошли к модному заведению француженки, девицы де Сан-Кюлот (в Глупове она
была известна под именем Устиньи Протасьевны Трубочистихи; впоследствии же оказалась сестрою Марата [Марат в то время не
был известен; ошибку эту, впрочем, можно
объяснить тем, что события описывались «Летописцем», по-видимому, не по горячим следам, а несколько лет спустя.
Но стрельцам
было не до того, чтобы
объяснять действия пушкарей глупостью или иною причиной.
Напрасно льстил Грустилов страстям калек, высылая им остатки от своей обильной трапезы; напрасно
объяснял он выборным от убогих людей, что постепенность не
есть потворство, а лишь вящее упрочение затеянного предприятия, — калеки ничего не хотели слышать.
Грустилов сначала растерялся и, рассмотрев книгу, начал
было объяснять, что она ничего не заключает в себе ни против религии, ни против нравственности, ни даже против общественного спокойствия.
— Это в прошлом году, как мы лагерем во время пожара стояли, так в ту пору всякого скота тут довольно
было! —
объяснил один из стариков.