Неточные совпадения
— Как
мне ваш браслет
нравится! Combien l'avez vous paye? [Сколько вы за него заплатили? (франц.).]
— Отчего ж не стоит? Здесь люди все почтенные… Вот это в тебе, душенька, очень нехорошо, и
мне весьма не
нравится, — говорил Петр Михайлыч, колотя пальцем по столу. — Что это за нелюбовь такая к людям! За что? Что они тебе сделали?
— Не знаю-с, — отвечал Петр Михайлыч, —
я говорю, как понимаю. Вот как перебранка
мне их не
нравится, так не
нравится! Помилуйте, что это такое? Вместо того чтоб рассуждать о каком-нибудь вопросе, они ставят друг другу шпильки и стараются, как борцы какие-нибудь, подшибить друг друга под ногу.
— Кроме этих трех писателей,
мне и другие очень
нравятся, — проговорила она после минутного молчания.
— Например, Загоскин [Загоскин Михаил Николаевич (1789—1852) — русский писатель, автор многочисленных романов, из которых наибольшей известностью пользовались «Юрий Милославский» и «Рославлев».], Лажечников [Лажечников Иван Иванович (1792—1869) — русский писатель, автор популярных в 30-40-е годы XIX в. исторических романов: «Ледяной дом» и др.], которого «Ледяной дом»
я раз пять прочитала, граф Соллогуб [Соллогуб Владимир Александрович (1814—1882) — русский писатель, повести которого пользовались в 30-40-х годах большим успехом.]: его «Аптекарша» и «Большой свет»
мне ужасно
нравятся; теперь Кукольник [Кукольник Нестор Васильевич (1809—1868) — русский писатель, автор многочисленных драм и повестей, проникнутых охранительными крепостническими идеями.], Вельтман [Вельтман Александр Фомич (1800—1870) — русский писатель, автор произведений, в которых идеализировалась патриархальная старина...
Все это, освещенное довольно уж низко спустившимся солнцем, которое то прорезывалось местами в аллее и обозначалось светлыми на дороге пятнами, то придавало всему какой-то фантастический вид, освещая с одной стороны безглавую Венеру и бездланную Минерву, — все это, говорю
я, вместе с миниатюрной Настенькой, в ее черном платье, с ее разбившимися волосами, вместе с усевшимся на ступеньки беседки капитаном с коротенькой трубкой в руках, у которого на вычищенных пуговицах вицмундира тоже играло солнце, — все это, кажется,
понравилось Калиновичу, и он проговорил...
— Подлинно, матери мои, человека не узнаешь, пока пуд соли не съешь, — говорила она, — то ли уж
мне на первых порах не
нравился мой постоялец, а вышел прескупой-скупой мужчина.
— И
я, папаша, видела, что хорошо! — возразила Настенька. — Но чтоб так, вдруг, всем
понравилось…
Я думаю, ни один литератор не начинал с таким успехом.
— Господи, боже мой! — продолжала она. —
Я не ищу в будущем муже моем ни богатства, ни знатности, ни чинов: был бы человек приличный и полюбил бы
меня, чтоб
я хоть сколько-нибудь
нравилась ему…
— Не знаю, — прибавила она, —
я видела его раза два; лицо совершенно как у иезуита. Не
нравится он
мне; должно быть, очень хитрый.
— Да,
я недурно копирую, — отвечал он и снова обратился к Калиновичу: — В заключение всего-с: этот господин влюбляется в очень миленькую даму, жену весьма почтенного человека, которая была, пожалуй, несколько кокетка, может быть, несколько и завлекала его, даже не мудрено, что он ей и
нравился, потому что действительно был чрезвычайно красивый мужчина — высокий, статный, с этими густыми черными волосами, с орлиным, римским носом; на щеках, как два розовых листа, врезан румянец; но все-таки между ним и какой-нибудь госпожою в ранге действительной статской советницы оставался salto mortale…
— Перестань ты сердиться! Ей-богу, скажу доктору, — произнесла она с укоризною. — Не верьте ему, Яков Васильич, повесть ваша
понравилась и ему, и
мне, и всем, — прибавила она Калиновичу, который то бледнел, то краснел и сидел, кусая губы.
Потом,
я положительно знаю, что вы тогда ей
нравились… но что и как теперь — богу ведомо.
Мне ужасно
понравилось; действительно,
мне хотелось — что ж тут глупого или смешного?
— Госпожа эта, — возразил князь с усмешкою, — пустилась теперь во все тяжкие. Он, может быть, у ней в пятом или четвертом нумере, а такими привязанностями не очень дорожат. Наконец,
я поставил ему это первым условием, и, значит, все это вздор!.. Главное, чтоб он вам
нравился, потому что вы все-таки будете его жена, а он ваш муж — вопрос теперь в том.
— Он,
я тебе откровенно скажу,
нравится мне больше, чем кто-нибудь, хоть в то же время
мне кажется, что мое сердце так уж наболело в прежних страданиях, что потеряло всякую способность чувствовать. Кроме того, — прибавила Полина подумав, — он человек умный; его можно будет заставить служить.
—
Нравлюсь ли
я вам, Калинович, скажите вы
мне?
Я знаю, что
я не молода, не хороша… — начала Полина.
— Послушайте, Калинович, — продолжала она, протягивая ему прекрасную свою ручку, —
мне казалось, что
я когда-то
нравилась вам; наконец, в последнее время вы были так любезны, вы говорили, что только встречи со
мной доставляют вам удовольствие и воскрешают ваши прежние радости… Послушайте,
я всю жизнь буду вам благодарна, всю жизнь буду любить вас; только спасите отца моего, спасите его, Калинович!
— Ах, очень рада, что
я вам
нравлюсь! — отвечала та жеманно, и затем вице-губернатор ушел со сцены.
— Было, — продолжала она, — что
я в самом деле полюбила его, привыкла, наконец, к нему и вижу в то же время, что
нравилась ему, потому что, как хочешь, он целые дни просиживает у
меня, предупреждает малейшие мои желания, читает
мне, толкует — а между тем деньжонки мои начинают подходить все.
Неточные совпадения
Хлестаков. Вы, как
я вижу, не охотник до сигарок. А
я признаюсь: это моя слабость. Вот еще насчет женского полу, никак не могу быть равнодушен. Как вы? Какие вам больше
нравятся — брюнетки или блондинки?
Хлестаков. Покорно благодарю.
Я сам тоже —
я не люблю людей двуличных.
Мне очень
нравится ваша откровенность и радушие, и
я бы, признаюсь, больше бы ничего и не требовал, как только оказывай
мне преданность и уваженье, уваженье и преданность.
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое
нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только
я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь.
Марья Антоновна. Фи, маменька, голубое!
Мне совсем не
нравится: и Ляпкина-Тяпкина ходит в голубом, и дочь Земляники тоже в голубом. Нет, лучше
я надену цветное.
Анна Андреевна. Но только какое тонкое обращение! сейчас можно увидеть столичную штучку. Приемы и все это такое… Ах, как хорошо!
Я страх люблю таких молодых людей!
я просто без памяти.
Я, однако ж, ему очень
понравилась:
я заметила — все на
меня поглядывал.