Неточные совпадения
После чаю обыкновенно начиналось чтение. Капитан по преимуществу любил
книги исторического
и военного содержания; впрочем, он
и все прочее слушал довольно внимательно,
и, когда Дианка проскулит что-нибудь во сне, или сильно начнет чесать лапой ухо, или заколотит хвостом от удовольствия, он всегда погрозит ей пальцем
и проговорит тихим голосом: «куш!»
Она отнеслась к нему с просьбою снабжать ее
книгами из библиотеки уездного училища,
и когда он изъявил согласие, она, как бы в возмездие, пригласила его приехать в первый же четверг
и непременно с дочерью.
Недели через три после состояния приказа, вечером, Петр Михайлыч, к большому удовольствию капитана, читал историю двенадцатого года Данилевского […историю двенадцатого года Данилевского. — Имеется в виду
книга русского военного историка А.
И.Михайловского-Данилевского (1790—1848) «Описание Отечественной войны в 1812 году».], а Настенька сидела у окна
и задумчиво глядела на поляну, облитую бледным лунным светом. В прихожую пришел Гаврилыч
и начал что-то бунчать с сидевшей тут горничной.
В следующей комнате, куда привел хозяин гостя своего, тоже висело несколько картин такого же колорита; во весь почти передний угол стояла кивота с образами; на дубовом некрашеном столе лежала раскрытая
и повернутая корешком вверх
книга, в пергаментном переплете; перед столом у стены висело очень хорошей работы костяное распятие; стулья были некрашеные, дубовые, высокие, с жесткими кожаными подушками.
— Нет, сударь, немного; мало нынче
книг хороших попадается, да
и здоровьем очень слаб: седьмой год страдаю водяною в груди. Горе меня, сударь, убило: родной сын подал на меня прошение, аки бы я утаил
и похитил состояние его матери. О господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй! — заключил почтмейстер
и глубоко задумался.
Калинович извинялся
и уверял, что он сейчас же пойдет в училище
и пришлет каких только угодно ему
книг.
Напрасно в продолжение получаса молодые люди молчали, напрасно заговаривали о предметах, совершенно чуждых для капитана: он не трогался с места
и продолжал смотреть в
книгу.
К объяснению всего этого ходило, конечно, по губернии несколько темных
и неопределенных слухов, вроде того, например, как чересчур уж хозяйственные в свою пользу распоряжения по одному огромному имению, находившемуся у князя под опекой; участие в постройке дома на дворянские суммы, который потом развалился; участие будто бы в Петербурге в одной торговой компании, в которой князь был распорядителем
и в которой потом все участники потеряли безвозвратно свои капиталы; отношения князя к одному очень важному
и значительному лицу, его прежнему благодетелю, который любил его, как родного сына, а потом вдруг удалил от себя
и даже запретил называть при себе его имя,
и, наконец, очень тесная дружба с домом генеральши,
и ту как-то различно понимали: кто обращал особенное внимание на то, что для самой старухи каждое слово князя было законом,
и что она, дрожавшая над каждой копейкой, ничего для него не жалела
и, как известно по маклерским
книгам, лет пять назад дала ему под вексель двадцать тысяч серебром, а другие говорили, что m-lle Полина дружнее с князем, чем мать,
и что, когда он приезжал, они, отправив старуху спать, по нескольку часов сидят вдвоем, затворившись в кабинете —
и так далее…
— Что уж, господа, ученое звание, про вас
и говорить! Вам
и книги в руки, — сказал Прохоров, делая кочергой на караул.
Услышав звон к поздней обедне, он пошел в собор поблагодарить бога, что уж
и в провинции начинает распространяться образование, особенно в дворянском быту, где прежде были только кутилы, собачники, картежники, никогда не читавшие никаких
книг.
— Здесь, maman, — отвечала Полина
и, тотчас же встав, отошла от князя к столику, на котором лежали
книги.
Сколько человек вы видели вчера у меня
и для кого из них необходимы
книги? — ни для кого, кроме Четверикова.
— Ну, послушай, друг мой, брось
книгу, перестань! — заговорила Настенька, подходя к нему. — Послушай, — продолжала она несколько взволнованным голосом, — ты теперь едешь… ну,
и поезжай: это тебе нужно… Только ты должен прежде сделать мне предложение, чтоб я осталась твоей невестой.
Калинович не утерпел
и вошел, но невольно попятился назад. Небольшая комната была завалена
книгами, тетрадями
и корректурами; воздух был удушлив
и пропитан лекарствами. Зыков, в поношенном халате, лежал на истертом
и полинялом диване. Вместо полного сил
и здоровья юноши, каким когда-то знал его Калинович в университете, он увидел перед собою скорее скелет, чем живого человека.
В это самое утро, нежась
и развалясь в вольтеровском кресле, сидел Белавин в своем кабинете, уставленном по всем трем стенам шкапами с
книгами, наверху которых стояли мраморные бюсты великих людей.
— Если позволите, я
и книгу с собой принес, — отвечал тот, ничего этого не замечая. — Только одному неловко; я почти не могу… Позвольте вас просить прочесть за Юлию. Soyez si bonne! [Будьте так добры! (франц.).] — отнесся он к Настеньке.
— Извольте, — сказала она
и, желая загладить насмешливый тон Калиновича, взяла
книгу, сначала просмотрела всю предназначенную для чтения сцену, а потом начала читать вовсе не шутя.
Единственными лицами при церемонии были князь
и муж баронессы. В качестве свидетелей они скрепили своей благородной подписью запись в брачной
книге. После венца у новобрачных, по петербургскому обычаю, был только чай с мороженым
и фруктами для близких знакомых, которые, выпив по нескольку заздравных бокалов, поспешили разъехаться.
Теперь на какую-нибудь работу требуется пятнадцать человек, он в
книге их с платой
и запишет, а отпустит их сорок.
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть
книг,
и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки,
и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом
и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Аммос Федорович. Нет, нет! Вперед пустить голову, духовенство, купечество; вот
и в
книге «Деяния Иоанна Масона»…
Была тут также лавочка // С картинами
и книгами, // Офени запасалися // Своим товаром в ней.
«А статских не желаете?» // — Ну, вот еще со статскими! — // (Однако взяли — дешево! — // Какого-то сановника // За брюхо с бочку винную //
И за семнадцать звезд.) // Купец — со всем почтением, // Что любо, тем
и потчует // (С Лубянки — первый вор!) — // Спустил по сотне Блюхера, // Архимандрита Фотия, // Разбойника Сипко, // Сбыл
книги: «Шут Балакирев» //
И «Английский милорд»…
Эх! эх! придет ли времечко, // Когда (приди, желанное!..) // Дадут понять крестьянину, // Что розь портрет портретику, // Что
книга книге розь? // Когда мужик не Блюхера //
И не милорда глупого — // Белинского
и Гоголя // С базара понесет? // Ой люди, люди русские! // Крестьяне православные! // Слыхали ли когда-нибудь // Вы эти имена? // То имена великие, // Носили их, прославили // Заступники народные! // Вот вам бы их портретики // Повесить в ваших горенках, // Их
книги прочитать…