Неточные совпадения
— Я вот еще какую вас видел, вот какохонькую! — говорил Елпидифор Мартыныч, показывая
рукою от полу на аршин и все ниже и ниже затем опуская
руку. — Что же
ваша матушка поделывает и как поживает?
— Я привез вам поклон от
вашего папа, мама, сестриц, — говорил он, подходя и с чувством пожимая
руку княгини. — Все они очень огорчены, что вы пишете им об нездоровье
вашем; и вы действительно ужасно как похудели!.. — прибавил он, всматриваясь в лицо княгини.
— Ах! — вскрикнула при виде его Елена. — Подите сюда, дайте мне
ваши руки: вы живы?.. Здоровы, да? Да?.. — говорила она.
— В
руках я не меньше
вашего сильна! — подхватила Анна Юрьевна.
— В отношении воспитания
вашего сына, — начала она, — вы можете быть совершенно покойны и не трудиться наблюдать нисколько над его воспитанием, потому что я убила бы сына моего из собственных
рук моих, если бы увидела, что он наследовал некоторые
ваши милые убеждения!
Миклаков многое хотел было возразить на это княгине, но в это время вошел лакей и подал ему довольно толстый пакет, надписанный
рукою князя. Миклаков поспешно распечатал его; в пакете была большая пачка денег и коротенькая записочка от князя: «Любезный Миклаков! Посылаю вам на
вашу поездку за границу тысячу рублей и надеюсь, что вы позволите мне каждогодно высылать вам таковую же сумму!» Прочитав эту записку, Миклаков закусил сначала немного губы и побледнел в лице.
— Да, знаю ж! — воскликнул Жуквич. — И как землячку, прошу вас не оставить меня
вашим вниманием! — прибавил он с улыбкою и протягивая Елене
руку.
— Но отчего барон так вдруг вздумал требовать
вашей руки?.. От ревности, что ли? — спросил князь, слегка усмехаясь.
Она до сих пор сохранила еще к вам самое глубокое уважение и самую искреннюю признательность; а
ваша доброта, конечно, подскажет вам не оставлять совершенно в беспомощном состоянии бедной жертвы в
руках тирана, тем более, что здоровье княгини тает с каждым днем, и я даже опасаюсь за ее жизнь».
— Ищите, это
ваше дело, а мой секундант — вот!.. — сказал и князь по-русски, показывая на Николя, все время стоявшего у окна и скрестившего, наподобие Наполеона I, на груди у себя
руки.
— А я, панна Жиглинская, осмеливаюсь просить
вашей руки и сердца.
— Аркадий Макарович, мы оба, я и благодетель мой, князь Николай Иванович, приютились у вас. Я считаю, что мы приехали к вам, к вам одному, и оба просим у вас убежища. Вспомните, что почти вся судьба этого святого, этого благороднейшего и обиженного человека в
руках ваших… Мы ждем решения от вашего правдивого сердца!
— Бедная, бедная моя участь, — сказал он, горько вздохнув. — За вас отдал бы я жизнь, видеть вас издали, коснуться
руки вашей было для меня упоением. И когда открывается для меня возможность прижать вас к волнуемому сердцу и сказать: ангел, умрем! бедный, я должен остерегаться от блаженства, я должен отдалять его всеми силами… Я не смею пасть к вашим ногам, благодарить небо за непонятную незаслуженную награду. О, как должен я ненавидеть того, но чувствую, теперь в сердце моем нет места ненависти.
А вы, о жители Петербурга, питающиеся избытками изобильных краев отечества вашего, при великолепных пиршествах, или на дружеском пиру, или наедине, когда
рука ваша вознесет первый кусок хлеба, определенный на ваше насыщение, остановитеся и помыслите.
Неточные совпадения
Осип. Да, хорошее. Вот уж на что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо,
ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув
рукою), — бог с ним! я человек простой».
Голос Осипа. Вот с этой стороны! сюда! еще! хорошо. Славно будет! (Бьет
рукою по ковру.)Теперь садитесь,
ваше благородие!
— Имею честь знать
вашего брата, Сергея Иваныча, — сказал Гриневич, подавая свою тонкую
руку с длинными ногтями.
— Это было рано-рано утром. Вы, верно, только проснулись. Maman
ваша спала в своем уголке. Чудное утро было. Я иду и думаю: кто это четверней в карете? Славная четверка с бубенчиками, и на мгновенье вы мелькнули, и вижу я в окно — вы сидите вот так и обеими
руками держите завязки чепчика и о чем-то ужасно задумались, — говорил он улыбаясь. — Как бы я желал знать, о чем вы тогда думали. О важном?
— Здесь Христос невидимо предстоит, принимая
вашу исповедь, — сказал он, указывая на Распятие. — Веруете ли вы во всё то, чему учит нас Святая Апостольская Церковь? — продолжал священник, отворачивая глаза от лица Левина и складывая
руки под эпитрахиль.