Неточные совпадения
— А! вот что! — сказал папа. — Почем же он знает, что
я хочу наказывать этого охотника? Ты знаешь,
я вообще не большой охотник до этих господ, — продолжал он по-французски, — но этот особенно
мне не
нравится и должен быть…
Большой статный рост, странная, маленькими шажками, походка, привычка подергивать плечом, маленькие, всегда улыбающиеся глазки, большой орлиный нос, неправильные губы, которые как-то неловко, но приятно складывались, недостаток в произношении — пришепетывание, и большая во всю голову лысина: вот наружность моего отца, с тех пор как
я его запомню, — наружность, с которою он умел не только прослыть и быть человеком àbonnes fortunes, [удачливым (фр.).] но
нравиться всем без исключения — людям всех сословий и состояний, в особенности же тем, которым хотел
нравиться.
Куст тоже
мне не
понравился;
я сделал из него дерево, из дерева — скирд, из скирда — облако и, наконец, так испачкал всю бумагу синей краской, что с досады разорвал ее и пошел дремать на вольтеровское кресло.
Я решительно не помню, каким образом вошла
мне в голову такая странная для ребенка мысль, но помню, что она
мне очень
нравилась и что на все вопросы об этом предмете
я отвечал, что непременно поднесу бабушке подарок, но никому не скажу, в чем он будет состоять.
Стихотворение это, написанное красивым круглым почерком на тонком почтовом листе,
понравилось мне по трогательному чувству, которым оно проникнуто;
я тотчас же выучил его наизусть и решился взять за образец. Дело пошло гораздо легче. В день именин поздравление из двенадцати стихов было готово, и, сидя за столом в классной,
я переписывал его на веленевую бумагу.
Удовлетворив своему любопытству, папа передал ее протопопу, которому вещица эта, казалось, чрезвычайно
понравилась: он покачивал головой и с любопытством посматривал то на коробочку, то на мастера, который мог сделать такую прекрасную штуку. Володя поднес своего турка и тоже заслужил самые лестные похвалы со всех сторон. Настал и мой черед: бабушка с одобрительной улыбкой обратилась ко
мне.
Кроме страстного влечения, которое он внушал
мне, присутствие его возбуждало во
мне в не менее сильной степени другое чувство — страх огорчить его, оскорбить чем-нибудь, не
понравиться ему: может быть, потому, что лицо его имело надменное выражение, или потому, что, презирая свою наружность,
я слишком много ценил в других преимущества красоты, или, что вернее всего, потому, что это есть непременный признак любви,
я чувствовал к нему столько же страху, сколько и любви.
Я не сообразил того, что бедняжка плакал, верно, не столько от физической боли, сколько от той мысли, что пять мальчиков, которые, может быть,
нравились ему, без всякой причины, все согласились ненавидеть и гнать его.
Стараясь быть незамеченным,
я шмыгнул в дверь залы и почел нужным прохаживаться взад и вперед, притворившись, что нахожусь в задумчивости и совсем не знаю о том, что приехали гости. Когда гости вышли на половину залы,
я как будто опомнился, расшаркался и объявил им, что бабушка в гостиной. Г-жа Валахина, лицо которой
мне очень
понравилось, в особенности потому, что
я нашел в нем большое сходство с лицом ее дочери Сонечки, благосклонно кивнула
мне головой.
Проходя через бабушкин кабинет,
я взглянул на себя в зеркало: лицо было в поту, волосы растрепаны, вихры торчали больше чем когда-нибудь; но общее выражение лица было такое веселое, доброе и здоровое, что
я сам себе
понравился.
«Если бы
я был всегда такой, как теперь, — подумал
я, —
я бы еще мог
понравиться».
Но когда
я опять взглянул на прекрасное личико моей дамы, в нем было, кроме того выражения веселости, здоровья и беззаботности, которое
понравилось мне в моем, столько изящной и нежной красоты, что
мне сделалось досадно на самого себя,
я понял, как глупо
мне надеяться обратить на себя внимание такого чудесного создания.
Мне очень не
понравилось, что все при первом взгляде на нас начинают плакать, тогда как прежде были совершенно спокойны.
Его высокая фигура в черном фраке, бледное выразительное лицо и, как всегда, грациозные и уверенные движения, когда он крестился, кланялся, доставая рукою землю, брал свечу из рук священника или подходил ко гробу, были чрезвычайно эффектны; но, не знаю почему,
мне не
нравилось в нем именно то, что он мог казаться таким эффектным в эту минуту.
Неточные совпадения
Хлестаков. Вы, как
я вижу, не охотник до сигарок. А
я признаюсь: это моя слабость. Вот еще насчет женского полу, никак не могу быть равнодушен. Как вы? Какие вам больше
нравятся — брюнетки или блондинки?
Хлестаков. Покорно благодарю.
Я сам тоже —
я не люблю людей двуличных.
Мне очень
нравится ваша откровенность и радушие, и
я бы, признаюсь, больше бы ничего и не требовал, как только оказывай
мне преданность и уваженье, уваженье и преданность.
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое
нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только
я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь.
Марья Антоновна. Фи, маменька, голубое!
Мне совсем не
нравится: и Ляпкина-Тяпкина ходит в голубом, и дочь Земляники тоже в голубом. Нет, лучше
я надену цветное.
Анна Андреевна. Но только какое тонкое обращение! сейчас можно увидеть столичную штучку. Приемы и все это такое… Ах, как хорошо!
Я страх люблю таких молодых людей!
я просто без памяти.
Я, однако ж, ему очень
понравилась:
я заметила — все на
меня поглядывал.