Неточные совпадения
— Нет, не так-с! — продолжал
князь, краснея в
лице. — Любимцы у нас не столько служат, сколько услуживают женам, дочерям, любовницам начальников…
В один из холоднейших и ненастнейших московских дней к дому
князя подходила молодая, стройная девушка, брюнетка, с очень красивыми, выразительными, умными чертами
лица. Она очень аккуратно и несколько на мужской лад была одета и, как видно, привыкла ходить пешком. Несмотря на слепящую вьюгу и холод, она шла смело и твердо, и только подойдя к подъезду княжеского дома, как бы несколько смутилась.
Стали выходить пассажиры, в числе которых из 1-го класса вышел и
князь Григоров, нагруженный пледами и саквояжами, с измятым, невыспавшимся
лицом.
Князь сел на стул перед столом своим.
Лицо его явно имело недовольное выражение.
— Конечно, ничего, стоило посылать! — произнес
князь досадливым голосом, между тем
лицо у него было какое-то искаженное и измученное. Руку свою он почти насильно после того вырвал из руки Елпидифора Мартыныча.
У
князя все мускулы в
лице передернуло.
Князь сидел на креслах, закинув голову назад.
Лицо его имело какое-то мечтательное выражение;
лицо же княгини, напротив, и на этот раз опять осенилось облаком тайного неудовольствия. Муж и жена, оставшись с глазу на глаз, чувствовали необходимость начать между собой какой-нибудь разговор, но о чем именно — не знали.
Князь, впрочем, заговорил первый.
Князь на это ничего не ответил и, сев в карету, велел себя везти на Кузнецкий мост. Здесь он вышел из экипажа и пошел пешком. Владевшие им в настоящую минуту мысли заметно были не совсем спокойного свойства, так что он горел даже весь в
лице. Проходя мимо одного оружейного магазина и случайно взглянув в его окна,
князь вдруг приостановился, подумал с минуту и затем вошел в магазин.
Князь — выражение
лица у него в эти минуты было какое-то ожесточенное — сейчас же сел и принялся писать...
— А я разве меньше тебя люблю? — шептал тоже
князь, целуя ее в
лицо.
Когда стакана по два, по три было выпито и барон уже покраснел в
лице, а
князь еще и больше его, то сей последний, развалясь на диване, начал как бы совершенно равнодушным голосом...
— С девушкой одной и очень хорошей!.. — отвечал
князь, окончательно краснея в
лице.
— Княгиня пока ничего, — отвечал
князь, держа голову потупленною, и хоть не смотрел в это время приятелю в
лицо, но очень хорошо чувствовал, что оно имеет не совсем одобрительное выражение для него.
Последнего спора Елены с
князем ни барон, ни Анна Юрьевна не поняли нисколько, и барон, видимо решившийся наблюдать глубочайшее молчание, только придал своему
лицу весьма мыслящее выражение, но Анна Юрьевна не унималась.
На другой день, часов в двенадцать утра,
князь ходил по комнате жены. Княгиня по-прежнему сидела неодетая в постели, и выражение ее доброго
лица было на этот раз печальное и сердитое. Объяснение между ними только что еще началось.
Князь при этом потемнел даже весь в
лице: если бы княгиня продолжала сердиться и укорять его, то он, вероятно, выдержал бы это стойко, но она рыдала и говорила, что еще любит его, — это было уже превыше сил его.
— Но чем же я вас дурно третирую? — спросил
князь, повертываясь
лицом к жене.
Вдали, в самом деле, показался
князь, шедший с наклоненной головой и с самым мрачным выражением в
лице.
— Вижу, вижу-с и благодарю! — сказал Миклаков, поворачиваясь к
князю лицом, но все-таки не вставая с постели.
— Потому, что она полюбила уж другого, — отвечал
князь, покраснев немного в
лице.
— До свиданья! — сказал и Миклаков, и хоть по выражению
лица его можно было заключить о его желании побеседовать еще с
князем, однако он ни одним звуком не выразил того, имея своим правилом никогда никакого гостя своего не упрашивать сидеть у себя долее, чем сам тот желал: весело тебе, так сиди, а скучно — убирайся к черту!.. По самолюбию своему Миклаков был демон!
Князь после того пошел к Жиглинским. Насколько дома ему было нехорошо, неловко, неприветливо, настолько у Елены отрадно и успокоительно. Бедная девушка в настоящее время была вся любовь: она только тем день и начинала, что ждала
князя. Он приходил… Она сажала его около себя… клала ему голову на плечо… по целым часам смотрела ему в
лицо и держала в своих руках его руку.
Барон в настоящий вечер был особенно нежен с княгиней: его белобрысое
лицо, с каким-то медовым выражением, так и лезло каждоминутно
князю в глаза.
Увидав знакомых ему
лиц, и
лиц такого хорошего круга, Архангелов сейчас же подлетел к ним самым развязным манером, сказал две — три любезности княгине, протянул как-то совершенно фамильярно руку барону, кивнул головой приветливо
князю.
Елена, с самого начала этой сцены больше и больше изменявшаяся в
лице, наконец, тоже встала и прямо взяла
князя за руку.
Князь слушал приятеля с нахмуренным
лицом.
— И последнее время, — не унимался, однако, Миклаков, — княгиня, как известно вам, сделалась очень любезна с бароном Мингером, и это, изволите видеть, оскорбляет самолюбие
князя, и он даже полагает, что за подобные поступки княгини ему будто бы целый мир плюет в
лицо.
Князь ничего на это не произнес и даже такое имел выражение
лица, как будто бы не про него это говорили.
Князь подал Миклакову письмо княгини, которое тот внимательно прочел, и вслед за тем все
лицо его приняло какое-то умиленное выражение.
Елизавета Петровна приняла
князя у себя в спальне и лежа даже в постели.
Лицо у нее тоже было заплаканное и дышавшее гневом.
Прочитав письмо, Елена страшно изменилась в
лице.
Князь никак не ожидал даже, чтобы это так сильно ее поразило.
Князь, едва надев на себя кое-что, бросился к ней. Он застал Елену, лежащую на постели, с посинелым
лицом и закатившимися глазами. Довольно нестарая еще акушерка суетилась и хлопотала около нее.
Князь смотрел на всю эту сцену, стоя прислонившись к косяку и с каким-то бессмысленным выражением в
лице. С Елпидифора Мартыныча между тем катился уже холодный пот,
лицо у него было бледно, глаза горели какой-то решимостью.
Князь после того, как бы не зная, чем себя занять, снова возвратился в залу и сел на прежнее свое место; он совершенно был какой-то растерянный: радость и ужас были написаны одновременно на
лице его.
Говоря это, Елпидифор Мартыныч блистал удовольствием от мысли, что он мог так великодушно и так благородно отомстить
князю и Елене. Первый же стоял перед ним с потупленным и нахмуренным
лицом.
По тону голоса
князя и по выражению
лица его Елена очень хорошо поняла, что его не своротишь с этого решения и что на него, как она выражалась, нашел бычок старых идей; но ей хотелось, по крайней мере, поязвить его умственно.
Когда Елена говорила последние слова, то у ней вся кровь даже бросилась в
лицо;
князь заметил это и мигнул Миклакову, чтобы тот не спорил с ней больше. Тот понял его знак и возражал Елене не столь резким тоном...
Дьякон же в этом приходе, с
лицом, несколько перекошенным и похожим на кривой топор (бас он имел неимовернейший), был, напротив, человек совершенно простой, занимался починкой часов и переплетом книг; но зато был прелюбопытный и знал до мельчайших подробностей все, что в приходе делалось: например, ему положительно было известно, что
князь по крайней мере лет пятнадцать не исповедовался и не причащался, что никогда не ходил ни в какую церковь.
На другой день часу в 12-м,
лица, долженствующие участвовать в крещении, собрались.
Князь, впрочем, по предварительному соглашению с Еленой, не пришел совсем, Елпидифора Мартыныча тоже не было: не получая до сих пор от
князя ни полушки, он, наконец, разобиделся и дня два уже не был у Елены.
Скрыть это и носить в этом отношении маску
князь видел, что на этот, по крайней мере, день в нем недостанет сил, — а потому он счел за лучшее остаться дома, просидел на прежнем своем месте весь вечер и большую часть ночи, а когда на другой день случайно увидел в зеркале свое пожелтевшее и измученное
лицо, то почти не узнал себя.
Князь при такого рода определении ему самого себя, покраснел даже в
лице.
— И ты искренно это говоришь? — спросил ее
князь, бледнея весь в
лице.
Миклаков многое хотел было возразить на это княгине, но в это время вошел лакей и подал ему довольно толстый пакет, надписанный рукою
князя. Миклаков поспешно распечатал его; в пакете была большая пачка денег и коротенькая записочка от
князя: «Любезный Миклаков! Посылаю вам на вашу поездку за границу тысячу рублей и надеюсь, что вы позволите мне каждогодно высылать вам таковую же сумму!» Прочитав эту записку, Миклаков закусил сначала немного губы и побледнел в
лице.
Его искаженное и явно дышавшее гневом
лицо смутило несколько Елену, и при этом она хорошенько не знала, на нее ли
князь продолжает сердиться или опять дома он чем-нибудь, благодаря своей глупой ревности, был взбешен.
Князь молчал, но по
лицу его заметно было, что такое намерение Елены ему вовсе не нравилось.
Лицо барона приняло скучающее выражение и напомнило несколько то выражение, которое он имел в начале нашего рассказа, придя с
князем в книжную лавку; он и теперь также стал рассматривать висевшую на стене карту. Наконец, Анна Юрьевна сделала восклицание.
— Что? — переспросил
князь, вспыхнув весь в
лице.
Князь прочел вслух напечатанную на ней фамилию: «Monsieur Жуквич»; при этом и без того сердитое
лицо его сделалось еще сердитее.
Господин Жуквич, наконец, показался в дверях. Это был весьма благообразный из себя мужчина, с окладистою, начинавшею седеть бородою, с густыми, кудрявыми, тоже с проседью, волосами, одетый во франтоватую черную фрачную пару; глаза у него были голубые и несколько приподнятые вверх; выражение
лица задумчивое. При виде
князя он весь как-то склонился и имел на губах какую-то неестественную улыбку.
Князь на это промолчал, и Елена, по выражению его
лица, очень хорошо видела, что у него был на уме какой-то гвоздик против Жуквича.