Неточные совпадения
— Дела расстроены. Отец у меня был очень умный человек, и, когда женился на матери, у него
ничего не было, а у нее промотанных двести душ, но в пять лет он составил тысячу, а умер — и пошло
все кривым колесом: сначала фабрика сгорела, потом взяты были подряды, не выполнили, залоги лопнули! А потом стряпчие появились и остальное доконали.
— Едва ли. Она то плачет и говорит, что несчастнейшая в мире женщина, а потом, побеседовавши с Пионовою, уверяет
всех, что
ничего, что
все прекрасно устроилось. Я
ничего не понимаю.
— В том
все и дело, что хочет уничтожить наш вексель, а кроме того, Пионова уверяет, что у него триста душ и что за невестою он
ничего не просит и даже приданое хочет сделать на свой счет и, наконец, по
всем делам матери берется хлопотать. Я вам говорю, что тут такие подлые основания, по которым выдают эту несчастную девушку, что вообразить трудно.
Таким образом, Леонид раскрыл предо мною
всю семейную драму. Мы долго еще с ним толковали, придумывали различные способы, как бы поправить дело, и
ничего не придумали. Он ушел. Я остался в грустном раздумье. Начинавшаяся в сердце моем любовь к Лидии Николаевне была сильно поражена мыслию, что она должна выйти замуж, и выйти скоро. Мне сделалось грустно и досадно на Лиду.
Мы пошли за ним, громадный господин был тоже сильно выпивши, только ему было это
ничего: у него
все выходило испариною, которая крупными каплями выступила на лбу и которую он беспрестанно обтирал, но она снова появлялась.
— Из прежних его товарищей никто
ничего про него не скажет дурного; его
все товарищи обожали в полку; мой муж служил с ним с юнкеров, так нам лучше знать Ивана Кузьмича, чем кому-нибудь другому.
— Он глуп… пьян, — продолжал Леонид, — состояние у него никто не знает какое… пугает нас своим векселем, который при наших делах
ничего не значит; а если, наконец, нужно с ним расплатиться, так пусть лучше продадут
все, только бы с ним развязаться.
— Да что, брат, пить? Пить-то у тебя нечего: вот на столе поставлены были четыре бутылки; молодые люди
все выпили, а мне, старику,
ничего и не досталось.
— Мне
все не верится, что вы приехали, — начала она. — Аннушка моя вам так обрадовалась, точно сумасшедшая,
ничего даже мне не приготовила; я вовсе не знала, что она вас так любит.
— Эге, господа, вы тут ловко распорядились:
все чисто. Эй ты, кравчий! Выдай, брат, за ту же цену подливки, а мы покуда мадеркой займемся. Вы, господа, на мадерку-то и внимания не обратили, да она и не стоит — дрянь; я уж так, от нечего делать, по смиренству своему, займусь ею. Эй, Иван Кузьмич! Позабавься хоть мадеркою, раскуражь себя. Это ведь
ничего, виноградное, оно не действует.
— Ну, так и вам покойной ночи, — сказал хозяин, — вы тоже дама, у вас беленькие ручки. Прощайте; я ведь глуп, я
ничего не понимаю, в вас mademoiselle Надина влюблена. Знаю, я хоть и дурак, а знаю, кто в вас влюблен; я только молчу, а у меня
все тут — на сердце… Мне
все наплевать. Я ведь дурак, у меня жена очень умна.
Он лежал на диване; перед ним стоял графин водки и морс. Комната была разгорожена ширмами с дверцами, которые при моем появлении захлопнулись. Увидев меня, Иван Кузьмич ужасно смешался, привстал, говорить
ничего не мог и
весь дрожал. Он был очень истощен и болезнью и, вероятно, недавнею попойкою. Я начал прямо...
— Я вооружил, да-с, я же виноват, коли муж к жене, а она в сторону… может быть, по-вашему, образованному,
ничего, очень хорошо… а мы люди простые. Что ж такое? Я прямо скажу, я мужчина, за неволю сделаешь что-нибудь… У них рюмку водки выпьешь, так сейчас и пьяница; ну, пьяница, так пьяница, будь по-ихнему. Теперь меня
всего обобрали… я нищий стал… у меня тут тридцать тысяч серебром ухнуло, — ну и виноват, значит! Мы ведь дураки,
ничего не понимаем, учились на медные деньги, в университетах не были.
—
Ничего я не боюсь; плевать я на
всех хочу, что они мне сделают?
—
Ничего… часом раньше… часом позже…
все равно… Не послали ли Лиде сказать; я этого не хочу… не сказывайте ей дольше… как можно дольше… Вы не оставьте ее… я на вас больше
всех надеюсь… Мать тоже не оставьте… ой, зачем это она так громко рыдает, мне тошно и без того.
Я ей
ничего не отвечал. Мы
все вместе вошли в кабинет. Марья Виссарионовна бросилась было к сыну на шею, но он ее тихо отвел.
— Загладьте хоть теперь, — начал опять Леонид, голос у него прерывался, — устройте Лиду… с мужем ей нельзя жить, он ее замучит… отдайте ей
все мое состояние, я этого непременно хочу… А вы тоже оставьте ее в покое, — отнесся он к Пионовой, — будет вам ее преследовать… Она вам
ничего не сделала… Матери тоже женихов не сватайте; ей поздно уж выходить замуж.
Неточные совпадения
Осип. Давай их, щи, кашу и пироги!
Ничего,
всё будем есть. Ну, понесем чемодан! Что, там другой выход есть?
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А
все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе
ничего и не узнали! А
все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да не выпускать солдат на улицу безо
всего: эта дрянная гарниза наденет только сверх рубашки мундир, а внизу
ничего нет.
Хлестаков. Хорошие заведения. Мне нравится, что у вас показывают проезжающим
все в городе. В других городах мне
ничего не показывали.
Вот здешний почтмейстер совершенно
ничего не делает:
все дела в большом запущении, посылки задерживаются… извольте сами нарочно разыскать.