Неточные совпадения
К этой наружности
князь присоединял самое обаятельное, самое светское обращение: знакомый почти со всей губернией, он обыкновенно с помещиками богатыми и чиновниками значительными был до утонченности вежлив и даже несколько почтителен; к дворянам же небогатым и чиновникам неважным относился необыкновенно ласково и обязательно и вообще, кажется, во всю свою
жизнь, кроме приятного и лестного, никому ничего не говорил.
— Стало быть, вы только не торопитесь печатать, — подхватил
князь, — и это прекрасно: чем строже к самому себе, тем лучше. В литературе, как и в
жизни, нужно помнить одно правило, что человек будет тысячу раз раскаиваться в том, что говорил много, но никогда, что мало. Прекрасно, прекрасно! — повторял он и потом, помолчав, продолжал: — Но уж теперь, когда вы выступили так блистательно на это поприще, у вас, вероятно, много и написано и предположено.
— Без сомнения, — подхватил
князь, — но, что дороже всего было в нем, — продолжал он, ударив себя по коленке, — так это его любовь к России: он, кажется, старался изучить всякую в ней мелочь: и когда я вот бывал в последние годы его
жизни в Петербурге, заезжал к нему, он почти каждый раз говорил мне: «Помилуй,
князь, ты столько лет живешь и таскаешься по провинциям: расскажи что-нибудь, как у вас, и что там делается».
После обеда перешли в щегольски убранный кабинет, пить кофе и курить. М-lle Полине давно уж хотелось иметь уютную комнату с камином, бархатной драпировкой и с китайскими безделушками; но сколько она ни ласкалась к матери, сколько ни просила ее об этом, старуха, израсходовавшись на отделку квартиры, и слышать не хотела. Полина, как при всех трудных случаях
жизни, сказала об этом
князю.
— Именно рискую быть нескромным, — продолжал
князь, — потому что, если б лет двадцать назад нашелся такой откровенный человек, который бы мне высказал то, что я хочу теперь вам высказать… о! Сколько бы он сделал мне добра и как бы я ему остался благодарен на всю
жизнь!
— Вы, однако,
князь, в вашей семейной
жизни не обеднели, а еще разбогатели, — заметил Калинович.
— Я не так избалован
жизнью,
князь, — возразил Калинович, — и не так требователен: для меня будет достаточно, если я, переселясь в Петербург, найду там хоть мало-мальски безбедное существование.
— Очень вам благодарен,
князь, — возразил Калинович, — но из ваших слов можно вывести странное заключение, что литература должна составить мое несчастье, а не успех в
жизни.
На другой дороге, продолжал он рассуждать, литература с ее заманчивым успехом, с независимой
жизнью в Петербурге, где, что бы
князь ни говорил, широкое поприще для искания счастия бедняку, который имеет уже некоторые права.
— Устранить, мой милейший Яков Васильич, можно различным образом, — возразил
князь. — Я, как человек опытный в
жизни, знаю, что бывает и так: я вот теперь женюсь на одной по расчету, а другую все-таки буду продолжать любить… бывает и это… Так?
Конечно, ей, как всякой девушке, хотелось выйти замуж, и, конечно, привязанность к
князю, о которой она упоминала, была так в ней слаба, что она, особенно в последнее время, заметив его корыстные виды, начала даже опасаться его; наконец, Калинович в самом деле ей нравился, как человек умный и даже наружностью несколько похожий на нее: такой же худой, бледный и белокурый; но в этом только и заключались, по крайней мере на первых порах, все причины, заставившие ее сделать столь важный шаг в
жизни.
— Хорошо-то хорошо, — произнес
князь в раздумье, — но дело в том, — продолжал он, чмокнув, — что тут я рискнул таким источником, из которого мог бы черпать всю
жизнь: а тут мирись на пятидесяти тысчонках! Как быть! Не могу; такой уж характер: что заберется в голову, клином не вышибешь.
— Все очень хорошо понимаю, — возразил
князь, — и скажу вам, что все зло лежит в вашем глупом университетском воспитании, где набивают голову разного рода великолепными, чувствительными идейками, которые никогда и нигде в
жизни неприложимы.
— Опять — умрет! — повторил с усмешкою
князь. — В романах я действительно читал об этаких случаях, но в
жизни, признаюсь, не встречал. Полноте, мой милый! Мы, наконец, такую дребедень начинаем говорить, что даже совестно и скучно становится. Волишки у вас, милостивый государь, нет, характера — вот в чем дело!
Неточные совпадения
Он прошел вдоль почти занятых уже столов, оглядывая гостей. То там, то сям попадались ему самые разнообразные, и старые и молодые, и едва знакомые и близкие люди. Ни одного не было сердитого и озабоченного лица. Все, казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги и заботы и собирались неторопливо пользоваться материальными благами
жизни. Тут был и Свияжский, и Щербацкий, и Неведовский, и старый
князь, и Вронский, и Сергей Иваныч.
И старый
князь, и Львов, так полюбившийся ему, и Сергей Иваныч, и все женщины верили, и жена его верила так, как он верил в первом детстве, и девяносто девять сотых русского народа, весь тот народ,
жизнь которого внушала ему наибольшее уважение, верили.
Взгляды
князя и княгини на заграничную
жизнь были совершенно противоположные.
То ли ему было неловко, что он, потомок Рюрика,
князь Облонский, ждал два часа в приемной у Жида, или то, что в первый раз в
жизни он не следовал примеру предков, служа правительству, а выступал на новое поприще, но ему было очень неловко.
Князь же, напротив, находил за границей всё скверным, тяготился европейской
жизнью, держался своих русских привычек и нарочно старался выказывать себя за границей менее Европейцем, чем он был в действительности.