Неточные совпадения
Глаза старушки Бахтуловой тоже заблистали еще более добрым чувством.
Барон вошел. Во фраке и в туго накрахмаленном белье он стал походить еще более на журнальную картинку. Прежде всех он поклонился Михайле Борисовичу, который протянул ему руку хоть несколько и фамильярно, но в то же время
с тем добрым выражением,
с каким обыкновенно начальники встречают своих любимых подчиненных.
Самого князя не было в это время дома, но камердинер его показал
барону приготовленное для него помещение, которым тот остался очень доволен: оно выходило в сад; перед
глазами было много зелени, цветов. Часа в два, наконец, явился князь домой; услыхав о приезде гостя, он прямо прошел к нему.
Барон перед тем только разложился
с своим измявшимся от дороги гардеробом. Войдя к нему, князь не утерпел и ахнул. Он увидел по крайней мере до сорока цветных штанов
барона.
После обеда князь пригласил
барона перейти опять в их мужской флигель.
Барон при этом взглянул мельком на княгиню, сидевшую
с опущенными в землю
глазами, и покорно последовал за князем.
— Этакая прелесть, чудо что такое! — произносил
барон с разгоревшимися уже
глазами, стоя перед другой короной и смотря на огромные изумрудные каменья. Но что привело его в неописанный восторг, так это бриллианты в шпаге, поднесенной Парижем в 14-м году Остен-Сакену. [Остен-Сакен, Дмитрий Ерофеевич (1790—1881) — граф, генерал от кавалерии, генерал-адъютант, участник всех войн России против наполеоновской Франции.]
С такими мыслями он шел домой и, подойдя к террасе, увидел, что княгиня, разодетая и прехорошенькая, в какой-то полулежачей и нежной позе сидела на креслах, а у ног ее помещался
барон с красным, пылающим лицом,
с разгоревшимися маслеными
глазами.
Сзади их тронулся князь
с Еленой, который, как ни старался в продолжение всей дороги не смотреть даже вперед, но ему, против воли его, постоянно бросалось в
глаза то, что княгиня, при каждом посильнее толчке кабриолета, крепко прижималась своим плечом к плечу
барона.
Барон в настоящий вечер был особенно нежен
с княгиней: его белобрысое лицо,
с каким-то медовым выражением, так и лезло каждоминутно князю в
глаза.
— Вот эта княгиня, — продолжал Архангелов более уже тихим голосом и показывая
глазами на княгиню и
барона, —
с этим
бароном вожжается!
Все эти подозрения и намеки, высказанные маленьким обществом Григоровых
барону, имели некоторое основание в действительности: у него в самом деле кое-что начиналось
с Анной Юрьевной; после того неприятного ужина в Немецком клубе
барон дал себе слово не ухаживать больше за княгиней; он так же хорошо, как и она, понял, что князь начудил все из ревности, а потому подвергать себя по этому поводу новым неприятностям
барон вовсе не желал, тем более, что черт знает из-за чего и переносить все это было, так как он далеко не был уверен, что когда-нибудь увенчаются успехом его искания перед княгиней; но в то же время переменить
с ней сразу тактику и начать обращаться холодно и церемонно
барону не хотелось, потому что это прямо значило показать себя в
глазах ее трусом, чего он тоже не желал.
— Пишут во всяком!.. — проговорила Анна Юрьевна, и при этом ей невольно пришла в голову мысль: «Княгиня, в самом деле, может быть, такая еще простушка в жизни, что до сих пор не позволила
барону приблизиться к себе, да, пожалуй, и совсем не позволит», и вместе
с тем Анне Юрьевне кинулось в
глаза одно, по-видимому, очень неважное обстоятельство, но которое, тем не менее, она заметила.
На другой день Анна Юрьевна в самом деле заехала за
бароном и увезла его
с собой. Дом ее и убранство в оном совершенно подтвердили в
глазах барона ее слова о двадцати тысячах душ. Он заметно сделался внимательнее к Анне Юрьевне и начал
с каким-то особенным уважением ее подсаживать и высаживать из экипажа, а сидя
с ней в коляске, не рассаживался на все сиденье и занимал только половину его.
Его в это время, впрочем, занимала больше собственная, довольно беспокойная мысль. Ему пришло в голову, что
барон мог уйти куда-нибудь из гостиной и оставить Жуквича
с Еленой
с глазу на
глаз, чего князь вовсе не желал.
Про свое собственное училище
барон сказал, что оно пока еще зерно, из которого, может быть, выйдет что-нибудь достойное внимания общества; себя при этом он назвал сеятелем, вышедшим в поле
с добрыми пожеланиями, которые он надеется привести к вожделенному исполнению
с помощию своих добрых и уважаемых сослуживцев, между которыми
барон как-то
с особенною резкостью в похвалах указал на избранную им начальницу заведения, г-жу Петицкую, добродетели которой, по его словам, как светоч, будут гореть перед
глазами ее юных воспитанниц.
Неточные совпадения
— Очень рад… но, — сказал он, держа перо в руке и
с каким-то простодушием глядя прямо мне в
глаза, — но, любезный
барон, неужели вы думаете, что я подпишу это письмо, которое au bout du compte [в конечном счете (фр.).] может меня поссорить
с Россией за полпроцента комиссии?
Вот племя: всякий чорт у них
барон! // И уж профессор — каждый их сапожник! // И смело здесь и вслух глаголет он, // Как Пифия, воссев на свой треножник! // Кричит, шумит… Но что ж? — Он не рожден // Под нашим небом; наша степь святая // В его
глазах бездушных — степь простая, // Без памятников славных, без следов, // Где б мог прочесть он повесть тех веков, // Которые,
с их грозными делами, // Унесены забвения волнами…
Черт сидел на Валерииной кровати, — голый, в серой коже, как дог,
с бело-голубыми, как у дога или у остзейского
барона,
глазами, вытянув руки вдоль колен, как рязанская баба на фотографии или фараон в Лувре, в той же позе неизбывного терпения и равнодушия.
Дочь баронессы Нан являлась полной противоположностью ее матери. Худая, тонкая, высокая, почти одного роста
с матерью, несмотря на свои одиннадцать лет, юная баронесса походила на покойного своего отца-барона. У нее были такие же белобрысые волосы, худое, тонкое, некрасивое лицо
с длинным птичьим носом, тонкими губами и умным, чересчур проницательным для ребенка взглядом маленьких
с беловатыми ресницами
глаз.
Барон, смеясь и не спуская
глаз с карточки, попросил у мадам Блаухер бумаги и написал следующее: