Неточные совпадения
— Мне повелено было объяснить, — продолжал Марфин, кладя
свою миниатюрную руку на могучую
ногу Крапчика, — кто я, к какой принадлежу ложе, какую занимаю степень и должность в ней и какая разница между масонами и энциклопедистами, или, как там выражено, волтерианцами, и почему в обществе между ими и нами существует такая вражда. Я на это написал все, не утаив ничего!
Валерьян был принят в число братьев, но этим и ограничились все его масонские подвиги: обряд посвящения до того показался ему глуп и смешон, что он на другой же день стал рассказывать в разных обществах, как с него снимали не один, а оба сапога, как распарывали брюки, надевали ему на глаза совершенно темные очки, водили его через камни и ямины, пугая, что это горы и пропасти, приставляли к груди его циркуль и шпагу, как потом ввели в самую ложу, где будто бы ему (тут уж Ченцов начинал от себя прибавлять), для испытания его покорности, посыпали голову пеплом, плевали даже на голову, заставляли его кланяться в
ноги великому мастеру, который при этом, в доказательство
своего сверхъестественного могущества, глотал зажженную бумагу.
Марфин хоть и подозревал в
своем камердинере наклонность к глубоким размышлениям, но вряд ли это было так: старик, впадая в задумчивость, вовсе, кажется, ничего не думал, а только прислушивался к разным болестям
своим — то в спине, то в руках, то в
ногах.
Сенатор в это время, по случаю беспрерывных к нему визитов и представлений, сидел в кабинете за рабочим столом, раздушенный и напомаженный, в форменном с камергерскими пуговицами фраке и в звезде. Ему делал доклад его оглоданный правитель дел, стоя на
ногах, что, впрочем, всегда несколько стесняло сенатора, вежливого до нежности с подчиненными, так что он каждый раз просил Звездкина садиться, но тот, в силу, вероятно,
своих лакейских наклонностей, отнекивался под разными предлогами.
Доктор сейчас же поднялся на
своей постели. Всякий живописец, всякий скульптор пожелал бы рисовать или лепить его фигуру, какою она явилась в настоящую минуту: курчавая голова доктора, слегка седоватая, была всклочена до последней степени; рубашка расстегнута; сухие
ноги его живописно спускались с кровати. Всей этой наружностью
своей он более напоминал какого-нибудь художника, чем врача.
— Как и подобает кажинному человеку, — подхватил Иван Дорофеев, подсобляя в то же время доктору извлечь из кибитки gnadige Frau, с
ног до головы закутанную в капор, шерстяной платок и меховой салоп. — На лесенку эту извольте идти!.. — продолжал он, указывая приезжим на
свое крыльцо.
Встретился длинный мост, на котором, при проезде кибитки, под
ногами коренной провалилась целая накатина; лошадь, вероятно, привыкнувшая к подобным случаям, не обратила никакого внимания на это, но зато она вместе с передней лошадью шарахнулась с дороги прямо в сумет, увидав ветряную мельницу, которая молола и махала
своими крыльями.
Перед тем как Рыжовым уехать в Москву, между матерью и дочерью, этими двумя кроткими существами, разыгралась страшная драма, которую я даже не знаю, в состоянии ли буду с достаточною прозрачностью и силою передать: вскоре после сенаторского бала Юлия Матвеевна совершенно случайно и без всякого умысла, но тем не менее тихо, так что не скрипнула под ее
ногой ни одна паркетинка, вошла в гостиную
своего хаотического дома и увидала там, что Людмила была в объятиях Ченцова.
— Это как соизволите! — проговорил священник и не без удовольствия зашаркал
своими подагрическими
ногами по церковному полу, спеша поскорее напиться дома чайку.
Проговорив это, Егор Егорыч стал легонько постукивать
ногой. У Сверстова это не свернулось с глаза. Сообразив, что это постукивание как раз началось при слове «брак», он нашел настоящую минуту удобною, чтобы приступить к исполнению поручения
своей gnadige Frau.
Помимо отталкивающего впечатления всякого трупа, Петр Григорьич, в то же утро положенный лакеями на стол в огромном танцевальном зале и уже одетый в
свой павловский мундир, лосиные штаны и вычищенные ботфорты, представлял что-то необыкновенно мрачное и устрашающее: огромные ступни его
ног, начавшие окостеневать, перпендикулярно торчали; лицо Петра Григорьича не похудело, но только почернело еще более и исказилось; из скривленного и немного открытого в одной стороне рта сочилась белая пена; подстриженные усы и короткие волосы на голове ощетинились; закрытые глаза ввалились; обе руки, сжатые в кулаки, как бы говорили, что последнее земное чувство Крапчика было гнев!
Словом, Ченцовы устроили
свою деревенскую жизнь совершенно на широкую
ногу русских бар.
Бедная Аксюша при этом хлобыснулась
своим красивым лицом на стол и закрылась рукавом рубахи, как бы желая, чтобы ей никого не видеть и чтобы ее никто не видел. Ченцов, ошеломленный всей этой сценой, при последней угрозе Маланьи поднялся на
ноги и крикнул ей страшным голосом...
Ченцов уселся рядом с нею; Аксинья немедленно же склонила
свою голову на его
ноги.
Совершенная погибель его была почти несомненна: его часто видали, как он с растрепанными волосами, в одной рубахе, босиком крался по задним огородам в кабак, чтобы затушить и успокоить
свое похмелье; ходя с крестом по деревням, он до такой степени напивался, что не мог уже стоять на
ногах, и его обыкновенно крестьяне привозили домой в
своих почти навозных телегах.
Gnadige Frau почти со всех
ног бросилась и принесла стакан и бутылку красного вина. Сверстов поспешил налить целый стакан, который и подал Егору Егорычу. Тот, с
своей стороны, жадно выпил все вино, после чего у него в лице заиграл маленький румянец.
По наружности и манерам
своим Петр Григорьич был солдат, а преемник его — маркиз, с подбородком, выдающимся вперед, с небольшими красивыми руками, с маленькими высокоподъемистыми
ногами.
— Кто ж сказал об этом Юлии Матвеевне? — спросила она, проворно вставая и оставляя
свою постоянную работу — вязание мужу шерстяных носков, которых он, будучи весь день на
ногах, изнашивал великое множество.
Наконец, как бы для придачи большей пестроты этому разнокалиберному обществу, посреди его находился тот самый толстенький частный пристав, который опрашивал свидетелей по делу Тулузова и который, по
своей вожеватости, состоял на дружеской
ноге с большею частью актеров, во всякое свободное от службы время являлся в кофейную.
— По-гречески так и следует, — объяснил, улыбнувшись, гегелианец, — греки вообще благодаря
своему теплому климату очень легко одевались и ходили в сандалиях только по улицам, а когда приходили домой или даже в гости, то снимали
свою обувь, и рабы немедленно обмывали им
ноги благовонным вином.
Накостивши таким манером сына
своего, этот самый мертвец стукнул об пол
ногой и провалился сквозь землю.
Всякий из них, продавая
свою лошадь, вскакивал на нее верхом и начинал лупить ее что есть силы кнутом и
ногами по бокам, заставляя нестись благим матом, а сам при этом делал вид, что будто бы едва сдерживал коня; зубоскальство и ругань при этом сыпались неумолкаемо.
Аггей Никитич почти не расшаркался перед Екатериной Петровной; но она, напротив, окинула его с головы до
ног внимательнейшим взором, — зато уж на пани Вибель взглянула чересчур свысока; Марья Станиславовна, однако, не потерялась и ответила этой черномазой госпоже тем гордым взглядом, к какому способны соплеменницы Марины Мнишек [Марина Мнишек (ум. после июля 1614 г.) — жена первого и второго Лжедмитриев, польская авантюристка.], что, по-видимому, очень понравилось камер-юнкеру, который, желая хорошенько рассмотреть молодую дамочку, выкинул ради этого — движением личного мускула — из глаза
свое стеклышко, так как сквозь него он ничего не видел и носил его только для моды.
— Как? — почти рявкнул на это Аггей Никитич, быстро поднимаясь с дивана и сбрасывая с него
свои длинные
ноги. — Это не важность, когда вам говорят, что я ворую апельсины на балах, раздавливаю их и из-под меня течет?
Наконец явился Антип Ильич, почти ничего уже не видевший и едва державшийся на
своих тонких
ногах, но все еще благообразный из себя.