Неточные совпадения
Приведя в порядок свою комнату, Егор Егорыч с час обыкновенно стоял на молитве, а потом
пил чай.
Завтрак тянулся часов до двух, потому что адмиральша и Сусанна
пили чай часу в девятом...
Утром же следующего дня, когда gnadige Frau, успевшая еще в Ревеле отучить мужа от
чаю и приучить
пить кофе, принесла к нему в спальню кофейник, чашку и баранки, он пригласил ее сесть на обычное место около стола и с некоторою торжественностью объявил...
Владыко позвонил стоявшим на столе колокольчиком. Вошел служка в длиннополом сюртуке. Владыко ничего ему не проговорил, а только указал на гостя. Служка понял этот знак и вынес губернскому предводителю
чай, ароматический запах которого распространился по всей комнате. Архиерей славился тем, что у него всегда подавался дорогой и душистый
чай, до которого он сам
был большой охотник. Крапчик, однако, отказался от
чаю,
будучи, видимо, чем-то озабочен.
—
Чаю! — закричал
было Егор Егорыч.
Жила Миропа Дмитриевна в своем маленьком домике очень открыто: молодые офицеры учебного карабинерного полка, расположенного неподалеку в Красных казармах,
были все ей знакомы, очень часто приходили к ней на целый вечер, и она их обильно угощала
чаем, Жуковым табаком, ради которого Миропа Дмитриевна сохранила все трубки покойного мужа, а иногда и водочкой, сопровождаемой селедкою и сосисками под капустой.
Миропа Дмитриевна, в капоте-распашонке, в вышитой юбке, в торжковских туфлях и в малороссийских монистах, сидела под тенью в своем садике и
пила на воздухе
чай.
Стоявший перед нею на столе чисто вычищенный самовар сердито пошумливал: Миропа Дмитриевна любила
пить самый горячий
чай.
— Садитесь,
будете гостем! — сказала она ему и стала наливать
чай в стакан.
Адмиральша, Сусанна и майор перешли в квартиру Миропы Дмитриевны и разместились там, как всегда это бывает в минуты катастроф, кто куда попал: адмиральша очутилась сидящей рядом с майором на диване и только что не склонившею голову на его плечо, а Сусанне, севшей вдали от них и бывшей, разумеется, бог знает до чего расстроенною, вдруг почему-то кинулись в глаза чистота, порядок и даже щеголеватость убранства маленьких комнат Миропы Дмитриевны: в зальце, например, круглый стол, на котором она обыкновенно угощала карабинерных офицеров
чаем,
был покрыт чистой коломянковой салфеткой; а про гостиную и говорить нечего: не говоря о разных красивых безделушках, о швейном столике с всевозможными принадлежностями, там виднелось литографическое и разрисованное красками изображение Маврокордато [Маврокордато Александр (1791—1865) — греческий патриот, организатор восстания в Миссолонги (1821).], греческого полководца, скачущего на коне и с рубящей наотмашь саблей.
О пище, впрочем, из моих приезжих никто не думал, и все намерены
были ограничиться
чаем, кофеем и привезенною из Кузьмищева телятиной, за исключением однако доктора, который, сообразив, что город стоит на довольно большой и, вероятно, многорыбной реке, сейчас же отправился в соседний трактирчик,
выпил там рюмки три водочки и заказал себе селяночку из стерляди, которую и съел с величайшим наслаждением.
Ченцов на первых порах не обманул ее ожиданий: он
был именно таков, каким она его
чаяла.
Оно иначе и
быть не могло, потому что во дни невзгоды, когда Аггей Никитич оставил военную службу, Миропа Дмитриевна столько явила ему доказательств своей приязни, что он считал ее за самую близкую себе родню: во-первых, она настоятельно от него потребовала, чтобы он занял у нее в доме ту половину, где жила адмиральша, потом, чтобы
чай, кофе, обед и ужин Аггей Никитич также бы получал от нее, с непременным условием впредь до получения им должной пенсии не платить Миропе Дмитриевне ни копейки.
Мне еще в молодости, когда я ездил по дорогам и смотрел на звездное небо, казалось, что в сочетании звезд
было как бы предначертано: «Ты спасешься женщиной!» — и прежде я думал найти это спасение в моей первой жене,
чаял, что обрету это спасение свое в Людмиле, думал, наконец, что встречу свое успокоение в Вашей любви!»
Явившись поутру к Екатерине Петровне
пить чай, Тулузов принес заготовленный им ответ.
— Поехать бы я вас просил, — сказал на это Тулузов, — завтра, часов в одиннадцать утра, когда господин предводитель только еще просыпается и
пьет чай; вы с ним предварительно переговорите, передадите ему, как сами смотрите на мое предложение, а часов в двенадцать и я явлюсь к нему!
— А муж ведь,
чай,
есть у ней?
— Как же он отравит меня? — спросила она. — Я никогда с ним не обедаю, ни
чаю не
пью вместе?
— Прошен исьць пиць гербатен, мне без вас тенскно! [Прошу идти
пить чай, мне без вас скучно! (Прим. автора.).]
При этом Аггея Никитича заметно покоробило, а пани Вибель ничего, и она только, соскучившись почти до истерики от разглагольствования своего супруга, вышла в соседнюю комнату и громко приказала своей горничной тут же в кабинете накрыть стол для
чая. Вибель, конечно,
был удивлен таким распоряжением и спросил ее...
— Но отчего же мы сегодня не в столовой
будем пить чай?
— Э, очень это туманно! — произнесла пани Вибель. —
Пей, татко, лучше
чай, а вы, пан Зверев, не слушайте его больше!
Блаженствуя от мысли, что сопровождает барина, Антип Ильич в то же время страдал в смысле пищи, ибо он уже около трех лет совершенно не
ел мяса; но в Европе чем же ему оставалось питаться?
Чаю не
было, кофе он сам не
пил, горячие все
были мясные, — значит, только рыбкой, когда ее подавали к столу, картофелем и пирожными с чем-нибудь сладеньким, да и те
были ему не по вкусу, так как Антип Ильич
был сластена великий, а варенья, подаваемые за табльдотом,
были все какие-то кислые.
Аггей Никитич в ответ на это кивнул головой и, напившись
чаю, не замедлил уйти домой. Пани же Вибель, оставшись с мужем вдвоем, вдруг подошла к нему и, прогнав кота, вскочившего
было на колени к своему патрону, сама заняла его место и начала целовать своего старого Генрику.
— По крайней мере, вы напейтесь
чаю у меня, — останавливала
было своих гостей Екатерина Петровна.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на
чай и сахар. Если ж и
были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело идет о жизни человека… (К Осипу.)Ну что, друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает, знаешь, чайку
выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков на
чай.
Он больше виноват: говядину мне подает такую твердую, как бревно; а суп — он черт знает чего плеснул туда, я должен
был выбросить его за окно. Он меня морил голодом по целым дням…
Чай такой странный: воняет рыбой, а не
чаем. За что ж я… Вот новость!
— Коли всем миром велено: // «Бей!» — стало,
есть за что! — // Прикрикнул Влас на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не бить его, // Так уж кого и бить? // Не нам одним наказано: // От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — //
Чай, через все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —
Теперь, как виноватая, // Стою перед соседями: // Простите! я
была // Спесива, непоклончива, // Не
чаяла я, глупая, // Остаться сиротой…