Неточные совпадения
Для объяснения
такого рода переговоров я должен здесь заметить, что малоросс, несмотря на громкое титло сибарита, имел
не совсем полный комплект утренних
и ночных принадлежностей человека. Они ограничивались одною ваточною шинелью, которую он обыкновенно подстилал под себя,
не прикрывая себя сверху ничем.
— Ничего
не надо,
и так сойдет; а вот что, голубушка, супов-то мне своих
не подавай: мерзость страшная.
Сергей Петрович Хозаров, поручик в отставке, был лет двадцати семи; лицо его было одно из тех, про которые говорят, что они похожи на парижские журнальные картинки:
и нос, например, у него был немного орлиный,
и губы тонкие
и розовые,
и румянец на щеках свежий,
и голубые, правильно очерченные
и подернутые влагою глаза, а над ними тонкою дугою обведенные брови,
и, наконец, усы,
не так большие
и не очень маленькие.
Две только слабости имел молодой человек: во-первых, он был очень влюбчив,
так что
не проходило месяца, чтобы он в кого-нибудь
не влюбился,
и влюблялся обыкновенно искренне, но только ненадолго; во-вторых, имел сильную наклонность
и большую в то же время способность — брать взаймы деньги.
По выходе в отставку Хозаров года два жил в губернии
и здесь успел заслужить то же реноме; но
так как в небольших городах вообще любят делать из мухи слона
и, по преимуществу, на недостатки человека смотрят сквозь увеличительное стекло, то
и о поручике начали рассуждать
таким образом: он человек ловкий, светский
и даже, если вам угодно, ученый, но только мотыга, любит жить
не по средствам,
и что все свое состояньишко пропировал да пробарствовал, а теперь вот
и ждет,
не выпадет ли на его долю какой-нибудь дуры-невесты с тысячью душами, но
таких будто нынче совсем
и на свете нет.
Первоначально он потребовал лучший нумер, раскритиковал его как следует, а потом, разговорившись с хозяйкою, нанял
и в дальнейшем разговоре
так очаровал Татьяну Ивановну, что она
не только
не попросила денег в задаток, но даже после, в продолжение трех месяцев, держала его без всякой уплаты
и все-таки считала милашкою
и даже передавала ему заимообразно рублей до ста ассигнациями из своих собственных денег.
Уселся с барышнями в карты; смеюсь, шучу, а внутри, знаете,
так и кипит: ничего
не помогает; проходит еще час, два —
не является.
— Может быть; но слушайте: «Она меня
так поразила, что я сбился с такта, танцуя с нею вальс,
и, совершенно растерявшись, позвал ее на кадриль. Ах, как она прекрасно танцует, с какою легкостью, с какою грациею… Я заговорил с нею по-французски; она знает этот язык в совершенстве. Я целую ночь
не спал
и все мечтал о ней. Дня через три я ее видел у С…
и опять танцевал с нею. Она сказала, что со мною очень ловко вальсировать. Что значат эти слова? Что хотела она этим сказать?..» Ну, довольно.
Теперь я с ними еще
не так короток, но, однако, очень дорожу их знакомством
и постараюсь сблизиться.
—
Не говорите вы мне, бога ради, про генерала
и не заикайтесь про него,
не сердите хоть по крайней мере этим. Вы все налгали, совершенно-таки все налгали. Я сама его, милостивый государь, просила; он мне прямо сказал, что невозможно, потому что места у них дают тем, кто был по крайней мере год на испытании. Рассудили ли вы, ехав сюда, что вы делаете? Деревню оставили без всякого присмотра, а здесь — где мы вас поместим? Всего четыре комнаты: здесь я, а наверху дети.
— Покорнейше вас благодарю, я уж
и так много обласкана вниманием Катерины Архиповны. А я заговорилась
и не спросила: здоровы ли Прасковья Антоновна, Анна Антоновна
и Марья Антоновна?
— Ай, нет, Катерина Архиповна, ни за что в свете, — возразила гостья
и здесь рассказала происшествие, случившееся с одною какой-то важною дамою, которая ехала домой на извозчике
и которую
не только обобрали, но даже завезли в
такой дом, о котором она прежде
и понятия
не имела. После этого рассказа ужас овладел всеми дамами.
— Прекрасно… очень хорошо! Ах, вы, мужчины, мужчины, ветреники этакие;
не стоите, чтобы вас
так любили. Сегодня же пойду
и насплетничаю на вас.
Во-первых, заискивали во мне вы, а
не я в вас; во-вторых, в самый день сватовства я объяснил, что желаю видеть в жене только семьянинку,
и вы поклялись быть
такой; я, сорокапятилетний простак, поверил, потому что
и вам уже было за двадцать пять; в женихах вы
не зарылись; кроме того, я знал, что вы
не должны быть избалованы,
так как жили у вашего отца в положении какой-то гувернантки за его боковыми детьми, а сверх того вы
и сами вначале показывали ко мне большую привязанность; но какие же теперь всего этого последствия?
Антон Федотыч, вымытый, выбритый, напомаженный
и весь,
так сказать, по воле супруги, обновленный, то есть в новой фрачной паре, в жилете с иголочки
и даже в новых сапогах,
не замедлил показать себя новой знакомой,
и на особый вопрос, который Варвара Александровна сделала ему о Мари, потому что та нравилась ей более из всего семейства, он
не преминул пояснить, что воспитание Мари стоило им десять тысяч.
Кроме того, он был
так свеж,
такие имел миленькие усы,
так кстати заговорил с хозяйкою о погоде, что, конечно, читатель мой, глядя на него, вы никак бы
не догадались, что он выехал из нумеров Татьяны Ивановны, по ее только великодушию имел перчатки
и писал дружескую записку к извозчику о снабжении его экипажем: вы скорее бы подумали, что заговаривать по-французски
и делать утренние визиты его нарочно возили учиться в Париж.
Варвара Александровна в этот раз обратила на молодого человека должное внимание. Отличным танцором она знала его
и прежде; но разговаривать с ним ей как-то еще
не удавалось. Поговоря же с ним в настоящий визит, она увидела, что он необыкновенно милый
и даже умный молодой человек, потому что Хозаров
так мило ей рассказал повесть Бальзака «Старик Горио», что заинтересовал ее этим романом до невероятности.
После приезжали еще кое-кто: являлся, между прочим,
и толстяк Рожнов, внушавший
такие опасения Хозарову, но никого хозяйка
не удостоила приглашением на обед
и звала только на простенький вечер.
— А если вы любите,
так и спешите любить,
не теряйте ни минуты; ищите, старайтесь нравиться, сватайтесь, а главное —
не откладывайте в дальний ящик
и женитесь. Пройдет время, вы растеряете все ваши чувства, мысли, всего самого себя; тогда будет худо вам, а еще хуже — вашей будущей жене.
— Но где вы возьмете в сорок лет страсти, — возразила хозяйка, — когда уже вы в тридцать лет чувствуете, как говорят иные, разочарование?
И что
такое ваше разочарование? Это
не усталость души поэта, испытавшей все в жизни; напротив, материализм, загрубелость чувств, апатия сердца —
и больше ничего!
Мари ничего
не отвечала; она только взглянула на него, но взглянула
так, что Сергей Петрович понял многое
и потому слегка пожал ее ручку. Ему отвечали тоже легким пожатием.
— Я все видела, — сказала она, — вас любят, вы напрасно сомневаетесь,
и любят вас
так, как только умеет любить молоденькая девушка; но знаете, что мне тут отрадно: вы сами любите, вы сами еще
не утратили прекрасной способности любить. Поздравляю
и радуюсь за вас.
Хозаров на
такого рода лестные отзывы ничего
не мог даже ответить
и только молча
и с внутренним самодовольством прижал к груди свою шляпу
и поклонился.
Последняя причина едва ли была
не главная, потому что заветный погребец его — увы! — давно уже был без содержания; наполнить же его
не было никакой возможности: расчетливая Катерина Архиповна, сшив супругу новое платье,
так как в старом невозможно уже было показать его добрым людям, поклялась пять лет
не давать ему ни копейки
и даже
не покупала для него табаку.
— Весьма свежо. Я
так, знаете, прозяб, что даже
и теперь
не могу согреться.
— Да что
такое толстяк? Тысяча ведь душ-с… человек добрейший… умница
такая, что у нас в губернии никто с ним
и не схватывается.
— Сделайте одолжение, — сказал Хозаров, в душе обрадованный
такому намерению Ступицына, потому что тот, придя в
таком виде домой, может в оправдание свое рассказать, что был у него,
и таким образом поселить в семействе своем
не весьма выгодное о нем мнение. Он предложил гостю лечь на постель; тот сейчас же воспользовался предложением
и скоро захрапел.
— Нет, пьян напился,
и водку
и вино — все выпил
и лег спать, — отвечал постоялец. — Бог даст, как женюсь,
так и в лакейскую к себе
не стану пускать: пренесносная скотина! Впрочем, Татьяна Ивановна, нам в отношении Мари угрожает опасность,
и большая опасность.
— Жалко, что у меня в комнате эта свинья спит. Разве идти в кофейную Печкина
и оттуда послать с человеком? Там у меня есть приятель-мальчик, чудный малый! Славно
так одет
и собой прехорошенький. Велю назваться моим крепостным камердинером. Оно будет очень кстати, даже может произвести выгодный эффект: явится, знаете, франтоватый камердинер; может быть, станут его расспрашивать, а он уж себя
не ударит в грязь лицом: мастерски говорит.
—
Не могу вам сказать, именно из каких источников почерпнул эти сведения, но все-таки повторяю, что это верно; верно по моему собственному наблюдению, верно
и по слухам, которые до меня дошли.
— Ну полноте,
не огорчайтесь, — сказал толстяк, — я это сказал
так… пускай ее теперь влюбляется в кого угодно; авось, придет очередь
и до меня.
«Милостивый государь, Сергей Петрович! За ваше предложение я, из вежливости, благодарю вас
и вместе с тем имею пояснить вам, что я
не могу изъявить на него моего согласия,
так как вполне убеждена в несправедливости ваших слов о данном будто бы вам моей дочерью слове
и считаю их за клевету с вашей стороны, во избежание которой прошу вас прекратить ваши посещения в мой дом, которые уже, конечно,
не могут быть приятны ни вам, ни моему семейству».
— Сергей Петрович, что это у вас наделалось? — начала хозяйка, видимо чем-то весьма взволнованная. — Я сегодня
такой странный прием получила у Катерины Архиповны, что просто понять
не могу; меня совсем
не пустили в дом; а этот толстяк Рожнов под носом у меня захлопнул двери
и сказал еще, что меня даже
не велено принимать.
Во-первых, он убедился в том, что решительно влюблен в Мари; во-вторых, тридцать тысяч, каменная усадьба
и триста душ, — как хотите, это вовсе
не такого рода вещи, от которых можно бы было отказаться равнодушно.
Она советовала Хозарову увезти Мари
и подать просьбу на мать за управление имением; а Рожнова сама обещалась засадить в тюрьму за то, что будто бы он обругал ее, благородную девицу,
и обругал
такими словами, которых она даже
и не слыхивала.
Татьяне Ивановне, как видит
и сам читатель,
не было уже никакой возможности идти к Ступицыным; но она
так ненавидела Катерину Архиповну,
так была оскорблена на ее крыльце, что, назло ей, готова была решиться на все
и взялась доставить письмо.
— Сама
не понимаю, что случилось, — отвечала мать, — с самого утра в ужасной истерике,
и ничто
не помогает. Я думаю, с полчаса рыдала без слез,
так что начало дыхание захватываться.
Катерина Архиповна с умыслом распорядилась
таким образом, чтобы остаться наедине с гостьей
и послушать, что она еще скажет про Мари,
и если это про сватовство Хозарова, то отделать эту госпожу хорошенько,
так как страстная мать вообще
не любила участия посторонних людей в ее семейных делах,
и особенно в отношении идола, за исключением, впрочем, участия Рожнова, в рассуждении которого она, как мы знаем, имела свою особую цель.
— Мне очень странно, Варвара Александровна, — сказала мать, — слышать от вас
такое, даже обидное для девушки, заключение, тем более, что Мари еще ребенок, который даже, может быть,
и не понимает этого.
— Я говорю, что чувствую: выслушайте меня
и взгляните на предмет, как он есть. Я знаю: вы любите вашу Мари, вы обожаете ее, —
не так ли? Но как же вы устраиваете ее счастье, ее будущность? Хорошо, покуда вы живы, я ни слова
не говорю — все пойдет прекрасно; но если, чего
не дай бог слышать, с вами что-нибудь случится, — что тогда будет с этими бедными сиротами
и особенно с бедною Мари, которая еще в
таких летах, что даже
не может правильно управлять своими поступками?
— Я опять вам скажу, Варвара Александровна, что я
не понимаю, к чему вы все это говорите, — возразила Катерина Архиповна. — Мне пророчите смерть, дочь мою, говорите, я сведу в могилу,
и бог знает что
такое! Я мать,
и если отказала какому-нибудь жениху, то имею на это свои причины.
— А я вам скажу, что она его
не любит, потому что получила
не такое романтическое
и ученое воспитание. Нельзя же, Варвара Александровна, по себе судить о других.
— Тут неподдельный язык природы
и наивность сердца, — отвечала та. — Впрочем, — продолжала она, — вам все-таки надобно отказаться от вашей страсти, потому что это
такое дикое,
такое необразованное семейство! Я даже
не воображала никогда, чтобы в наше время могли существовать люди с
такими ужасными понятиями.
— Это
такой скотина ваш Ферапонт Григорьич, — сказал Хозаров, входя к Татьяне Ивановне, — что уму невообразимо! Какой он дворянин… он черт его знает что
такое! Какой-то кулак… выжига. Как вы думаете, что он мне отвечал? В подобных вещах порядочные люди, если
и не желают дать, то отговариваются как-нибудь поделикатнее; говорят обыкновенно: «Позвольте, подумать… я скажу вам дня через два»,
и тому подобное, а этот медведь с первого слова заладил: «Нет денег», да
и только.
Учившись в пансионе, например, она решительно
не понимала ни второй части арифметики, ни грамматики
и даже
не понимала, что это
такое за науки
и для чего их учат.
Против одного только я протестую, что будто бы молодая девушка
не имела никакого кокетства, до сих пор
не знает, что
такое любовь,
и боится одной мысли выйти за кого бы то ни было замуж.
Антону Федотычу просто житья
не было: мало того, что ему строжайшим образом было запрещено курить трубку на том основании, что будто бы табачный дым проходит наверх к идолу
и беспокоит его; мало того, что Катерина Архиповна всей семье вместо обеда предоставила одну только три дня тому назад жареную говядину, — этого мало: у Антона Федотыча был отобран даже матрац
и положен под перину Машет; про выговоры
и говорить нечего; его бранили за все:
и за то, что он говорит громко,
и каблуками стучит,
и даже за какое-то бессмысленное выражение лица, совершенно неприличное для отца, у которого
так больна дочь.
— Нет, ты сердишься — я вижу; если ты что-нибудь чувствуешь,
так кому же ты можешь сказать, как
не матери: ты вспомни, мой друг, когда я тебе в чем отказывала? Мне горько, Машенька, что ты
так переменилась ко мне… Друг мой, что
такое с тобою? — проговорила Катерина Архиповна уже совершенно в слезах
и, взяв руку дочери, поцеловала ее.
— Вы
так любите наше семейство, я
так обязана много вам, что даже
не в состоянии, кажется,
и отблагодарить вас,
и надеюсь, что вы
не откажете в моей просьбе.
Я, разумеется, намерен ей отплатить тем же
и потому тотчас же поехал к маклеру
и написал ей в три тысячи вексель;
так даже
и этого
не хотела взять.