Неточные совпадения
Совершенно уверен был в том!..» А между тем, скрывая от всех, он ходил в Казанский собор, когда там никого не было
народу, становился на колени перед образом Казанской божьей матери и горячо
молился: «Богородица, богородица, я в тебя не верил прежде, а теперь верую и исповедаю тя! — говорил он, колотя себя в грудь и сворачивая несколько в «славянский тон».
На барке давно стояла мертвая тишина; теперь все головы обнажились и посыпались усердные кресты.
Народ молился от всей души той теплой, хорошей молитвой, которая равняет всех в одно целое — и хороших и дурных, и злых и добрых. Шум усиливался: это ревел Молоков.
Неточные совпадения
Свершилась казнь.
Народ беспечный // Идет, рассыпавшись, домой // И про свои работы вечны // Уже толкует меж собой. // Пустеет поле понемногу. // Тогда чрез пеструю дорогу // Перебежали две жены. // Утомлены, запылены, // Они, казалось, к месту казни // Спешили, полные боязни. // «Уж поздно», — кто-то им сказал // И в поле перстом указал. // Там роковой намост ломали, //
Молился в черных ризах поп, // И на телегу подымали // Два казака дубовый гроб.
За упокой души несчастных // Безмолвно
молится народ, // Страдальцы — за врагов.
Я уверен, что подобная черта страдания перед призванием была и на лице девы Орлеанской, и на лице Иоанна Лейденского, — они принадлежали
народу, стихийные чувства, или, лучше, предчувствия, заморенные в нас, сильнее в
народе. В их вере был фатализм, а фатализм сам по себе бесконечно грустен. «Да свершится воля твоя», — говорит всеми чертами лица Сикстинская мадонна. «Да свершится воля твоя», — говорит ее сын-плебей и спаситель, грустно
молясь на Масличной горе.
Все это и именно это поняли
народы, поняли массы, поняла чернь — тем ясновидением, тем откровением, которым некогда римские рабы поняли непонятную тайну пришествия Христова, и толпы страждущих и обремененных, женщин и старцев —
молились кресту казненного. Понять значит для них уверовать, уверовать — значит чтить,
молиться.
Казалось,
народ мою грусть разделял, //
Молясь молчаливо и строго, // И голос священника скорбью звучал, // Прося об изгнанниках бога… // Убогий, в пустыне затерянный храм! // В нем плакать мне было не стыдно, // Участье страдальцев, молящихся там, // Убитой душе необидно…