На колокольне, завидев их экипаж, начали благовест. Священник и дьякон служили в самых лучших ризах, положенных еще покровом на покойную княгиню,
мать князя. Дьячок и пономарь, с распущенными косами и в стихарях, составили нечто вроде хора с двумя отпускными семинаристами: философом-басом и грамматиком-дискантом. При окончании литургии имениннику вынесена была целая просфора, а Калиновичу половина.
Неточные совпадения
К объяснению всего этого ходило, конечно, по губернии несколько темных и неопределенных слухов, вроде того, например, как чересчур уж хозяйственные в свою пользу распоряжения по одному огромному имению, находившемуся у
князя под опекой; участие в постройке дома на дворянские суммы, который потом развалился; участие будто бы в Петербурге в одной торговой компании, в которой
князь был распорядителем и в которой потом все участники потеряли безвозвратно свои капиталы; отношения
князя к одному очень важному и значительному лицу, его прежнему благодетелю, который любил его, как родного сына, а потом вдруг удалил от себя и даже запретил называть при себе его имя, и, наконец, очень тесная дружба с домом генеральши, и ту как-то различно понимали: кто обращал особенное внимание на то, что для самой старухи каждое слово
князя было законом, и что она, дрожавшая над каждой копейкой, ничего для него не жалела и, как известно по маклерским книгам, лет пять назад дала ему под вексель двадцать тысяч серебром, а другие говорили, что m-lle Полина дружнее с
князем, чем
мать, и что, когда он приезжал, они, отправив старуху спать, по нескольку часов сидят вдвоем, затворившись в кабинете — и так далее…
После обеда перешли в щегольски убранный кабинет, пить кофе и курить. М-lle Полине давно уж хотелось иметь уютную комнату с камином, бархатной драпировкой и с китайскими безделушками; но сколько она ни ласкалась к
матери, сколько ни просила ее об этом, старуха, израсходовавшись на отделку квартиры, и слышать не хотела. Полина, как при всех трудных случаях жизни, сказала об этом
князю.
Его прислала на именины к
князю мать, желавшая, чтоб он бывал в хороших обществах, и Кадников, завитой, в новой фрачной паре, был что-то очень уж развязен и с глазами, налившимися кровью.
Все это вряд ли увернулось от глаз
князя. Проходя будто случайно мимо дочери, он сказал ей что-то по-английски. Та вспыхнула и скрылась;
князь тоже скрылся. Княжна, впрочем, скоро возвратилась и села около
матери. Лицо ее горело.
— Нет, я один. Mademoiselle Полина сюда переехала.
Мать ее умерла. Она думает здесь постоянно поселиться, и я уж кстати приехал проводить ее, — отвечал рассеянно
князь и приостановился немного в раздумье. — Не свободны ли вы сегодня? — вдруг начал он, обращаясь к Калиновичу. — Не хотите ли со мною отобедать в кабачке, а после съездим к mademoiselle Полине. Она живет на даче за Петергофом — прелестнейшее местоположение, какое когда-либо создавалось в божьем мире.
Бывши скупа и расчетлива не меньше
матери, она, не ожидая напоминаний
князя, подарила жениху разом билет в полтораста тысяч серебром.
Птицын объяснил, обращаясь преимущественно к Ивану Федоровичу, что у князя пять месяцев тому назад умерла тетка, которой он никогда не знал лично, родная и старшая сестра
матери князя, дочь московского купца третьей гильдии, Папушина, умершего в бедности и в банкротстве.
Гиршфельд подвернулся с своей «маленькой» просьбой в довольно удачное время.
Мать князя Гарина уже с месяц как вернулась из-за границы, задержанная там долее предположенного времени болезнью своей дочери княгини Шестовой, а князь Виктор, между тем, медлил исполнением своего слова. Княгиня Зоя Александровна не появлялась в гостиной Александры Яковлевны свахой своего сына. Сам князь был в мрачно озлобленном настроении.
Неточные совпадения
Прапрадед мой по
матери // Был и того древней: // «
Князь Щепин с Васькой Гусевым // (Гласит другая грамота) // Пытал поджечь Москву, // Казну пограбить думали, // Да их казнили смертию», // А было то, любезные, // Без мала триста лет.
Она, счастливая, довольная после разговора с дочерью, пришла к
князю проститься по обыкновению, и хотя она не намерена была говорить ему о предложении Левина и отказе Кити, но намекнула мужу на то, что ей кажется дело с Вронским совсем конченным, что оно решится, как только приедет его
мать. И тут-то, на эти слова,
князь вдруг вспылил и начал выкрикивать неприличные слова.
Во время взрыва
князя она молчала; она чувствовала стыд за
мать и нежность к отцу за его сейчас же вернувшуюся доброту; но когда отец ушел, она собралась сделать главное, что было нужно, — итти к Кити и успокоить ее.
Когда всё это так твердо установилось, Кити стало очень скучно, тем более что
князь уехал в Карлсбад, и она осталась одна с
матерью.
— Врешь! — вскрикнул гневно
князь. — Так же ты меня тогда умолял детьми и семейством, которых у тебя никогда не было, теперь —
матерью!