Неточные совпадения
Вскоре по возвращении Бегушева в Москву у него в
доме, сверх
графа Хвостикова, появилась еще новая жилица. В самый первый день, как он приехал и едва только успел немного отдохнуть с дороги, к нему вошел Прокофий и с глупо-глубокомысленным видом проговорил...
В этом отношении
граф Хвостиков представлял собою весьма любопытное психическое явление: где бы он ни поселялся или, точнее сказать, где бы ни поставлена была для него кровать — в собственной ли квартире, в гостинице ли, или в каком постороннем приютившем его
доме, — он немедля начинал в этом месте чувствовать скуку непреодолимую и нестерпимое желание уйти куда-нибудь в гости!
Вечером Аделаида Ивановна, почувствовав себя после сна бодрой, приоделась и вышла на мужскую половину, где застала брата, по обыкновению, в диванной, а вместе с ним и
графа Хвостикова, нарочно целый день не уходившего для нее из
дому, чтобы еще более к ней приласкаться.
—
Граф дома? — спросил его с нетерпением и беспокойством Бегушев.
Лакей быстро побежал наверх к
графу, который, по решительному отсутствию денег, несколько дней не выходил из
дома, а все время употреблял на то, что читал скабрезные французские романы, отрытые им в библиотеке Бегушева. На приглашение хозяина он немедленно сошел к нему.
У Бегушева в
доме каждый праздник обыкновенно принимали священников с их славлением и щедро им платили; только он сам редко к ним выходил, и место его заступали прежде Прокофий и Минодора, а теперь Аделаида Ивановна, а иногда и
граф Хвостиков.
Долгов, прочитав письма, решился лучше не дожидаться хозяина: ему совестно было встретиться с ним. Проходя, впрочем, переднюю и вспомнив, что в этом
доме живет и
граф Хвостиков, спросил,
дома ли тот? Ему отвечали, что
граф только что проснулся. Долгов прошел к нему.
Граф лежал в постели, совершенно в позе беспечного юноши, и с первого слова объявил, что им непременно надобно ехать вечером еще в одно место хлопотать по их делу. Долгов согласился.
Граф Хвостиков хотел было что-то такое возразить генералу, но в это время по
дому раздалось беганье, затем шлепанье башмаков и в заключение лай по крайней мере пяти собачьих голосов.
Граф явился как самый преданнейший и доброжелательствующий друг
дома и принес тысячу извинений, что так давно не бывал. Хозяева отвечали ему улыбками, а Перехватов, сверх того, пододвинул ему слегка стул, и, когда
граф сел, он предложил ему из своей черепаховой, отделанной золотом сигарочницы высокоценную сигару.
— Она живет тут недалеко… в
доме Хворостова, в подвальном этаже, и очень больна. Вот вам деньги на уплату ее долга хозяйке; возьмите мою карету и перевезите ее в самую лучшую больницу, — продолжал Бегушев и подал
графу деньги и счет.
Въехав с большим трудом в карете на двор
дома Хворостова,
граф от кинувшегося ему в нос зловония поморщился; ему, конечно, случалось живать на отвратительных дворах, однако на таком еще не приходилось!
Когда
граф Хвостиков проезжал с дочерью по Театральной площади мимо
дома Челышева, Елизавета Николаевна вдруг опять закрыла себе лицо рукою и зарыдала.
На одной из значительных улиц, перед довольно большим каменным
домом,
граф велел экипажу остановиться: тут жил попечитель той больницы, в которую он вознамерился поместить дочь.
Слух о переезде Елизаветы Николаевны в
дом к Александру Ивановичу дошел, наконец, и до
графа, спавшего крепчайшим сном после всех перенесенных им накануне хлопот и неприятностей. Известие это до того было неожиданно для него, что он сошел вниз узнать, вследствие чего произошла такая перемена.
Граф на несколько мгновений позамялся, придумывая, как бы выразить ему свою мысль, которая, собственно, состояла в том, что если Бегушев предположил взять себе в
дом Елизавету Николаевну, то должен был бы прежде всего посоветоваться с ним,
графом, но высказать это прямо он, конечно, не решился и только бормотал...
Встретив такие сухие и насмешливые ответы,
граф счел за лучшее плюнуть на все, — пусть себе делают, как хотят, — и удрал из
дому; но, имея синяк под глазом, показаться в каком-нибудь порядочном месте он стыдился и прошел в грязную и табачищем провонялую пивную, стал там пить пиво и толковать с немецкими подмастерьями о политике.
Зато
граф Хвостиков и Долгов, снова сблизившиеся, очень много говорили и, ездя неустанно во все
дома, куда только их пускали, старались всюду внушать благородные и гуманные чувствования.
— Очень многим и очень малым, — отвечал развязнейшим тоном
граф. — Вы хороший знакомый madame Чуйкиной, а супруга генерала написала превосходную пьесу, которую и просит madame Чуйкину, со свойственным ей искусством, прочесть у ней на вечере, имеющемся быть в воскресенье; генерал вместе с тем приглашает и вас посетить их
дом.
В сущности,
граф Хвостиков, встретившись накануне в театре с генералом, и посоветовал ему пригласить бывшего тоже там критика на чтение; сему же последнему шепнул, что это приглашают его в один очень аристократический
дом.
— Может быть, — не оспаривал князь, — вообще, я вам скажу, невыносимо грустно последнее время ездить по Москве: вместо
домов графа Апраксина, Чернышева, князя Потемкина, князя Петрова, Иванова, что ли, вдруг везде рисуются на воротах надписи: дом купца Котельникова, Сарафанникова, Полушубкина! Во что ж после этого обратится Москва?.. В сборище каких-то толстопузых самоварников!.. Петербург в этом случае представляет гораздо более отрадное явление.
Неточные совпадения
От него я добился только — сначала, что кузина твоя — a pousse la chose trop loin… qu’elle a fait un faux pas… а потом — что после визита княгини Олимпиады Измайловны, этой гонительницы женских пороков и поборницы добродетелей, тетки разом слегли, в окнах опустили шторы, Софья Николаевна сидит у себя запершись, и все обедают по своим комнатам, и даже не обедают, а только блюда приносятся и уносятся нетронутые, — что трогает их один Николай Васильевич, но ему запрещено выходить из
дома, чтоб как-нибудь не проболтался, что
граф Милари и носа не показывает в
дом, а ездит старый доктор Петров, бросивший давно практику и в молодости лечивший обеих барышень (и бывший их любовником, по словам старой, забытой хроники — прибавлю в скобках).
Дивиться, стало быть, нечему, что одним добрым утром у крестьян Даровской волости Котельнического уезда отрезали землю вплоть до гуменников и
домов и отдали в частное владение купцам, купившим аренду у какого-то родственника
графа Канкрина.
Купеческий клуб помещался в обширном
доме, принадлежавшем в екатерининские времена фельдмаршалу и московскому главнокомандующему
графу Салтыкову и после наполеоновского нашествия перешедшем в семью дворян Мятлевых. У них-то и нанял его московский Купеческий клуб в сороковых годах.
Агапов всем французам поперек горла встал: девять дамских самых первоклассных мастеров каждый день объезжали по пятнадцати — двадцати
домов. Клиенты Агапова были только родовитые дворяне, князья,
графы.
В
доме князя Волконского много лет жил его родственник, разбитый параличом
граф Шувалов, крупный вельможа. Его часто вывозили в колясочке на Нарышкинский сквер.