Катрин довольно долго ждала его и переживала мучительнейшие минуты. «Что, если ей придется всю жизнь так
жить с мужем?» — думалось ей, она любит его до сумасшествия, а он ее не любит нисколько и, кроме того, обманывает на каждом шагу. «Неужели же, — спрашивала себя далее Катрин, — это чувство будет в ней продолжаться вечно?» — «Будет!» — ответила было она на первых порах себе. «Нет, — отвергнула затем, — это невозможно, иначе я не перенесу и умру!»
Неточные совпадения
Пока все это происходило, Екатерина Петровна поселилась
с мужем в принадлежащей ей усадьбе Синькове и
жила там в маленьком флигеле, который прежде занимал управляющий; произошло это оттого, что большой синьковский дом был хоть и каменный, но внутри его до такой степени все сгнило и отсырело, что в него войти было гадко: Петр Григорьич умышленно не поддерживал и даже разорял именье дочери.
— Потом вот что, — продолжала она, хлопнув перед тем стакана два шампанского и, видимо, желая воскресить те поэтические ужины, которые она когда-то имела
с мужем, — вот что-с!.. Меня очень мучит мысль… что я
живу в совершенно пустом доме одна… Меня, понимаете, как женщину, могут напугать даже привидения… наконец, воры, пожалуй, заберутся… Не желаете ли вы перейти из вашего флигеля в этот дом, именно в кабинет
мужа, а из комнаты, которая рядом
с кабинетом, вы сделаете себе спальню.
А тут, на родину-то пришемши, заходила было я тоже к племянничку Егора Егорыча, Валерьяну Николаичу Ченцову, — ну, барыню того нигде и никому не похвалю, —
мужа теперь она прогнала от себя, а сама
живет с управляющим!
— Вообразите, у вас перед глазами целый хребет гор, и когда вы поднимаетесь, то направо и налево на каждом шагу видите, что
с гор текут быстрые ручьи и даже речки
с чистой, как кристалл, водой… А сколько в них форелей и какого вкуса превосходного — описать трудно. Вот ты до рыбы охотник, — тебе бы там следовало
жить! — отнеслась gnadige Frau в заключение к
мужу своему, чтобы сообща
с ним развлекать Егора Егорыча.
Чтобы спасти себя от подобного неприятного казуса, камер-юнкер придумал рассказывать Екатерине Петровне городские слухи, в которых будто бы все ее осуждали единогласно, что она после такого варварского
с ней поступка
мужа продолжает
с ним
жить, тем более, что она сама имеет совершенно независимое от него состояние.
— Не знаю как; по крайней мере он мне довольно подробно рассказал, что эта дамочка — жена его приятеля, здешнего аптекаря, что
с мужем она теперь не
живет, а пребывает в любви
с Зверевым.
— Кажется, так; помню только, что у него какое-то дурацкое имя, — говорил камер-юнкер, — а между тем он в этом городишке разыгрывает роль какого-то льва… Пленил жену аптекаря, увез ее от
мужа и
живет с ней…
— Вам это легче было сделать, потому что вы долго
пожили с вашим
мужем, поразлюбили его, конечно, а Сусанна только что не боготворила Егора Егорыча, — разъясняла Муза Николаевна.
— Почему же боже сохрани? — возразила Муза Николаевна. — Неужели в самом деле ты думаешь в двадцать восемь лет
жить в этой глуши одна, ходить только на могилу
мужа твоего? Ты
с ума сойдешь, если будешь вести такую жизнь.
Глядя на Mariette, он любовался ею, но знал, что она лгунья, которая
живет с мужем, делающим свою карьеру слезами и жизнью сотен и сотен людей, и ей это совершенно всё равно, и что всё, что она говорила вчера, было неправда, а что ей хочется — он не знал для чего, да и она сама не знала — заставить его полюбить себя.
Ежели, например, в вологодскую деревню, то, сказывают, там мужики исправные, и девушка Наташа, которую туда, тоже за такие дела, замуж выдали, писала, что
живет с мужем хорошо, ест досыта и завсе зимой в лисьей шубе ходит.
Неточные совпадения
Кити видела, что
с мужем что-то сделалось. Она хотела улучить минутку поговорить
с ним наедине, но он поспешил уйти от нее, сказав, что ему нужно в контору. Давно уже ему хозяйственные дела не казались так важны, как нынче. «Им там всё праздник — думал он, — а тут дела не праздничные, которые не ждут и без которых
жить нельзя».
— Я помню про детей и поэтому всё в мире сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не знаю, чем я спасу их: тем ли, что увезу от отца, или тем, что оставлю
с развратным отцом, — да,
с развратным отцом… Ну, скажите, после того… что было, разве возможно нам
жить вместе? Разве это возможно? Скажите же, разве это возможно? — повторяла она, возвышая голос. — После того как мой
муж, отец моих детей, входит в любовную связь
с гувернанткой своих детей…
— Но я повторяю: это совершившийся факт. Потом ты имела, скажем, несчастие полюбить не своего
мужа. Это несчастие; но это тоже совершившийся факт. И
муж твой признал и простил это. — Он останавливался после каждой фразы, ожидая ее возражения, но она ничего не отвечала. — Это так. Теперь вопрос в том: можешь ли ты продолжать
жить с своим
мужем? Желаешь ли ты этого? Желает ли он этого?
— Я спрашивала доктора: он сказал, что он не может
жить больше трех дней. Но разве они могут знать? Я всё-таки очень рада, что уговорила его, — сказала она, косясь на
мужа из-за волос. — Всё может быть, — прибавила она
с тем особенным, несколько хитрым выражением, которое на ее лице всегда бывало, когда она говорила о религии.
Жена узнала, что
муж был в связи
с бывшею в их доме Француженкою-гувернанткой, и объявила
мужу, что не может
жить с ним в одном доме.