Неточные совпадения
В избе было народу человек сорок —
женщин и мужчин —
и в числе их наш лодочник…
— Вам попадись только на глаза хорошенькая
женщина, так вы ничего другого
и не замечаете! — возразила она. — А я вам скажу, что эту другую хорошенькую сестру Людмилы привез к адмиральше новый еще
мужчина, старик какой-то, но кто он такой…
— Ах, пожалуйста, оставьте нас,
женщин, в покое!.. Мы совершенно иначе судим друг о друге!.. — вывертывалась Миропа Дмитриевна из прежде ею говоренного. — Но вы —
мужчина,
и потому признайтесь мне откровенно, неужели же бы вы, увлекшись одним только хорошеньким личиком Людмилы
и не сказав, я думаю, с ней двух слов, пожелали даже жениться на ней?
— Любя вас так много, — объясняла она сквозь слезы, — мне было бы нетрудно сделаться близкой вам
женщиной: стоило только высказать вам мои чувства,
и вы бы, как
мужчина, увлеклись, — согласитесь сами!
— Но я этого не сделала, потому что воспитана не в тех правилах, какие здесь, в Москве, у многих
женщин! — текла, как быстрый ручей, речь Миропы Дмитриевны. — Они обыкновенно сближаются с
мужчинами, забирают их в свои ручки
и даже обманут их, говоря, что им угрожает опасность сделаться матерями…
Конечно, дело обходилось не без падений,
и если оно постигало павшую с человеком, равным ей по своему воспитанию
и по своему положению в свете, то принимаемы были в расчет смягчающие обстоятельства; но горе было той, которая снизошла своей любовью до
мужчины, стоявшего ниже ее по своему рангу, до какого-нибудь приказного или семинариста, тем паче до своего управляющего или какого-нибудь лакея, — хотя
и это, опять повторяю, случалось нередко, но такая
женщина безусловно была не принимаема ни в один так называемый порядочный дом.
В молодости, служа в гвардии
и будучи
мужчиною красивым
и ловким, князь существовал на счет слабости
женщин, потом женился на довольно, казалось бы, богатой
женщине, но это пошло не в прок, так что, быв еще уездным предводителем, успел все женино состояние выпустить в трубу
и ныне существовал более старым кредитом
и некоторыми другими средствами, о которых нам потом придется несколько догадаться.
«Татарское селение; на заднем занавесе виден гребень Кавказа; молодежь съехалась на скачку
и джигитовку; на одной стороне
женщины, без покрывал, в цветных чалмах, в длинных шелковых, перетянутых туниками, сорочках
и в шальварах; на другой
мужчины, кои должны быть в архалуках, а некоторые из них
и в черных персидских чухах, обложенных галунами,
и с закинутыми за плечи висячими рукавами».
— Что
мужчина объясняется в любви замужней
женщине — это еще небольшая беда, если только в ней самой есть противодействие к тому, но… —
и, произнеся это но, Егор Егорыч на мгновение приостановился, как бы желая собраться с духом, — но когда
и она тоже носит в душе элемент симпатии к нему, то… — тут уж Егор Егорыч остановился на то: — то ей остается одно: или победить себя
и вырвать из души свою склонность, или, что гораздо естественнее, идти без оглядки, куда влечется она своим чувством.
— Напротив, я знаю, что ты
женщина богатая, так как занимаешься ростовщичеством, — возразил камергер. — Но я любовь всегда понимал не по-вашему, по-ростовщически, а полагал, что раз
мужчина с
женщиной сошлись, у них все должно быть общее: думы, чувства, состояние… Вы говорите, что живете своим трудом (уж изменил камергер ты на вы), прекрасно-с; тогда расскажите мне ваши средства, ваши дела, все ваши намерения,
и я буду работать вместе с вами.
Те же, как всегда, были по ложам какие-то дамы с какими-то офицерами в задах лож; те же, Бог знает кто, разноцветные женщины, и мундиры, и сюртуки; та же грязная толпа в райке, и во всей этой толпе, в ложах и в первых рядах, были человек сорок настоящих
мужчин и женщин. И на эти оазисы Вронский тотчас обратил внимание и с ними тотчас же вошел в сношение.
— Воспитание? — подхватил Базаров. — Всякий человек сам себя воспитать должен — ну хоть как я, например… А что касается до времени — отчего я от него зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня. Нет, брат, это все распущенность, пустота! И что за таинственные отношения между
мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это все романтизм, чепуха, гниль, художество. Пойдем лучше смотреть жука.
— Ну, пусть бы я остался: что из этого? — продолжал он. — Вы, конечно, предложите мне дружбу; но ведь она и без того моя. Я уеду, и через год, через два она все будет моя. Дружба — вещь хорошая, Ольга Сергевна, когда она — любовь между молодыми
мужчиной и женщиной или воспоминание о любви между стариками. Но Боже сохрани, если она с одной стороны дружба, с другой — любовь. Я знаю, что вам со мной не скучно, но мне-то с вами каково?
Неточные совпадения
Любовное свидание
мужчины с
женщиной именовалось «ездою на остров любви»; грубая терминология анатомии заменилась более утонченною; появились выражения вроде «шаловливый мизантроп», [Мизантро́п — человек, избегающий общества, нелюдим.] «милая отшельница»
и т. п.
Появились кокотки
и кокодессы;
мужчины завели жилетки с неслыханными вырезками, которые совершенно обнажали грудь;
женщины устраивали сзади возвышения, имевшие преобразовательный смысл
и возбуждавшие в прохожих вольные мысли.
Хотя она бессознательно (как она действовала в это последнее время в отношении ко всем молодым
мужчинам) целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить в Левине чувство любви к себе,
и хотя она знала, что она достигла этого, насколько это возможно в отношении к женатому честному человеку
и в один вечер,
и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения
мужчин, между Вронским
и Левиным, она, как
женщина, видела в них то самое общее, за что
и Кити полюбила
и Вронского
и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.
Правила эти несомненно определяли, — что нужно заплатить шулеру, а портному не нужно, — что лгать не надо
мужчинам, но
женщинам можно, — что обманывать нельзя никого, но мужа можно, — что нельзя прощать оскорблений
и можно оскорблять,
и т. д.
Это были: очень высокий, сутуловатый
мужчина с огромными руками, в коротком, не по росту,
и старом пальто, с черными, наивными
и вместе страшными глазами,
и рябоватая миловидная
женщина, очень дурно
и безвкусно одетая.