Вихрову даже приятно было заехать к этому умному, веселому и, как слышно было, весьма честному человеку, но кучер что-то по поводу этого немножко уперся. Получив от барина приказание ехать в усадьбу к Кнопову, он нехотя влез на козлы и тихо
поехал по деревне.
Неточные совпадения
Самое большое, чем он мог быть в этом отношении, это — пантеистом, но возвращение его в
деревню, постоянное присутствие при том, как старик отец
по целым почти ночам простаивал перед иконами, постоянное наблюдение над тем, как крестьянские и дворовые старушки с каким-то восторгом бегут к приходу помолиться, — все это, если не раскрыло в нем религиозного чувства, то,
по крайней мере, опять возбудило в нем охоту к этому чувству; и в первое же воскресенье, когда отец
поехал к приходу, он решился съездить с ним и помолиться там посреди этого простого народа.
— Вот тут барин жил и лет тридцать такую повадку имел:
поедет по своим
деревням, и которая ему девица из крестьянства понравится, ту и подай ему сейчас в горницы; месяца два, три, год-другой раз продержит, а потом и возвращает преспокойно родителям.
В том месте, где муж героини
едет в
деревню к своей любовнице, и даже описывается самое свидание это, — Виссарион посмотрел на сестру, а потом — на брата; та немножко сконфузилась при этом, а
по лицу прокурора трудно было догадаться, что он думал.
Поехали по деревне. «Бразды пушистые взрывая…», — думал вяло следователь, глядя, как пристяжная работала ногами. Во всех избах светились огни, точно был канун большого праздника: это крестьяне не спали, боялись покойника. Кучер молчал угрюмо; должно быть, соскучился, пока стоял около земской избы, и теперь тоже думал о покойнике.
Неточные совпадения
Решившись, с свойственною ему назойливостью,
поехать в
деревню к женщине, которую он едва знал, которая никогда его не приглашала, но у которой,
по собранным сведениям, гостили такие умные и близкие ему люди, он все-таки робел до мозга костей и, вместо того чтобы произнести заранее затверженные извинения и приветствия, пробормотал какую-то дрянь, что Евдоксия, дескать, Кукшина прислала его узнать о здоровье Анны Сергеевны и что Аркадий Николаевич тоже ему всегда отзывался с величайшею похвалой…
— Знакома я с ним шесть лет, живу второй год, но вижу редко, потому что он все прыгает во все стороны от меня. Влетит, как шмель, покружится, пожужжит немножко и вдруг: «Люба, завтра я в Херсон
еду». Merci, monsieur. Mais — pourquoi? [Благодарю вас. Но — зачем? (франц.)] Милые мои, — ужасно нелепо и даже горестно в нашей
деревне по-французски говорить, а — хочется! Вероятно, для углубления нелепости хочется, а может, для того, чтоб напомнить себе о другом, о другой жизни.
«В неделю, скажет, набросать подробную инструкцию поверенному и отправить его в
деревню, Обломовку заложить, прикупить земли, послать план построек, квартиру сдать, взять паспорт и
ехать на полгода за границу, сбыть лишний жир, сбросить тяжесть, освежить душу тем воздухом, о котором мечтал некогда с другом, пожить без халата, без Захара и Тарантьева, надевать самому чулки и снимать с себя сапоги, спать только ночью,
ехать, куда все
едут,
по железным дорогам, на пароходах, потом…
Штольц не приезжал несколько лет в Петербург. Он однажды только заглянул на короткое время в имение Ольги и в Обломовку. Илья Ильич получил от него письмо, в котором Андрей уговаривал его самого
ехать в
деревню и взять в свои руки приведенное в порядок имение, а сам с Ольгой Сергеевной уезжал на южный берег Крыма, для двух целей:
по делам своим в Одессе и для здоровья жены, расстроенного после родов.
— Я теперь
еду в
деревню, а потом
поеду в Петербург, — сказал он, наконец оправившись. — Буду хлопотать
по вашему,
по нашему делу, и, Бог даст, отменят приговор.